Чтение 12–й страницы книги ~Охотник за смертью. Война.~

И тут боевые машины открыли огонь из дезинтеграторов. Теперь, когда они не боялись попасть в своих, они стреляли безнаказанно. Дезинтеграторные пушки пробивали в рядах защитников огромные кровавые бреши, кровью и распыленным мясом наполнился воздух. Толпа покатилась назад, спотыкаясь о мертвые тела. И над этим бедламом возвысил свой голос Джек Рэндом:

— Стойте, друзья! Мы победим эти машины! Оуэн протолкался через толпу и схватил Рэндома за рукав:

— Ты что, псих? Как ты будешь биться мечами против дезинтеграторных пушек? Надо отойти и найти рубеж, который можно будет защищать!

— Чертовски точно подмечено, — сказала Хэйзел, внезапно появляясь рядом с Оуэном. — Ты хочешь, чтобы нас всех перебили, Рэндом?

— Приношу свои извинения, — ответил Молодой Джек Рэндом. — Вы, конечно, совершенно правы. Меня занесло.

— Ну и хорошо, — буркнул Оуэн. — Теперь заткнись и драпай.

Защитники откатились под напором наступающих боевых машин, но это был организованный отход, а не паническое бегство. Люди рассыпались по узким улицам и переулкам, уверенные, что громоздкие машины туда за ними не проберутся. Дезинтеграторы боевых машин водили стволами из стороны в сторону, выискивая достаточно большие группы повстанцев, чтобы стоило по ним стрелять, но защитники Города быстро усвоили суровый урок, и рассыпались на все меньшие и меньшие группы. И боевые машины открыли огонь просто по улицам, разнося стены и дома дождем кирпичной и известковой пыли. Крики и вопли доносились из рушащихся внутрь домов, и вскоре лишь груды щебня лежали там, где раньше была улица, и по этим грудам неостановимо шли вперед боевые машины.

Имперские солдаты видели триумф своих боевых машин и стали выстраиваться за ними. Отход защитников все-таки в конце концов превратился в бегство. Оуэн и Хэйзел остановились и оглянулись. На них надвигались боевые машины с ревущими пушками, превращая Мистпорт в развалины улица за улицей. В небе, подобно грозовым тучам, громоздились гравибаржи. Оуэн протянул руку к Хэйзел, и та приняла ее, и они оба думали об одном и том же. Их соединенные мысли полетели наружу и вверх. Вдруг одна гравибаржа качнулась в воздухе, будто схваченная невидимой и неумолимой силой. Ее двигатель взревел, напрягся и сдох от перегрузки, будто что-то сдернуло баржу с небес и стукнуло о боевую машину внизу.

Сила взрыва разорвала ночь на клочья, и от пламени, взметнувшегося от переплетенных обломков, на улице стало светло, как днем. Силы вторжения снова вынуждены были отойти, чтобы не попасть под дождь расплавленного металла, разбросанного на сотни ярдов от взрыва. Но из защитников никто не пострадал. Обломки сыпались мимо, будто защитников прикрыла чья-то невидимая рука. Повстанцы остановились и ликующими криками приветствовали удачу, которая их спасла. Но из них из всех только Джон Сильвер знал, кому они обязаны жизнью. Он видел, как вышли из своего транса Оуэн и Хэйзел, посмотрели на свои сцепленные руки и улыбнулись друг другу понимающе. Потом они расцепились и вошли в ликующую толпу. Сильвер смотрел им вслед и в который раз уже думал, что же они такое. Во что они превращаются. И не станут ли они пусть всего лишь возможной, но еще более грозной опасностью для Мистпорта, чем Империя. Он шел за ними, потрясенный своими мыслями, но уже обдумывая возможные действия на случай, если возникнет необходимость. И еще думая, прав ли он был, когда спасал жизнь Дезсталкера.

Он всегда ощущал некоторое свое превосходство, потому что многие люди боялись эсперов за свойственные им возможности. Теперь он понимал, что эти люди чувствовали. Он больше не был королем горы. Он даже не был уверен, что может увидеть вершину горы оттуда, где находится.

