Чтение 12–й страницы книги ~Слимпер~

больше от стен никакой угрозы.

- Я бы так рисковать не стал, - забеспокоился Map. - Хрен его знает, где
мы можем оказаться! Может, это Хранилище под землей замуровано. Или на дне
какого океана находится... Задохнешься ведь! Потонем.

- А вот это твоя прямая забота: проследить за тем, чтобы мы не утонули, -
посмеиваясь, сказал Семен, подходя к стене. - И чтобы в земле не остались.
Справишься?

- Куда же я денусь, - вздохнул медальон. - Ох и послал мне случай
напарничка, ох и послал... Семен, ты слыхал, что любопытство кошку сгубило?

- Так то кошка, - уверенно ответил Семен, - а то я. - И шагнул в белое
сияние.

... Снаружи Хранилище выглядело как гора. Высокая, каменистая, ни
кустика, ни травинки; Семен стоял у подножия той горы, отряхиваясь от пыли и
песка - гора хоть и была колдовской, миражной, но мусору и грязи на ней было
преизрядно. Накопилось с годами. Там, где Семен вышел из Хранилища, на
склоне горы светлело пятно в виде человеческого силуэта: камни здесь были
словно дочиста отмыты. Теперь вся эта грязь была на Семене.

Более или менее отчистив одежду и вытрусив из шевелюры мелкие камушки и
песок, Семен огляделся.

День в этом Мире клонился к вечеру: оранжевое солнце низко висело над
верхушками высоких деревьев, придавая густой листве зловещий темно-багровый
цвет - деревья росли по другую сторону широкой утоптанной дороги,
пролегавшей неподалеку от горы. Видимо, прямо за дорогой начинался дремучий
нехоженый лес.

На дороге стояла, чуть накренясь набок, небольшая открытая повозка с
"обутыми" в шины колесами - колеса были вроде мопедных, с множеством тонких
железных спиц. Возле повозки, лицом к ней и спиной к Семену, сидел, скрестив
ноги по-турецки, человек в темно-коричневой одежде. Сидел не шевелясь -
издали его можно было принять за пень, странным образом выросший на проезжем
месте. Обознаться было легко, так как и повозку, и неподвижного человека
покрывала густая тень от деревьев.

Впереди повозки лежало что-то темное, крупное и тоже не шевелилось.

- Хм, чего это он там расселся? - спросил Семен, напоследок отряхнув
штанины комбинезона. - Сходить надо, посмотреть...

- Зачем? - живо отреагировал медальон, - Сидит - ну и пусть себе сидит.
Чужой Мир, чужие нравы... Может, он молится. Или клятву какую дает... Убить
первого встречного, например! А тут р-раз - и ты на подходе. Будьте любезны!

- Есть у меня сильное подозрение, что не просто так он там сидит, -
упавшим голосом ответил Семен, направляясь к повозке. - Подозреваю, что это
я его лошадь того... На линии огня случайно оказалась, и тю-тю лошадка...

- Золотую монету ему дай и пусть себе проваливает куда ехал, - недовольно
буркнул Map. - Оно, конечно, не стоит никакая сельская кляча такой дикой
цены, но зато совесть тебя грызть не будет. Вообще-то, по-моему, совесть
есть атавизм и пережиток, очень вредный для нашей работы! Заблуждение, от
которого надо всемерно избавля... - медальон осекся на полуслове. - Вот так
лоша-адка... - протянул Map и умолк.

Упряжной лошадкой был серый, с подпалинами матерый волчище. Мертвый
матерый волчище, с рослого теленка размером, лежавший на боку и запутавшийся
лапами в ремнях упряжи из пасти волка вывалился темный от пыли язык,
открытые глаза стеклянно смотрели куда-то поверх Семена; волк не дышал. На
боку волка, в области груди, было три черных входных отверстия от
неразменной пули; четвертое отверстие приходилось на шею. Пятый выстрел
отстриг зверю ухо.

Земля под волком была залита темно-бурой запекшейся кровью, над кровью
жужжали зеленые мухи.

- Кучно, - еле слышно выдохнул Семен, останавливаясь позади неподвижно
сидящего человека. - Метров с двадцати... невероятный результат!

Однако сидевший человек его услышал.

- Да, - сказал он, вставая на ноги и легонько покряхтывая. - Вот именно
что невероятный! По монастырской купчей... ох ты, бедная моя поясница... по
купчей ведомости ездовой волк проходил как оборотневый,
самовосстанавливаюшийся... многоразовый, так сказать. И где же его обещанная
многоразовость? Где восстанавливаемость, я вас спрашиваю? - Человек в
коричневом повернулся к Семену - Жулики, кругом одни жулики. Никому верить
нельзя! По документам - практически бессмертная скотина... ан нет: ни с того
ни с сего сама по себе продырявилась, упала и сдохла

Судя по всему, это был священнослужитель. Может быть, монах из
какого-нибудь ближнего монастыря - коричневая одежда оказалась чем-то вроде
сутаны, перетянутой в поясе тонким кожаным ремешком, на ногах у монаха были
деревянные сандалии. Монаху было лет под пятьдесят, стрижен он был коротко,
под горшок, хотя особо стричь было и нечего - на макушке у священнослужителя
имелась обширная плешь-тонзура, то ли природная, то ли специально выбритая;
красный нос и плутоватые пазки выдавали в нем человека жизнелюбивого,
бойкого. Пройдоху и пьяницу выдавили, короче говоря.

