read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



дату и обстоятельства несчастья. Профессор собирался, накопив достаточное
количество оттисков и судеб, исследовать их и установить: есть ли между ними
какая-то закономерная связь, или же ей и не пахнет. К сожалению, вскоре об
этом дозналось начальство, был большой шум и обвинение в потворстве вредным
суевериям, и прочее, что полагалось в таких случаях. Сбор материала,
естественно, строжайше запретили, эксперимент не состоялся, а вопрос о
фиксированности судеб остался открытым. А жаль.
Значит, судьба, думал я, пройдя Советский бульвар и выйдя сквером на
улицу Горького. Интересно, где записана моя саперная судьба? Да и есть ли
ока вообще? Можно, конечно, исходить из того, что каждый, кто занимается
разминированием, обезвреживанием старых боеприпасов и вообще пиротехникой,
должен рано или поздно подорваться. Но с такой точки зрения каждый шофер
должен когда-нибудь попасть в аварию, каждый электрик - под удар тока, а
каждый пешеход - под машину. На самом деле это не так. И я не собираюсь
ошибаться. Нет, не бывает никакой особой саперной судьбы, все зависит от
тебя самого. И судьба старика тоже зависела от него самого? Наверное... Тут
я встрепенулся, и мысль о старике осталась недодуманной. Навстречу шла
женщина, невысокая и - насколько позволяло разглядеть освещение -
светловолосая, глаз ее нельзя было различить, но они почудились мне большими
- и вдруг на мгновение до думалось, что это Астра, что она здесь, в Риге,
что то же непонятное беспокойство, что и меня, выгнало ее на улицу в поздний
час и толкнуло мне навстречу, и сейчас мы остановимся лицом к лицу, и вот
это и будет судьба. На мгновение; потому что то была не она, это я понял еще
шагах в пяти, и сразу утратил к ней всякий интерес. Она была достаточно
молода и привлекательна, но я уже привык в подобных ситуациях воспринимать
женщин просто как деталь обстановки, не более.
Нет, это была не Астра. Но тут волей-неволей пришлось вспомнить о том,
как мы с Астрой бродили по этим самым местам, и что говорили, и что делали,
и как смотрели, и как прикасались друг к другу. Если сейчас повернуть по
Горького назад, потом свернуть налево и войти в Старый город, то очутишься в
паутине узких улочек; на одной из них, идущей вдоль старой крепостной стены,
лежала некогда громадная катушка от импортного кабеля. Поздно вечером мы
остановились у этой катушки, и Астра спросила, что подарить мне назавтра, в
день моего рождения. Я попросил: "Подари мне себя". Она серьезно помолчала,
потом кивнула и ровным, подчеркнуто ровным голосом сказала: "Хорошо".
Назавтра...
Но сейчас я шел по улице Горького не к Старому городу, а в
противоположную сторону. И экскурсию по прошлому лучше было отложить до
другого раза.
Но предположим, что у нас с Астрой все сложилось бы иначе. Никто не
пересек бы дорогу ни ей, ни мне; я сделал бы предложение, и она вышла бы за
меня замуж. Предположим... но к чему это привело бы? С ее точки зрения, у
меня были немалые недостатки, и одним из них (она этого не говорила, но я и
так понимал) являлся мой офицерский статус. Статус человека, не вольного в
своей судьбе. Какое бы высокое звание ты не носил, оно не избавляет тебя от
этого. Конечно, сперва она не стала бы об этом задумываться, перемена в ее
жизни, обретение самостоятельности от родителей показались бы ей куда
важнее; но позже все вышло бы на поверхность. Ей пришлось бы не очень-то
сладко в тех местах, где я служил после Риги и до перевода в Москву. Очень.
Совсем молодой женщине из большого города. И она не выдержала бы. Как, в
конечном итоге, не выдержала Светлана, которой надоели военные городки в
безлюдных краях и чемоданы постоянно на боевом взводе. Лично я награждал бы
офицерских жен за выслугу лет точно так же, как самих офицеров. Этого у нас
не делается - и напрасно. На свете есть не только матери-героини, но и
жены-героини, только мы их не хотим замечать, словно выполнение долга дается
им легче, чем нам.
По Барбюса я вышел на улицу Миера. Название это можно перевести как
"улица Мира", но можно и иначе: "улица Покоя". Я придерживаюсь второго
толкования. За виадуком я свернул налево.
Здесь не было домов, и тем не менее именно тут старик ожидал меня.
Военное кладбище было в двух шагах - запертые ворота и распахнутая калитка.
Я помедлил, прежде чем войти. Потянуло ветерком, и я вдруг ощутил, что это -
весенний ветер, ветер молодости, предчувствий, томления и стесненного
дыхания. Что-то такое было в его запахе, и казалось неуместным, что ощущение
возникло не где-нибудь, а на пороге места, где навсегда упокоились многие.
От калитки мне нужно было бы идти прямо, по главкой аллее гарнизонного
некрополя. Но я свернул направо - я здесь не случайный человек. Как много
моих собратьев по профессии нашли последнее пристанище не на таких вот
аккуратных кладбищах, а в кое-как вырытых и забросанных землей ямах,
воронках, безымянных братских могилах - коммунальных квартирах
потусторонности, а то и просто в снегу, в пожухлой или, наоборот, яркой и
сочной траве, на дне рек и морей, в крематориях, смешались с лохмотьями
своего дюраля и сталью чужих танковых колонн... Когда знаешь, сколько их
осталось без памятника, без надмогильной плитки, на которой две даты, а
между ними - прочерк, когда вспомнишь все это, то, ступив на песок
гарнизонного кладбища, свернешь, не задумываясь, прежде всего направо.