А среди отступающих имперских войск были Тоби Шрек и его оператор Флинн. Они высадились на поверхность, чтобы снимать действия наземных войск и дать крупные планы триумфального вторжения, только в реальности все вышло не так, как ожидалось. Сейчас уже стало ясно, что ситуация серьезно осложнилась. Лейтенант Ффолкс приказал Флинну отозвать камеру и отключить ее. Прямая трансляция была прекращена по техническим причинам. Чтобы подчеркнуть, насколько эти причины серьезны, Ффолкс упер пистолет в спину Флинна и держал его так, пока камера не села снова Флинну на плечо. Ее единственный красный глаз мигнул и погас. Тоби протестовал, но его никто не слушал. Другого он и не ожидал, но все равно должен был подать голос, чтобы не подумали, что он теряет хватку. Ни он, ни Флинн ни секунды не сомневались, что Ффолкс готов пустить пистолет в ход. При виде поражения наземных войск он побелел от ярости и был готов сорвать ее на любом, у кого хватит глупости попасться ему на дороге. Поэтому Тоби и Флинн отошли вместе с отступающими войсками, пока Ффолкса не позвали пакостить где-то еще. Когда он ушел, они засняли классные кадры с падающей гравибаржей и рванули сломя голову подальше от дождя расплавленного металла. Оказавшись в глубоком снегу за пределами города и временно в безопасности, они почти сразу бросили попытки брать интервью у измотанных солдат и офицеров — после отрицательных ответов в диапазоне от простых ругательств до реальных угроз смерти. — Интересно, куда нас пошлют потом, — произнес Флинн, помолчав.

— Куда-нибудь, где события разворачиваются получше — я так думаю, — ответил Тоби.

— Это если есть такое место.

— Должно быть. Здесь защитникам просто повезло, вот и все.

— Не знаю, — заметил Флинн. — Каковы шансы, что гравибаржа так, ни с того ни с сего, вдруг упадет точно на боевую машину? Тоби внимательно посмотрел на него.

— Ты на что намекаешь? Что повстанцы ее как-то стянули вниз? Брось. Такого оружия у них нет. А если ты имеешь в виду эсперов, то даже печально знаменитая инвестигатор Топаз собственной мерзкой персоной не могла бы стянуть вниз такую огромную массу. У эсперов просто не бывает такой силы. Даже когда Легион не блокирует их разумы.

— Мы в Мистпорте, — мрачно возразил Флинн. — А про Мистпорт рассказывают всякое. Меньше всего мне хотелось попадать сюда.

— Тут действительно полно сюрпризов, — согласился Тоби. — Ты видел, кто предводительствовал мятежниками? Джек Рэндом, точно такой же, как на старых голограммах. Да только если это Джек Рэндом, кто тогда вел силы мятежников на Техносе III? Тот, правда, был куда постарше и куда поистрепаннее. И к тому же я не верю, что он так быстро успел бы оттуда сюда. По крайней мере Империя знала бы.

— Может быть, один из них — дубль. Или клон. — Флинн поморщился. — В любом случае здесь есть много такого, чего нам не сказали.

— Ничего удивительного, — сказал Тоби. — Если он нам снова попадется, может быть, сумеем взять у него интервью. За такой шедевр я смогу назначить любую цену. И прайм-тайм гарантирован.

— Существующие власти, если хотят существовать и дальше, ни за что не дадут тебе его показать.

Тоби улыбнулся, вытащил бумажник, повертел в руках и спрятал обратно.

— Какой сторожевой песик не любит колбаски?

В глубинных лабиринтах Квартала Воров, в гостинице «Терновник», представители союза эсперов отчаянно старались уследить за событиями. Все время приходили люди, забивая и без того набитую комнату, и приносили новости со всего города. Члены Совета, только без Альберта Магнуса, все еще склонившиеся над картой города, все больше мрачнели. Хорошие вести приходили редко. Темными облачками, движущимися по карте, были обозначены сообщаемые эсперами позиции гравибарж и грависаней. Взлетающие им навстречу на битву эсперы летели яркими вспыхивающими искрами. Вскоре эти искры вдруг мигали и гасли, и никто не спрашивал, что это значит. У границ города скопились еще тени — там, где силы Империи сокрушили городские стены. Черные пятна расползались там, где силы вторжения пробивались дальше в город, несмотря на все усилия защитников. Только у юго-западной границы тени остановились, когда стали просачиваться вести о неожиданной победе.

Дети Шанса лежали на одеялах в углу комнаты, постоянно и тихо бормоча информацию и предупреждения, а сам Шанс метался между ними, умасливая, уговаривая, скармливая им сладости. Оставленные вниманием надолго норовили ускользнуть в поглощающий кошмар, жалобно завывая и вскрикивая. Представители союза эсперов скрывали положение «Терновника» и его обитателей на пределе своих ментальных способностей, но даже они не могли защитить детей Абракса от ужаса Легиона. Этот нескончаемый вопль скрежетал у них в уме как кости по костям, как разрываемое живое мясо. Никто не знал, как дети это переносят, но лица этих детей, безнадежно извивающихся в своих одеялах, отбивал охоту спрашивать. Шанс молил Совет позволить ему дать детям успокоительное, но ответ все время был «нет». Они были слишком необходимы.