- Вот, сидел и ждал, пока он восстановится, - пожаловался монах Семену,
со злостью пнув дохлого волка сандалией. - Как дурак сидел и ждал. Видать,
бракованного волка подсунули. Надо будет монастырю в суд на заводчика
подать... - Монах склонился над возком, сильно навалившись животом на его
борт. Словно нырять в повозку собрался.

- Эй, селянин, - глухо донеслось из возка, - подсоби-ка аптечку
выгрузить... Одному несподручно, радикулит замучил! Достал, понимаешь, сил
просто нету... И лечить некогда - дела все, дела.

Семен подошел к возку, помог монаху вытащить из него небольшой, но
увесистый сундук с двумя боковыми ручками.

- Пешком теперь, да? - понял Семен. - Могу помочь нести. - Семену все еще
было стыдно, что это именно он пристрелил ездового волка. Пусть случайно, но
все же... Да и волк, скорее всего, был не бракованный - просто изрешетившие
его серебряные пули не оставили оборотневому созданию ни одного шанса на
восстановление.

- Зачем же пешком, - возразил монах, откинув крышку сундука и
сосредоточенно копаясь в нем: изнутри сундучок оказался разделен
перегородками на множество отделений-ячеек. - Сейчас я моего зверя немного
оживлю... до ближнего поселка довезет и ладно... тебе в какую сторону? В ту
же, что и мне? Славно. Подвезу, вдвоем оно веселее, безопаснее, ты
драться-то умеешь? А то, говорят, душегубцы здесь шалят. То ли разбойнички
какие, то ли живые умертвия, не знаю. Глухое место, кабы не служба, я бы ни
за что на ночь глядя, к тому же в полнолуние. - Голос монаха становился все
тише, он уже забыл о Семене, разыскивая что-то в своем сундуке.

- Ага, - сказал наконец монах, выпрямляясь и сразу хватаясь за поясницу.
- Ох ты... Слушай, селянин, тебя как зовут?

- Симеоном кличут, - вежливо ответил Семен, входя в роль простодушного
селянина, - а вас, святейшество? - И смиренно сложил руки поверх
кармана-животика. - Зови меня отец Вуди. - Монах потряс вынутым из сундука
черным флакончиком, взбалтывая его содержимое, потом отвинтил крышечку - из
горлышка посудины сразу потянулась струйка темного дыма - и осторожно,
далеко отставив руку, уронил по одной капле на каждую рану волка. Черная
жидкость мгновенно впиталась в волчью плоть: через секунду от ран не
осталось и следа! Даже срезанное ухо по новой отросло.

Волк медленно втянул в пасть язык, встал, тяжело помотал башкой и застыл
в несколько неестественной позе - похоже, у него был серьезно поврежден
позвоночник; взгляд у волка так и остался мертвым.

Отец Вуди поспешно завинтил крышечку и положил флакон в одну из ячеек
сундука.

- Симеон! - торопливо приказал монах, - Клади аптечку в повозку и
запрыгивай! Сейчас он чесанет. Ох и чесанет! - Семен ухватил сундук,
поднапрягся и рывком перенес его в повозку, после чего и сам запрыгнул в
нее: в повозке была лишь одна лавка, для возницы, потому Семен устроился на
дне возка, возле аптечки. Отец Вуди, подобрав полы сутаны, покряхтывая,
забрался следом - на лавочку.

Волк, словно дождавшись именно этого момента, сначала медленно,
неуверенно, а потом все быстрее и быстрее потрусил по дороге: повозка
катилась легко, лишь изредка несильно подскакивая на особо крупных ухабах -
видимо, У повозки помимо дутых шин имелись и хорошие рессоры.

- А как долго он так бежать сможет? - с любопытством спросил Семен. -
Отдыхать ему надо или нет?

- Разве ж это бег, - с пренебрежитетьной усмешкой сказал отец Вуди,
наматывая на руку вожжи. - Зверюга только разогревается. Снадобье пока еще
не полностью всосалось... кровь слишком густая, сворачиваться начала...
Подожди минутку, кровушка у нашей скотинки разгуляется, вот тогда и будет
бег! А отдыхать ему не надо, зачем мертвому отдых? Будет бежать, пока не
развалится... Они, временно оживленные, от снадобья хоть и бодрые
становятся, но гниют слишком быстро... на ходу могут развалиться. Ну,
посмотрим, посмотрим. - Монах озабоченно поглядел в небо - Солнышко садится.
Это плохо. Слушай, Симеон, у тебя хоть какое-нибудь оружие с собой есть? -
Отец Вуди оглянулся на Семена. - Вы же селяне, без топора или складных
дубинок в лес ни шагу! Есть чего, говорю? - Есть, - Семен похлопал себя по
животу. - В кармане.

- Значит, дубинка, - монах удовлетворенно кивнул, - складная. Небось с
выдвижными медными шипами?

- С серебряными, - коротко ответил Семен.

- Богато живешь, селянин Симеон, - уважительно сказал отец Вуди - От
нежити отмахаться можно... Говорят, вы в свои дубинки и ножи самострельные
ухитряетесь вставлять, которые на десять шагов лезвием стреляют?

- Ухитряемся, - согласился Семен, - мы такие! Умелые мы.

- Покажешь потом, ладно? - попросил отец Вуди - Ни разу не видел. -
Покажу, - пообещал Семен. - Потом. Если захотите - Договорились. - Монах
сосредоточился на управлении волком: мертвый зверь шел ходко, все быстрее и
быстрее, движение лап уже было трудно заметить в сгустившемся вечернем
сумраке

Дорога нырнула в лес, по обеим ее сторонам черными стенами высились