Тут они лежат строем, как шагали при жизни в колоннах на марше и стояли
на построениях. Могилы заправлены аккуратно, как койки в подразделении у
хорошего старшины, и каменные таблички выровнялись по ниточке, -
единообразные таблички, и дата смерти на них тоже совпадала: в те
октябрьские дни сорок четвертого освободили Ригу.
Я медленно, словно командир перед строем, прошел мимо них, и те, чьи
имена были на пластинах, показалось, медленно поворачивали невидимые головы,
держа равнение на меня. Но не "ели глазами", а смотрели испытующе: тебя с
нами не было, и мы не знаем, многого ли ты стоишь, а если стоишь - чем ты
это докажешь? Любой из них имел бы право спросить так, даже тот, кто только
что прибыл на передний край с пополнением, был распределен, не успел толком
познакомиться с соседями по отделению и взводу, запомнить фамилии
командиров, толком испугаться не успел, как назавтра пошел в свой первый бой
и был убит (здесь лежали и совсем молодые, лишь в сорок четвертом
призванные), - даже такой имел право потребовать ответа, потому что на
переднем крае, в бою, никто не погибает бесполезно, даже если он не то что
убить врага, но даже выстрелить в белый свет еще не успел, когда его настиг
осколок мины или свинцовое веретенце. Все равно он пал с пользой, хотя бы
потому, что сосед его, уцелевший, станет злее и сделает больше, раз уж так
получилось... Они безмолвно вопрошали, и я таким же способом отвечал им: не
думайте, что нам, военным, в мирное время легче. Во время войны результаты
нашего труда налицо, и по ним можно судить, насколько мы хороши или плохи, а
в дни мира результаты эти видны разве что специалистам: нашему военному
начальству, правительству да еще дипломатам, за чьей спиной мы незримо стоим
даже в самых сложных переговорах. В мирное время большинство людей о нас не
задумываются, как не думают о воздухе, которым дышат, пока его вволю; разве
что ругнут раз-другой, когда чего-то не завезли в магазин - все, мол, идет
нам, но умный и тогда не ругнет. И еще потому нам нелегко, что в военное
время победителей не судят, даже если они победили не по правилам, - судят
побежденных, даже если они проиграли по всем правилам. В мирное же время
результат условен, и я помню, как сокрушался в свое время старый офицер:
"Двадцать лет штурмую эту сопку, и каждый раз говорят - неправильно. Нет,
служба ж в мирное время - не мед. Не убивают, говорите вы? Ну, это еще как
сказать...
Так прошел я мимо строя солдатских могил - была у меня сегодня
внутренняя потребность в этом, - возвратился на главную аллею и направился
туда, куда, собственно, и шел.
Это, конечно, условность; в могилах лежат не люди, там доски и кости, а
люди остаются в нас, и беседовать с ними можно в любое время и в той точке
пространства, в которой ты в данный момент находишься. И все-таки идешь к
могилам - потому, может быть, что там ты видел человека в последний раз,
когда еще можно было сказать о нем, что это - он. Можно, но не всегда.
Инженер-майор Авраменок, то самый старик, что наставлял меня когда-то в
премудростях службы и ремесла, здесь, в том месте, к которому я сейчас
приближался, уже не был похож на самого себя: особенность ремесла. При жизни
он был грузным, с кое-как вылепленным лицом и не всегда сдерживался в
выражениях. Вырос он в войну, из ополченцев. Некоторые офицеры недолюбливали
его, считая, что он подлаживается к солдатам; на самом же деле он умел
говорить с каждым на понятном языке и солдат любил, хотя поблажек не давал.
И на сложное обезвреживание пошел сам, хотя имел право послать других. Склад
крупнокалиберных снарядов был заминирован на неизвлекаемость, мина лежала
внизу, под штабелем, но взрыватель ее был присоединен так, что при попытке
извлечь любой из снарядов из трех верхних рядов он сработал бы. Нужна была
ювелирная работа, чтобы подвести под эти три ряда с двух сторон стальные
ребра, своего рода леса, надежно опереть их о землю, чтобы можно было
извлечь снаряды следующего, четвертого ряда (что само по себе было
.неимоверно трудно и опасно), а затем найти и перекусить поводки, чтобы
отключить мину и спокойно разгружать штабель дальше, не опасаясь ее. Четко
помню, как это было. Оставив всех нас за оцеплением, - я командовал тогда
взводом, - майор двинулся к штабелю, небрежно, словно тросточкой или стеком,
помахивая лопаткой. Первый снаряд он вытаскивал не меньше, чем полчаса.
Дальше пошло легче. Он относил их в сторонку бережно, точно спящих
младенцев, потом мы перенимали их и несли к стоявшей поодаль машине с
насыпанным в кузов для мягкости песком. Происходило это в пределах дачного
поселка, чуть ли не рядом со вскрытым хранилищем поднималась уже почти
законченная высокая коробка нового санатория; если бы весь боезапас рвануло,
строителям пришлось бы изрядно повозиться, прежде чем они смогли бы начать
все сначала. После одного снаряда майор, заглянув в образовавшуюся пустоту,
осторожно сунул туда руку, вынул что-то маленькое, блеснувшее, плоское,
повертел в пальцах, пожал плечами и сунул в карман, чтобы затем снова
приняться за свое дело. Я видел это, потому что стоял на другом конце
широкой траншеи, заранее вырытой нами, чтобы легче было выносить снаряды,
одновременно мы расширили и сам бункер, иначе там негде было повернуться, а
пространство майору могло понадобиться. Майор снял весь ряд, нашел и



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 [ 12 ] 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.