Эсперы телепортировались туда и обратно с важными сообщениями, появляясь и исчезая с хлопками потревоженного воздуха. Вокруг них вспыхивали искры, болезненно разряжаясь через ближайшие металлические предметы. На каждом прыжке эспер рисковал жизнью, и каждый из них это знал. Вопль Легиона мешал им сосредоточиться, и некоторые так и не прибыли. Просто мелькнули в одном месте, а в другом уже не появились. Другие попадали в гостиницу по частям или страшно перекрученные. Один материализовался наполовину В стене таверны. И остался там, торча из кирпичной кладки. Никто не знал, как его оттуда извлечь, не разорвав стену пополам. Еще повезло, что он был мертв, так что ему просто завесили лицо лоскутом материи, закрыв выкаченные глаза и искаженный в безмолвном крике рот, и притворились, что его там и нет.

Еще один шлепнулся из воздуха на пол липкой массой крови и внутренних органов — его вывернуло наизнанку. Самое ужасное было, что он никак не мог умереть. Наконец Дональд Ройал снес ему голову милосердным ударом меча. Члены Совета и представители эсперов отчаянно пытались составить какой-то план обороны в целом, но все происходило так быстро, что они успевали только реагировать на действия противника и стараться минимизировать ущерб. Все говорили хриплыми сорванными голосами, усталость читалась во всех глазах. Сайдер постоянно поила всех горячим кофе и подогретым вином и давала постоянный поток данных от своих собственных информаторов — людей, которые работали с ней в прошлом, когда она еще не стала достопочтенной хозяйкой. И еще она старалась не беспокоиться о том, что случилось с Котом. А над головой стоял рев пролетающих авиабарж, сотрясающий таверну подобно грому, и летящие не знали, как близко под ними внизу самый центр сопротивления повстанцев.

Каст и Морган протащили пленника через хаос и ярость боя прямо к инвестигатору Разору, который стоял среди щебня, бывшего когда-то северовосточной стеной, и смотрел, как его войска пробиваются в горящий город, сметая сопротивление. Он неподвижно ждал, пока десантники и их пленник окажутся почти рядом с ним, и лишь тогда повернулся и заметил их существование. Его темное лицо было спокойно, как обычно, но в глазах горело такое пламя злобы, что даже Касту и Моргану стало не по себе. Они быстро поклонились инвестигатору и толкнули своего пленника, чтобы он поступил так же. Разор долгим взглядом осмотрел этого человека, не произнося ни слова. Тот был прилично одет, хотя его костюм был сейчас смят, порван и заляпан его собственной кровью. И лицо его было в синяках и ссадинах. Похоже было, что Кастл и Морган не слишком кротко уговаривали его пойти с ними.

— И это?.. — спросил наконец Разор.

— Перебежчик и информатор, сэр! — радостно доложил Кастл. — Имя — Артемис Дэйли. Один из заправил Мистпорта, если ему верить. Обещал нам дать важную, чтобы не сказать жизненно важную, информацию, если мы будем избегать разрушения недвижимости, в которой у него есть доля. Даже сам предложил нарисовать нам карту, где эта недвижимость находится. До чего предупредителен, правда? Под некоторым давлением он вызвался нарисовать нам еще и карту с обозначением места, где в данный момент скрывается Совет города — в обмен на сохранение жизни и благополучия. Поэтому мы и доставили его к вам, сэр. Если он тот, за кого себя выдает и знает, что говорит, то он может быть очень ценен. И если вы, сэр, собираетесь рекомендовать нашему начальству нас наградить или даже повысить в звании — что ж, мы только выполняли свой долг.

— Но от повышения тоже не откажемся. Или от медалей, — добавил Морган.

— Вы отлично сработали, — сказал Разор. — А теперь помолчите.

Он медленно повернулся к пленному, который забеспокоился еще больше — если это было возможно. Разор подступил ближе, глядя пленному в лицо.

— Я знаю тебя, Артемис Дэйли. Ты у нас в компьютере. Махинатор, ростовщик и костолом — при необходимости. Средних размеров рыба в малом пруду. Время от времени ты продавал нам обрывки информации. Ничего страшно важного, но достаточно, чтобы ты считался нашим. Говори, Артемис. Скажи мне, где мои враги.

— Мы… мы еще должны согласиться о цене, ваша честь. — Артемис старался, чтобы голос его не дрожал. — Я ведь в конце концов всего лишь честный бизнесмен, ищущий прибыли в трудные времена. Войнами я не интересуюсь, но человек в моем положении не может себе позволить бесплатно давать ценную информацию. Моя репутация погибнет — я уверен, что вы меня поймете.

— Вполне, — ответил Разор. И посмотрел на Каста: — Убить его.

