на руки и неспешным шагом двинулась навстречу нам. Подойдя, она опустила
дочь на землю, забрала из ее ручек "барабанные палочки" и, продолжая
улыбаться, молча стала нас разглядывать. Мы, в свою очередь, не спускали
глаз с нее. Ее правильное лицо, обрамленное густыми, прямыми,
темно-русыми волосами, показалось мне странно знакомым. Еще раз окинув
ее пристальным взглядом, я понял, что она очень напоминает женщин,
которые в санатории сидели за одним столом с пустоглазыми верзилами в
пижамных штанах. Меня непроизвольно передернуло. Данила с удивлением
посмотрел на меня.
Женщина положила ладонь на темную головку Сони и выжидающе посмотрела на
нас.
- дядя Илья. Данила - очень смешной, особенно когда сердится, - она
фыркнула смешком, - а дядя Илья назвал меня Сонюшкой... - Она метнулась
назад к матери и, требовательно задергав ее за широкую юбку, потребовала
ответа:
гостей, давай-ка сама их и принимай. Покажи, где можно умыться, покорми,
приготовь постель на ночь...
продолжала прятаться в ее губах. Девочка сразу стала очень серьезной,
можно даже сказать, торжественной. Она сделала шаг в нашу сторону, с
достоинством поклонилась и важно произнесла:
пищей, вашими удобствами. Вам будет хорошо. - При этом она своей
маленькой ручкой сделала плавный приглашающий жест в сторону дома.
двинуться к дому, но я удержал его, положив руку на его плечо. Он
вопросительно стрельнул глазом в мою сторону. Я скорчил совершенно
серьезную рожу и старательно повторил поклон Сони. Данила,
спохватившись, тоже неуклюже поклонился.
издалека и далеко, поэтому с радостью и благодарностью примем твою
заботу о нас. - Я старался придерживаться взятого Соней торжественного
тона.
нас, зато мордашка Сони стала совершенно счастливой. Потеряв всю свою
торжественность, она подскочила к нам, схватила нас за руки и потащила к
дому. Улыбаясь, мы двинулись за ней. Ее здоровенный барабан колотился о
мою ногу.
налегла на тяжелую деревянную дверь, потемневшее полотно которой было
изрезано простенькой резьбой. Дверь отворилась, и мы вошли в прохладу
небольшой прихожей.
гости, - снова зачастила Соня.
неприметную дверь в дальнем конце прихожей, - там можно умыться и
пописать. Кушать мы будем в столовой, пойдем я сразу покажу... - И
маленькая стремительная ракета рванула по небольшому коридору в глубь
дома. Мы поспешили за ней и услышали тихий, довольный смех за спиной. Я
оглянулся, мама Сони стояла в дверях и, улыбаясь, качала головой.
посередине и резным буфетом у одной из стен. Широкое окно выходило на
улицу.
заметил, как она исподтишка показала два растопыренных пальца, -
...через два часа. А сейчас я провожу вас в комнату.
вдруг проворчал:
знать. Если вы не обедали, значит, за ужином съедите побольше. - Потом
она выразительно пожала плечами и добавила:
соблюдаешь режим.
момент мы достигли дверей предназначенной нам комнаты.
когда приезжал к Ворониным на дачу. Расположена она была также под
крышей, также была обита желтой сосновой доской и янтарно светилась в
лучах вечернего заходящего солнца. Только вид из небольшого окна
показывал не розовые Светкины кусты и не соседний, навсегда
недостроенный коттедж, а чистую улочку и поле с колышущимися колосьями
на нем. Да еще в этой комнате стояли две узкие кровати. Мы с Данилой
вошли в комнату, а сзади раздался голос Сони:
дверь, затопала по лестнице вниз.
из кроватей и внимательно огляделся. Кровати были застелены. На них
лежали небольшие подушки в цветных наволочках и легкие покрывала. В
стене я заметил стенной шкафчик и, открыв его, обнаружил только две
пижамы. Они были одинакового размера и, пожалуй, подошли бы Данилке, но
мне, с моим почти двухметровым ростом, они были безусловно малы.
увидел, что его плечи вздрагивают. Мальчишка плакал, уткнувшись в
стекло.
лицом мне в живот в районе желудка и, хлюпнув носом, начал незаметно
вытирать глаза о мою футболку. Так мы постояли несколько минут. Затем я
усадил его на одну из кроватей, сам уселся рядом и вполголоса сказал:
ИНТЕРЛЮДИЯ
нигде не хвасталась его умом, памятью, воспитанностью или успехами в
учебе, а тем более не делала этого в присутствии самого Данилы. И
все-таки она была убеждена в неординарности своего первенца. Ему шел
восьмой год, и он перешел во второй класс элитной школы, которую
почему-то переименовали в лицей. Учился он очень хорошо, хотя отличался
очень независимым характером.
развернул его на столе перед носом своей матери. Внизу открытой страницы
бегущим "учительским" почерком было выведено: "Прошу родителей явиться в
школу к заведующей учебной частью", дальше шла неразборчивая подпись.
себя от вызванного ею шока и давя в себе рвущийся наружу вопль "Что ты
там натворил???". Она была дисциплинированным, сдержанным человеком и
поэтому заучив дневниковую запись наизусть, спросила ровным без
модуляций голосом:
подняла вопрошающие глаза на сына.
Николаевне с небольшой просьбой, а она сначала спорила со мной, а потом
нарисовала вот это безобразие. - Он тряхнул раскрытым дневником.
ниже пояса. В глазах Данилы промелькнул испуг - отца он побаивался. Но
недрогнувшим голосом, в меру независимо, он ответил:
ответственность за такой явно, по его мнению, неразумный поступок на
мать.
частью школы? - Ирина Алексеевна была классным наставником Данилы,
который уже втерся к ней в любимчики.
просьбу. Это в компетенции... - Данила произнес это, недавно узнанное,
слово с небольшой запинкой, - ...только Елены Николаевны.
свою комнату выполнять домашние задания.
свой последний вопрос, на что получила крик из-за двери:
случай Данилу в коридоре. Елена Николаевна, невысокая стройная женщина в
возрасте, приближающемся к среднему, с холодноватыми строгими глазами,
точными движениями и железной выдержкой, не первый год работала в школе
и хорошо знала этот причудливый, неповторимый мир. Ей приходилось
разбирать немало запутанных, законспирированных ситуаций, участниками
которых были дети разного возраста, темперамента, социального слоя, но
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Шекли Роберт
Орлов Алекс
Махров Алексей
Андреев Николай