я собрался просить Каторна о снисхождении, жалуясь на бесчисленные заботы!
поворот, и, мне показалось, впереди мелькнуло море. - Приятно, когда тебя
понимают.
заметил Каторн.
Неужели Ригенос был прав, неужели Каторн, завидуя моей воинской славе, еще
ревнует ко мне Иолинду?
никчемными домыслами. Услышав крик рулевого, я поднялся на палубу -
посмотреть, что случилось.
***
прославленный в сказаниях город. От блеска башен, которые на самом деле были
сверкающими, у нас заболели глаза. Город лучился светом; его окружала
серебристая вуаль, испещренная сотней других цветов и оттенков, начиная от
зеленого с фиолетовым и кончая розовым, лиловым, желтым и красным. Цвета
перемигивались между собой в ярком свечении, которое возникало из сияния
мириад самоцветов.
утреннего солнца.
вошел в устье реки. Мы старались держаться правого берега - того, на котором
стоял Нунос. Среди лесистых прибрежных холмов изредка попадались деревушки.
Некоторые из них являли собой очаровательное зрелище, но не шли ни в какое
сравнение с великолепием Нуноса.
расселись на мачтах и тут же затеяли свару - наверно, из-за того, кому где
сидеть.
Остальные корабли не пошли за нами, а бросили якорь на рейде. Они
присоединятся к нам позже, когда лоцман определит им место стоянки.
Ригеноса и мой собственный - серебряный меч на черном поле.
заволновалась и зашумела. Мы пришвартовались и бросили сходни. Едва я ступил
на берег, толпа загудела, произнося нараспев одно и то же слово. Разобрав,
что они поют, я почувствовал себя неловко.
речи совсем не было слышно. Я поднял руку в салюте и даже пошатнулся - так
оглушительно взревела толпа. Я едва удержался от того, чтобы заткнуть уши.
По заполненным народом городским улицам мы отправились во дворец принца, где
нам были приготовлены покои.
низенькими, приземистыми домиками горожан, многие из которых нельзя было
назвать иначе как лачугами. Единственного взгляда на них было достаточно,
чтобы понять, откуда взялись деньги на отделку башен рубинами, жемчугами и
изумрудами.
богатством и бедностью, То ли меня пленила новизна впечатлений, то ли
кварталы бедноты в столице королевства, если таковые существовали вообще,
были прибраны к моему появлению в городе.
вместо одежды. Правда, они радовались и шумели не меньше своих хорошо одетых
сограждан. Быть может, они видели источник всех несчастий в элдренах.
обвислыми усами и бледными водянистыми глазами. Повадкой он напоминал
раздражительного, привередливого хищника. Выяснилось, чему я ни в малейшей
степени не удивился, что он не присоединится к нам, а останется "защищать
город" - вернее сказать, свои сокровища.
ворота дворца (которые, кстати сказать, не мешало бы почистить), - мой
дворец в распоряжении короля Ригеноса и господина Эрекозе. Если вам
что-нибудь нужно...
мыслям. - И никаких пиров. Я же предупреждал тебя, Бладах, чтобы ты не
устраивал больших торжеств.
производил впечатление человека, которому нравится тратить деньги. - Я так и
поступил.
приготовленными. Принц Бладах разделил с нами трапезу вместе со своей
пухленькой глуповатой женой, принцессой Ионанте, и двумя заморенного вида
детьми. Я развеселился, подумав о том, в каком разительном несоответствии
находится образ жизни правителя Нуноса со сверкающим великолепием городских
башен.
дожидались нас в Нуносе уже несколько недель. Среди них оказался и Каторн,
который весьма толково и сжато изложил план ведения войны, разработанный
нами в Некранале.
дородный мужчина, чьи доспехи, наравне с моими, лишены были всяких
украшений; принц Малихар и его брат, герцог Эзак, не раз обнажавшие клинки в
битвах; граф Шанура из Каракоа, одной из самых отдаленных и варварских
провинций. Длинные волосы Шануры были заплетены в три косицы, бледное и
худое лицо вдоль и поперек исполосовали шрамы. Рот он открывал редко -
обычно для того, чтобы задать какой-нибудь конкретный вопрос.
иронией, - здесь род людской разобщен вовсе не так сильно, как это было в
мире, который покинул Джон Дейкер". Однако вполне возможно, что их
объединило только наличие общего врага. Когда с ним покончат, всякому
единению, пожалуй, придет конец. Граф Шанура, например, без особого, как мне
показалось, восторга выслушивал приказы короля Ригеноса, который, скорее
всего, казался варвару слишком уж мягкосердечным.
на пользу грядущим сражениям.
военачальников. Король Ригенос поглядел на стоявшие посреди стола бронзовые
часы, циферблат которых имел шестнадцать делений.
Я даже начал бояться, что мои корабли так и сгниют тут на приколе.
около того.
как будто немало обрадовались нашему уходу.
назывался "Иолинда". Раньше мне было не до названия флагмана, ибо я был
поглощен мыслями о женщине, которая носила то же имя. В порту мы увидели и
другие корабли из Некраналя. Моряки развлекались, торопясь напоследок урвать
от жизни, что получится, а рабы грузили в трюмы продовольствие и снаряжение.
прошлой ночью, однако во мне зрело радостное возбуждение. Конечно, до
Мернадина путь неблизкий, но на меня благотворно действовала сама перемена
обстановки. По крайней мере, я смогу забыть то, что меня гложет. Мне
вспомнился роман "Война и мир", где Пьер, обращаясь к Андрею, говорит, что
все люди по-своему стараются забыть о смерти. Кто распутничает, кто играет,
кто пьянствует - а кто, как ни странно, воюет. Откровенно говоря, меня
одолевали думы не о смерти, а скорее о бессмертии, о вечной жизни вечного
солдата.
боялся правды. Я не был божеством, чтобы не моргнув глазом принять ее, какой
бы она ни оказалась. Я был человеком. Мои заботы, мои амбиции и чувства были
чисто человеческими. Но оставался вопрос: как мне удалось переродиться, как
я стал тем, кем стал? Неужели я и в самом деле бессмертен? Неужели моей
жизни нет ни начала, ни конца? И потом, как быть тогда с природой времени? Я
уже не в состоянии воспринимать Время как линейную протяженность, что с
успехом делал в свою бытность Джоном Дейкером. Время лишилось
пространственных очертаний.
волшебника. Или само забудется? Забудется ли? Надо попытаться.
были выбраны, швартовы отданы. Под скрип тимберсов и плеск весел "Иолинда"
устремилась в открытое море.
Глава 10