— Постойте! Постойте! — Дэйли пытался отступить, но Каст Морганом держали его крепко и заставили встать на колени. Дэйли так трясся, что капли пота летели с его лица. — Подождите, ваша честь! Позвольте мне… просто в знак доброй воли, кое-что вам сказать. Совет собрался в таверне «Терновник», в Квартале Воров. — Он преданно смотрел на Разора. — Я буду счастлив, ваша честь, нарисовать подробную карту, но на коленях это несколько неудобно, ваша честь…

— У нас есть свои карты, — сказал Разор. — И мы уже узнали от тебя все, что нам нужно. — Он кивнул Касту и Моргану: — Сделайте его примером. Каст и Морган радостно кивнули и потащили Дэйли прочь. Он отбивался и брыкался, но это даже не замедлило их шаг.

— Не имеете права! Я занимаю важный пост! Я вам все рассказал! Я вам…

Он кричал, пока Морган не дал ему прикладом сверху по голове. Еще что-то невнятное он протестующе выкрикивал, когда Каст и Морган вешали его на ближайшем фонаре. Потом они отступили, любуясь его танцем в воздухе. Разор улыбнулся скупой улыбкой — некогда тут возиться с предателями. Глядя, как умирает повешенный, он подумал, когда же с ним свяжутся агенты Ходзира.

Сигналом, что они уже под обстрелом, для людей в «Терновнике» послужили удары дезинтеграторных пушек с повисших в небе гравибарж. Черепичная крыша разлетелась, я верхний этаж гостиницы вдруг полыхнул языками пламени, охватившими номера, заживо сжигающими немногих постояльцев и топящими их крики в треске и реве. Силовые лучи пропахали верхний этаж и ударили в бар под ним, где отскочили от пси-экрана, поставленного эсперами в самый последний момент — дети Шанса успели предупредить. Собравшиеся в баре эсперы были представителями союза и самыми сильными разумами в Мистпорте, и совместными усилиями они смогли остановить лучи дезинтеграторных пушек, но спасти «Терновник» было им уже не под силу.

Верхний этаж превратился в пылающий ад. Почернел и задымился потолок бара. Вся гостиница тряслась от получаемых ударов. Затрещали кирпичи, по стенам побежали струйки тонкой пыли. Стало обжигающе душно. С этим эсперы ничего сделать не могли — они только отражали выстрелы дезинтеграторов. Дональд Ройал выкрикивал приказы, организуя людей. Он заставил их заблокировать колодец черной лестницы столами и прочей мебелью на случай, если пламя прорвется через закрытую дверь. Сайдер приносила ведра с водой — гасить внезапные языки пламени. Дети Шанса кричали почти непрерывно, но он все еще не решался дать им успокоительное. Может быть, им придется еще работать.

Кое-кто не выдержал и бросился к двери. Рэндом крикнул им вслед, но его не слушали. Люди выбежали наружу, и лучи дезинтеграторов разорвали их на месте. Подходили новые гравибаржи, добавляя свою огневую мощь к обстрелу единственного здания, а все дома вокруг гостиницы уже были хаосом огня и каменной крошки. На улицах валялись мертвецы, и их тела чернели посреди нарастающей огненной бури.

Внутри здания сломалась потолочная балка и упала гигантским молотом, сокрушив Лоис Бэррон. Огромный вес придавил ее к полу, изо рта ее хлестала кровь, женщина беспорядочными движениями колотила руками по огромному бревну. Ясно было, что ей уже не жить, но все равно остальные пытались поднять с нее эту тяжесть, пока Лоис не вытянулась и не застыла. Рядом с ней сидел карлик Кастл, держа ее мертвую руку и ничего вокруг не видя. Мак-Ви и Ройал не могли дать себе времени горевать. У них, единственных оставшихся членов Совета, работы было по горло. Если кто-то и найдет выход из этого капкана, то только они двое.

Тут начал слабеть и разваливаться пси-щит. Даже сильнейшим эсперам Мистпорта было нелегко функционировать под постоянный крик Легиона у себя в голове. Их мощь выгорала, а с ней и они сами. Из носов и ушей эсперов медленно капала кровь. Самый сильный эсп-глушитель, когда-либо построенный Империей, давил их разумы и заглушал их дюйм за дюймом. В щите появились трещины. Лучевые удары стали проникать сквозь потолок бара, накалывая людей тут и там, как булавки — насекомых. Один из лучей убил самого сильного эспера, и щит распался. Но Безумная Дженни бросила вперед свой разум и снова собрала щит. Она так надеялась, что этого не потребуется! Как только она обозначила свое присутствие, Легион — в этом она не сомневалась — немедленно обратит на нее все свое внимание, а Дженни не была уверена, что справится с этим противоестественным явлением. Но она сделала то, что должна была сделать, принимая на себя всю тяжесть по мере того, как другие эсперы падали мертвыми один за другим. Вскоре тяжесть стала почти невыносимой. При всей своей силе Безумной Дженни было далеко до силы столь многих умов, которые образовывали Легион. Чтобы она и остальные в этой комнате могли выжить, ей придется стать больше, чем просто Безумной Дженни.

