же минуту та же мысль посетила дю-А - вот совпадение-то!
может еще один человек, - почти крикнул он. - Командир пробора! Я ведь
видел, даже инструкции есть специальные. И выгоднее такая докладная была
тебе, а не мне. Что ж я, дурачок, по такому адресу докладные писать? Чтобы
они назад вернулись к тебе?
неожиданности: в грязных делах его никогда никто из куаферов еще не
обвинял.
математику. Поверили, но сказали себе - все правильно, так и надо. Они
себе это сказали и стали ждать, что же предпримет их командир. А командир
молча буравил дю-А глазами и в ярости кусал губы.
понадобилось, как ты думаешь, уважаемый дю-А?
храбритесь передо мной, а сами-то, без моего согласия, не посмеете план
пробора утверждать. Вы просто хотели скрутить меня по-подлому. Мол, чуть
высунешься, сразу дадим ход выражению недоверия, а то и под какой-нибудь
куаферский суд чести подставите, я ведь уверен - в вашей идиотской "Этике
вольностей" и такое найдется. Я уже что-то такое читал в старых стеклах.
подождав секунд пять после того, как математик замолчал. - Все это звучит
в высшей степени разумно и правдоподобно. И ведь правда, ребята, мы все со
стороны совсем не ангелами выглядим, если такие вот обвинения могут нам
предъявлять. Подлецами, подлецами он нас обзывает, вандалами. Мы для
него...
твоего несогласия. Мне согласие и не нужно совсем. Мне помощь твоя нужна,
а не согласие, а если ты против, то что ж... как-нибудь обойдемся.
Федер поднял голову, осмотрелся и улыбнулся прежней улыбкой. - Так. Прошу
всех достать меморандо и вызвать приказ тридцать ноль семь от сегодняшнего
числа.
найдется с десяток человек, которые меморандо с собой не взяли, хотя и
знали прекрасно, что он обязательно понадобится. Они в этот момент
начинают суетиться, заглядывать в мемо соседей, и обязательно им нужна
совсем не та страница, которую соседи смотрят, - поднимается шум, кое-где
возникают споры. Это, наверное, математический какой-нибудь закон, что
некоторые меморандо с собой не берут.
уладим...
экранчик щегольского своего меморандо. - Не имеет силы! Не имеет без моей
подписи!
принимается план, разработанный уважаемым нашим дю-А, и неплохо
разработанный - пробор типа Ацтека с каким-то там индексом, ну вы там
увидите. Тот самый тип, о котором вы все, и наш добрый Лимиччи в том числе
(Лимиччи гыгыкнул), прекрасно осведомлены. Если вы приглядитесь к пунктам
пять и шестнадцать приказа, то увидите, что дорогим нашим куаферам и еще
более дорогим микробщикам придется на этом проборе туго, особенно в период
первой фаговой атаки. Но...
дю-А, но Федер словно не слышал.
так получается?! Вы только посмотрите, сколько вы мне распылителей
придаете! Вы что, смеетесь, что ли? Да какой может быть пробор с такой
машинерией?
командира едким нахальным взглядом - Гджигу никогда не упускал возможности
поругаться, за что и заслужил репутацию отличного специалиста. Впрочем,
специалист он и вправду был неплохой. Но тут окончательно взорвался дю-А.
Он не мог вынести, что на него не обращают внимания. Просто не обращают, и
все.
"воскликнул"). - Подождите! Послушайте! Ну как же вы не можете понять... -
И он с жаром стал выкрикивать, наверное, уже намертво затверженный текст
по поводу нашего вандализма, но так, словно в первый раз к нам с такими
словами обращался. Говорил он вдохновенно, куда только суконная маска его
подевалась, он жестикулировал, делал эффектные паузы, играл голосом, как
заправский актер, и мы в первый, может быть, раз слушали его с интересом.
