подлинный арест и настоящий допрос. Сегодняшний допрос - не настоящий. Так
они обычно не допрашивают.
Блестели мостовые и черные автомобили. Но дождь, и город, и мокрый блеск
тоже не были настоящими. Все сделалось зыбким и преходящим. Осталась
только видимость. Нутро испепелила лихорадка. Выморочный туман клочками
таял на мокрых крышах.
до дальнейших распоряжений отменяются. Поэтому ограничения свободы
личности, свободы выражения мнения, включая свободу печати, право союзов и
собраний, нарушения тайны почтово-телеграфной корреспонденции и телефонных
разговоров, производство обысков и конфискаций, а также ограничения права
собственности допускаются независимо от пределов, обычно установленных
законом.
знать ни о вызове в гестапо, ни об отставке. Пусть будет все, как прежде.
Кто знает, сколько ей осталось жить. Только излишние волнения. Все равно
она ничем не сможет помочь. Нужно очень беречь ее сердце. Последний раз
врач остался недоволен. Говорил, что ее лучше госпитализировать. Она,
конечно, ни за что не согласится. И правильно. Особенно в наше время.
подписанный новым министром высшего образования Пруссии Штукартом. Беседа
с доцентфюрером*. Письмо от Нильса Бора. Приглашение в Институт
теоретической физики Копенгагенского университета на Блегдансвей, 15.
Ничего не опасаться. Не накрывать телефон подушкой. Говорить, что думаешь.
От всей души ругать фюрера и его шайку. Неужели где-то все это
действительно можно? Немыслимое блаженство. Недостижимый идеал. А сможет
ли он снова научиться жить нормальной человеческой жизнью? Сколько лет
дышал он этой отравой...
пять... Но чего, собственно, ждать? На что надеяться?
давали ему месяц. Надеялись, что он будет благоразумен и сделает
правильный выбор.
существованию и безопасности государства, выразившуюся в том, что он
(несмотря на сделанное ему государственной полицией предупреждение ввиду
его наносящего вред государству поведения) использует свой авторитет в
научных кругах, чтобы своими антинационал-социалистскими высказываниями
вызвать беспорядки и возмущение с целью подорвать веру германского народа
в конечную победу немецкого духа.
орлом. Через месяц все это появится. И многозначная нумерация в левом углу
тоже. Он гуляет на очень коротком поводке. С каждой минутой карающая длань
все ближе к ошейнику. И не сорваться с привязи, не убежать...
сможет осудить его? Только единицы не покорились, считанные единицы. И то
многие из них уехали, когда еще можно было уехать.
будет выступать. Ни в коем случае не будет выступать. Просто постоит среди
всех и, не сказав ни слова, уйдет по окончании церемонии. Может, они
сочтут, что этого достаточно?
вынудившие его оставить университет Георгии Августы. Геттингенская
профессура направила руководству городской партийной организации послание.
Единодушное осуждение поведения Франка, играющего на руку врагам фюрера и
великого рейха.
протестом против изгнания евреев из университета. Он не побоялся никаких
угроз. Говорят, что он до сих пор без работы. Разводит кактусы и из-под
полы продает их. Только такой Краймер может осудить его. Больше никто.
человеку дается предел деяний. Есть вещи, которых он никак не может
сделать. Не может - и все. Он не умеет шевелить ушами. Не умеет складывать
язык трубочкой. Никакая угроза, никакая пытка не заставят его сделать то,
что он просто не умеет. Разве не хочет левша писать правой рукой, как все?
Мысленно он готов ко многому. Во многом он себя потом оправдает. Но - и с
этим ничего не поделаешь - существует нечто, чего он просто не умеет
делать. Наперед знает, что не умеет. И знание это абсолютное,
непоколебимое.
зодиака, заклинания, талисманы. Своим мечом очертил он этот круг. Дальше
не хватило руки, и длины меча не хватило. Хотелось бы шире, да нельзя. Ни
меча, ни руки недостает. И выйти из круга тоже хотелось бы. Но опять
нельзя. Там неистовствует нечисть, волосатая, когтистая, остроклювая,
мохнатая. Распухшие вампиры и синюшная нежить кругом. Хочешь не хочешь,
стой и бормочи заклинания. Выйти из круга тебе не удастся, даже если
уговоришь себя продать...
казалась изрезанной ножом. Самая глубокая, параллельная горизонту рана ее
слабо кровоточила. Остальные уже запеклись лиловыми корочками. Серо-синие
полынные поля исходили пыльной горечью по краям знойных утоптанных дорог.
Толпы народа казались совершенно черными. Люди тянулись и тянулись из
города к отдаленной синей черте, дрожащей под безжизненным, чуть
сплющенным шаром. Скрипели повозки, кричали ослы. Встревоженные мулы
прядали ушами, пытались встать на дыбы и повернуть назад, в город.
птицы, раскрыв неподвижные крылья, качались на невидимых воздушных волнах.
со снедью. Следом петляли истомленные собаки, свесив алчущие языки,
уткнувшись высохшими носами в окаменевшие колеи. Многие брели пешком,
перекинув через плечо котомки, постукивали посохами.
погибельными лучами умирающее солнце и покажутся ангелы в голубых одеждах
- по шесть с каждой стороны, - длинными золотыми трубами возвестят день
страшного суда.
санбенито без рогов и когтей. Огонь под смоляными котлами на санбенито
тоже не разожжен. Не подожгут, значит, хворост вокруг поленьев. Не
забьется привязанный к столбу грешник в душном дыму.
жарком, настоянном на полыни воздухе. Тянутся горожане, постепенно
превращаясь в черных муравьев. Исчезают, достигнув обрыва. Спускаются по
винтовым пологим изгибам на равнину. Спугивают ящериц с нагретых камней.
Рассаживаются на искрошенных, заросших колючкой и мохом скамьях античного
цирка.
любопытно глядят обыватели на чернеющий столб с кольцом для цепей,
окруженный аккуратной поленницей. Остро поблескивает солнце на солдатских
алебардах, тает на золоченых кирасах всадников. Ленивое томление.
Терпеливое сонное ожидание.
не отречется? Передумает в последнюю минуту? Нашепчет ему дьявол
богомерзкие речи, вот он и не отречется. Отверзнет уста для хулы. Тогда и
подпалят стражи в красных беретах хворост под ним! Ах, как корчить начнет
его, как сотрясать в дыму и огне!.. Авось и доведется увидеть, как с
последним вздохом его дьявол в небо взлетит, кувыркаясь, выставляя на свет
божий непотребные места.
Акунин Борис
Шилова Юлия
Акунин Борис
Марко Джон
Шилова Юлия
Плотников Александр