И она обратилась внутрь себя, к той ярко сверкающей точке, которой коснулась когда-то Матер Мунди в темной камере Девятого Уровня. Дженни воззвала к сверхэсперу, к Матер Мунди, Матери Всего Сущего, с мольбой снова прийти и явиться посредством ее, Дженни, соединить всех эсперов Мистпорта в одно целое, в гештальт, который прогонит Легион и Империю прочь от Мистпорта. Она звала, но никто не отозвался. И Дженни завопила — диким воем ярости, отчаяния, чувства предательства, который на миг даже заглушил нескончаемый крик Легиона. Потому что нигде, куда она могла достать разумом, не было и следа Матер Мунди, и лишь яркие искорки эсперов Мистпорта мигали и гасли одна за другой, и тот ужас, имя которому Легион, медленно обращал свое внимание к ней. Матер Мунди оставила ее.

Безумная Дженни держалась чистым усилием воли, потому что должна была держаться. От нее зависела судьба многих и многих. Краткое прикосновение Матер Мунди сделало ее одним из самых сильных эсперов, которых знала в своей истории Империя, но даже она могла только держать на расстоянии тех многих-в — одном, которые были Легионом. Боль была почти невыносима, но Дженни не сдавалась. Если погибнут члены Совета, сопротивление Мистпорта рассыплется, и победит Империя. Дженни обратилась внутрь себя, обрывая все контакты с окружающим миром, всю свою волю и энергию направляя на поддержание пси-щита. Она уже не слышала ни вопли умирающих возле «Терновника» людей, ни удары дезинтеграторов с неба, убивающих все что движется, сеющих огонь и разрушение. Она не могла позволить себе отвлечься. Весь ее мир сошелся на пси-щите.

Она знала, что напряжение ее убивает, и ей это было все равно. Выдержав ужасы и муку Девятого Уровня, она дала клятву, что лучше умрет, чем снова даст себя схватить. Из носа и ушей у нее сочилась кровь, и брызги крови разлетались изо рта при каждом тяжелом выдохе. Боль начала постепенно отмирать, когда стали отключаться одна за другой части мозга. Дженни не знала, что лицо ее стало улыбающейся маской черепа. И она дралась, отказываясь сдаваться, отказываясь терпеть поражение, и постепенно она стала обретать новое ощущение своего противника — Легиона, ощущение того, кто это и что это. Из чего оно сделано. Из мозгов людей, которых она, быть может, знала, и мыслечервей Червемастера. А Легион смотрел на нее и знал, кто она. Черви помнили ее и помнили, что она сделала. И они ее боялись. Безумная Дженни рассмеялась внутренним смехом, и это был страшный, непрощающий смех.

Силы вторжения напирали на всех фронтах, хотя кое-где медленнее, чем в других местах. Казалось, каждый мужчина, каждая женщина, каждый ребенок в Мистпорте, способные держать оружие, вышли на улицы защищать баррикады, перегородившие перекрестки, стреляли из окон и переулков, заставляя солдат брать с боем каждый дюйм и платить за победу кровью и смертью. Отступая, защитники взрывали за собой дома, чтобы перегородить улицы и замедлить продвижение противника. Пулевое оружие повстанцев приводило в замешательство и растерянность солдат, привыкших иметь дело лишь с предсказуемым и разделенным долгими паузами огнем дезинтеграторов, пока они не сообразили, что нужно передвигаться под прикрытием массивных силовых щитов, против которых пулевое оружие бессильно.

Ни в небе, ни на улицах уже не было действующих эсперов. Легион подавил всех, кроме самых сильных, да и те уже были почти все мертвы. Защитники отходили улица за улицей, пытаясь следовать вековым планам защиты Мистпорта до последнего рубежа, но эти планы не обновлялись годами. Важные маршруты были блокированы уличными рынками и новыми зданиями, некоторые улицы вообще были только на старых картах. Защитники делали все что могли, отходя лишь тогда, когда другого выхода не было, но все же медленно отступая к уязвимому сердцу Мистпорта. Раненых и беженцев везли через город на баржах по реке Осенней — так было быстрее и безопаснее, чем по улицам. Баржи с угольными паровыми двигателями сновали вверх и вниз по замерзающей реке, взламывая стальными носами тонкий лед, и их красные носовые огни горели, как угли в ночной темноте. По обоим берегам реки тлели дома, как головешки в аду. Осенняя петляла по городу через Кварталы Купцов, Воров и Техников, и баржи шли по ней вверх и вниз со спокойной и отчаянной решимостью. Пассажиры перекликались с баржи на баржу, спрашивая о родных и близких или узнавая, как идет бой, но ответы часто были устаревшими и редко — утешительными.