- Вот эти цветы, - он указал пальцем на темное окно, - цветут сегодня в
последний раз. Больше их никто не увидит. Это животное, - палец на ящике с
химерой, уроженкой Парижа-100, - прекрасно приспособленное к условиям
жизни здесь, потому что здесь его родина, замрет скорее всего навсегда
где-нибудь на десятой полке Центрального вивария, который все зовут проще
- зоокладбищем; эти запахи (я, кажется, говорил уже, что на Галлине сильно
воняло) уже никто и никогда обонять не будет. Все, все, целый мир исчезнет
на восемьдесят восемь процентов ради того, чтобы кто-то, пришедший
издалека, чужой всему здесь живущему, смог переделать свою пятикомнатную
квартиру на шестикомнатную (интересно нам стало, где это он видел
пятикомнатные квартиры). Им даже название никто не дает, прежде чем
уничтожить. Вид-пять, вид-шесть!..
истерикой. Дю-А похож на меня, и поэтому после того собрания я никогда не
произношу вдохновенных речей - мне в таких случаях вспоминается, какой
противной тогда была его физиономия.
возился с какой-то квадратной штукой, похожей на портшоколад. Потом он
положил ее на пол рядом с собой и выжидательно уставился на математика,
завороженного собственной речью.
нахмурился, кашлянул и заговорил снова. Потом, в самом, можно сказать,
патетическом месте, голос его стал быстро и как-то странно тоньшать - дю-А
покраснел. Ребята очень заинтересовались. На словах "непростительный,
ничем не оправданный вандализм", когда голос у дю-А стал тонким как
спичка, мультипликационным каким-то, он с недоумением и мукой замолк.
очень у него был уморительный вид, у этого нашего зануды дю-А.
мной тоже такую штуку устраивали, да и не только со мной - на проборах
любят шутить. Гелий! Та коробочка, которую положил рядом с собой Каспар,
была обыкновенным контейнером с твердым гелием, а гелий, если попадает в
горло, очень смешно изменяет голос. Это называется "запеть соловьем".
Подсунешь кому такой контейнер - смеху не оберешься.
раньше подняться, потому что, как бы я ни относился к математику, а я
сложно к нему относился, он был под моей защитой, и я все время про это
помнил. И неловко себя чувствовал, потому что никак не мог решить, пришла
моя очередь вмешаться или не пришла. Дурацкое положение. Мне очень
хотелось, чтобы не пришла. Но теперь над ним издевались явно, и особенно
Каспар, которого я не любил и которого никто не любил, а вот теперь он
радовался своей шутке, и все остальные радовались тоже. Краем глаза увидел
я в тот момент, что Федер не смеется, что он серьезен. И Кхолле Кхокк не
смеялся, и еще кое-кто, потому что ругань руганью...
Каспара, потом обратно и в мгновение ока остервенел. Он рывком наклонился,
поднял с полу этот красивый увесистый баллончик, искривив рот,
огляделся... И может, обошлось бы все, потому что дю-А как никто умел себя
контролировать, но в этот момент сквозь общий, уже стихающий хохот
раздался скрипучий голос Гджигу:
ругаться будем? Ведь я не отстану!
никакой вдохновенной речи. - И в прошлом проборе не дал, и сейчас не дам.
Не нужно тебе.
нарочно! Я... Ах ты, подлец! - И, размахнувшись, швырнул вдруг контейнер в
Федера. Швырнул и в тот же момент страшно перепугался, это заметили все.
Контейнер стукнулся в дверь, упал на пол и зашипел. Хохот, шум - все как
ножом обрезало, установилась полная тишина. Я сел на место, потому что,
как ни нуждался в моей помощи математик, ему уже ничем нельзя было помочь
- вступали в силу неписаные законы нашего так не любимого им кодекса.
попробовал голос и сказал - тихо, почти с жалостью:
прогуляться? Не понимаю.
понимать. - Но это же бред! Этого... Вы мне что, дуэль предлагаете?
повторил Федер. - Пошли. Прямо сейчас.
Суворов Виктор
Корнев Павел
Никитин Юрий
Лукин Евгений
Самойлова Елена
Роллинс Джеймс