У причалов шел бой — туда пытались прорваться группы десантников, но были отбиты докерами, вооруженными лишь зазубренными ножами и баграми. Речники знали каждый дюйм прибрежной территории, а бились упорно и свирепо. Некоторые баржи, перегруженные ранеными и беженцами, теряли ход и становились легкой мишенью для парящих в небе грависаней. Неспособные маневрировать, они разлетались под ударами дезинтеграторов, и горящие тела усеивали поверхность реки. Горящие останки барж блокировали фарватер и подходы к причалам, а полуобугленные разорванные тела плавали в воде и вмерзали в лед.

Баржи побольше, вооруженные артиллерийскими орудиями, быстро дали понять грависаням, что лучше держаться от них на почтительном расстоянии. Для грависаней стандартной тактикой было отразить огонь противника силовым щитом, а потом снять щит и ответить на огонь, пока противник перезаряжает лучевые орудия. Пушек, которым не нужно время на подзарядку, они не ожидали, и Империя потеряла множество грависаней, пока известия о новом оружии не были сообщены всем. Но подаренное Дезсталкером огнестрельное оружие с запасом патронов и снарядов раздали многим, а потому патроны и снаряды были повсюду в дефиците, а силам вторжения не было видно конца. Артиллеристы барж, пригнувшись в импровизированных укрытиях, вели счет каждому снаряду.

Имперские десантники шли по завоеванным большой кровью улицам Мистпорта, переступая через мертвые тела и бросая гранаты в дома, где еще могли укрываться снайперы. Лучшие районы города остались, однако, нетронутыми, и там даже оставляли людей сторожить их от мародеров. Когда Империя наконец завладеет этим городом, эти дома займут новые лидеры, утвержденные Империей. Но повсюду вне этих районов дома горели, и огни вздымались к небесам, как маяки победы.

Каст и Морган удачно закрепились в задних рядах, избегая участия в реальном деле и подстреливая снайперов противника и вообще всех, кто им не нравился. Любого, кто казался им опасным, они убивали — будь то мужчина или женщина, и бросали гранаты в окна, если их жертва пыталась укрыться в доме. Как и все участники сил вторжения, они не были заинтересованы во взятии пленных. Это будет потом, когда они завладеют всем городом. Кое-где они обшаривали дома в поисках добычи — когда никто не видел, но сбор был незавидный, даже в немногих домах, почему-то не пострадавших от огня и гранат. Мистпорт не славился роскошью, разве что в самых богатых районах, а к ним Каст и Морган и близко не подходили.

Потому они шли себе не спеша по узким улицам, не обращая внимания на тела и корку засохшей крови на мостовой, передавая друг другу бутылку, пока она не опустела, и потом при первой возможности находя себе другую. Вино было паршивым, но все же вино есть вино. Между убийствами и грабежами они пели солдатские марши и похабные песенки, но что-то это не повышало настроение, пока они не нашли девчонку, которая пряталась в развалинах ничем другим не примечательного дома. Его кирпичные стены потемнели от огня, а окна все вылетели, но он пока не рассыпался. Как раз место, где может спрятаться перепуганный беженец, и вот почему прежде всего Каст и Морган стали его обыскивать. Девчонке было лет пятнадцать, она дрожала от страха, глаза у нее вылезали из орбит, и губы шевелились, будто она молилась. Одежда ее была разорвана и покрыта копотью, и аппетитна она была не больше, чем полусгоревший бифштекс, но Касту и Моргану выбирать не приходилось. Они захлопнули за собой единственную дверь и с ухмылкой переглянулись.

— Вот чего нам не хватало, — сказал Каст. — Вторжение — это не вторжение, если не обмакнешь фитиль.

— Кто первый? — спросил более практичный Морган. — И на этот раз я монету бросать не буду.

И они сыграли «камень-ножницы-бумага», и Каст выиграл. Он начал расстегивать ремень. Девчонка попыталась выскочить, но Морган легко ее перехватил и потащил назад. Она хотела вцепиться ему в глаза когтями, так что он повернул ее спиной и прижал ее руки к бокам. Она все равно еще лягалась и дергалась, и тогда Морган сдавил ее по-медвежьи, так что дыхание у нее перехватило, и бросил к ногам Каста. Тот припал к земле рядом с ней, ухмыляясь, и она плюнула ему в лицо. Он почти небрежно ударил ее по лицу тыльной стороной ладони, и от силы удара она отлетела к дальней стене, тяжело дыша и переводя взгляд с Каста на Моргана и обратно. Из ее разбитого носа капали сопли и кровь.

— Сопротивляйся, как хочешь, лапонька. Люблю хорошее сопротивление. Если ты нам понравишься, по-настоящему понравишься, получишь потом специальный приз. Мы оставим тебя в живых.

И тут десантники замерли: снаружи их позвал чей-то голос. Они ждали, надеясь, что он уйдет, но голос прозвучал снова, на этот раз громче. Девчонка попыталась завопить, и Морган ударил ее по губам.

— А, черт! — с сердцем сказал Каст. — Из всех, кого могли за нами послать, выбрали сержанта Франке. С ним не пошутишь. В офицеры метит, зараза. Морган пожал плечами, шагнул вперед и скупым взмахом меча перерезал девчонке горло. Она плюхнулась на стену, цепляясь руками за разваленное горло, по рукам ее побежала кровь, и она осела вдоль стены, руки упали вниз. Она не дышала.

Каст от души выругался и застегнул ремень. — Не переживай, — утешил его Морган. — Еще представится случай — не может же Франке быть повсюду.

Десантники переглянулись, ухмыльнулись и вышли на улицу, весело насвистывая. Как бы там ни было, а операция шла удачно.

Космопорт в Квартале Техников был тщательно разгромлен. Одно время его мощная дезинтеграторная пушка, снятая с разбитого звездного крейсера «Темный Ветер», удерживала гравибаржи на расстоянии — с близкой дистанции пушка не нуждалась в компьютерах для наведения. Но баржи скоро нашли пределы досягаемости пушки и держались поодаль, запрашивая у своего корабля подкрепления. «Дерзкий» отрядил на это задание шесть десантных кораблей с мощными щитами, и они с ревом вылетели из ночи, слишком быстро, чтобы их можно было отследить, и разнесли пушку взрывом, который прогремел по всему Мистпорту. Над беззащитным портом снова пронеслись десантные корабли, сметая все суда на посадочных площадках, как мишени в тире. А тем временем гравибаржи слетелись к башне управления.

Корабли повстанцев на посадочных площадках взрывались в клубах пламени и дыма. Со вспышками странного света разлетались гипердвигатели, высвобождая скрытую в них энергию. Посадочные площадки будут страшно радиоактивны, пока сюда не прибудут тяжелые очистители. Уцелел только корабль Дезсталкера, «Звездный бродяга-2», защищенный хэйденскими щитами. Десантные корабли это себе отметили на потом и занялись своей работой. Тут еще полно было других целей.

Башня управления держалась дольше всего из-за своего укрепленного каркаса и сталегласовых окон, но и она рухнула под огнем дезинтеграторов десятков гравибарж. Сталеглас выбило внутрь, и он превратился в смертоносную шрапнель, срезающую все, что еще осталось внутри. На случай, если кто уцелел, гравибаржи подожгли башню и оставили ее гореть. Работа была сделана, и баржи с десантными кораблями не спеша поплыли прочь в поисках других целей. На всех площадках лежали мертвые. Это были наземные команды, лихорадочно готовившие корабли к аварийному взлету, и толпы людей, которые думали, что будут в большей безопасности в защищенном космопорту или заплатившие огромные взятки за то, чтобы их вывезли с планеты. Когда налетели корабли Империи, их застигли на открытом месте, где некуда было бежать и негде укрыться, и они умерли, взывая о помощи, которой не могло быть. На расколотых площадках горели разбитые корабли, гигантской свечой пылали остатки башни управления, и стены ее текли, как воск. Космопорт пал.

Сильвер, Оуэн и Хэйзел шли по городу за Молодым Джеком Рэндомом и его восторженными последователями и искали, кому нужна помощь. Войска, отброшенные от Южной Границы, отправились искать более легких путей в город. И никто не сомневался, что они их найдут. Вскоре Рэндом увидел уличную баррикаду, которая была готова рухнуть под напором имперских войск, и быстро поспешил на выручку. Баррикада была сложена из мебели и других подходящих тяжелых предметов, вытащенных на улицу из соседних домов и нагроможденных друг на друга до высоты двенадцати футов. Из мебели поменьше выламывали деревянные подобия копий и тыкали ими из щелей баррикады.

Железные гвозди связывали проволокой в ежи, окунали в дерьмо и бросали под ноги солдатам. Небольшая армия Рэндома построилась за баррикадой, пуская арбалетные стрелы и пули сквозь щели по любому солдату, который пытался навести на баррикаду дезинтегратор. И вскоре обеим сторонам было ясно, что судьбу баррикады решит только рукопашная. Поскольку препятствие перекрывало последний главный путь к центру города, владение им было нужно обеим сторонам, как воздух.

И вот Имперские Войска бросились вперед под прикрытием мощных силовых щитов, стреляя наугад из дезинтеграторов на бегу. Силовые лучи пробивали дыры в баррикаде, испепеляя несчастных, которые попадались им на пути, но промахов было не меньше, чем попаданий, и баррикада устояла. Повстанцы стреляли солдатам по ногам, не защищенным силовыми щитами, и целые секции наступающих падали на землю, спотыкаясь о своих упавших товарищей, но атака продолжалась. Наконец обе стороны встретились на баррикаде, и судьбу дня должны были решить смелость, решимость и обнаженная сталь.

Оуэн и Хэйзел бились плечом к плечу, все еще связанные, сильнее и быстрее, чем когда-либо в жизни. Им не нужна была ни Кровь, ни форсаж. Что-то новое работало у них внутри, давая им такую силу и скорость, которой они раньше не знали. Джон Сильвер давно уже выпил последнюю свою порцию Крови, и теперь держался только на силе воли и чувстве долга. Он преодолел свой страх перед Оуэном и Хэйзел. Чем бы они ни стали, они были лучшей ставкой на поражение войск захватчиков, и потому Сильвер взял на себя труд защищать их со спины. Иногда даже богов надо прикрывать от ударов, которые они не видят. Интересно, что заставить себя так же относиться к Джеку Рэндому Сильвер не мог. В этом человеке было что-то, от чего у Сильвера мурашки бежали по коже, хотя он и не знал, что же это. Может, потому, что этот тип такое совершенство во всех отношениях. Конечно, он тоже казался почти богом, стоя на баррикаде, размахивая огромным двуручным мечом и выкрикивая вызов Империи.

Сражение продолжалось, разделившись на схватки перед баррикадой, на ней и внутри нее. Оуэн и Хэйзел убивали всех, кто выходил против них, выкрикивая вызов и уклоняясь от лучей дезинтеграторов, что считалось вообще невозможным. Снова и снова разносился над баррикадой боевой клич Оуэна «Шандракор!», и его подхватывало все больше и больше повстанцев — почти столько же, сколько сражалось с именем Джека Рэндома на устах. Захватчиков теснили все дальше и дальше, пока наконец не очистили от них баррикаду, и улицу перед ней заполнил рукопашный бой.

Масса дерущихся качалась в обе стороны, затаптывая упавших и раненых. Солдаты уперлись насмерть, распевая боевые песни, подстегиваемые офицерами у себя за спиной и боевым наркотиком в крови. По обе стороны улицы дома горели и дымились, но дети и те, кто был слишком стар или слаб, чтобы держать оружие, заняли крыши и осыпали оттуда солдат дождем камней и черепицы. Они целились тщательно, и многие солдаты бывали вдруг выведены из боя неожиданным подарком сверху.

Тоби Шрек и Флинн были в гуще событий, фиксируя их на пленку. Они сидели в дверном проеме, как следует пригнув головы, а камера Флинна летала над схваткой, выискивая лучшие кадры. У Тоби уже не хватало дыхания, но он продолжал комментировать, захлебываясь и зная, что если ему удастся протащить это мимо цензуры, агентства новостей учредят новые премии только чтобы было чем его наградить. Это был хороший материал. Ффолкс все больше лез с указаниями, что можно и чего нельзя снимать, и потому Тоби и Флинн обдурили его, крикнув: «Смотри сюда!», — а потом разбежались в разные стороны. Пока Ффолкс решал, за кем бежать и в кого стрелять первого, уже было поздно.

Потом они довольно легко нашли друг друга и стали искать, где разворачиваются главные события. Это не заняло много времени. И вот с тех пор они передвигались перебежками, пригибаясь и пряча головы, а камера Флинна снимала все. И повстанцы, и солдаты полностью игнорировали Тоби и Флинна как явных нонкомбатантов, но шальные пули и лучи дезинтеграторов таких различий не делали. Тоби хотелось сказать что-нибудь одобрительное в адрес повстанцев, сражающихся с колоссально превосходящим их численно и технически противником и все равно не сдающихся, но не мог, если хотел, чтобы фильм, ради которого он рисковал жизнью, был показан в Империи. И поэтому он вел комментарий сугубо нейтрально, предоставив видеоряду говорить самому за себя.

А молодой взломщик по кличке Кот тоже был на крышах и вносил свой вклад. Все послания Сайдер он уже разнес и, строго говоря, должен был возвращаться обратно в «Терновник», но не мог не поддаться соблазну поучаствовать. Он никогда не считал себя любителем драки и насилия, но безжалостное разрушение родного города вызвало в нем гнев, с которым невозможно было справиться. И он поливал солдат внизу черепицей, кирпичами и всем, что попадало под руки, успевая подхватывать людей, которые чуть не падали с крыши, увлеченные метанием. Они не так привыкли к ходьбе по крышам, как он.