смотрели как на нечто непонятное, как на волшебный мир, скрывающий
неведомые страны. Увлекся и представил в рассказе, как сильна была мечта
тех, кто в давние времена из этих седых и суровых волн выбирался на
невиданный простор теплых, ласковых морей. Размечтался о предстоящем, еще
скрытом для нас за многими морями. Александр слушал рассеянно, скептически
улыбаясь, и наконец заявил, что я несовременный человек, неисправимый
романтик, что пар и электричество давно уничтожили поэзию, а
промышленность навсегда убила мечту. Мы идем, дескать, на теплоходе
современной конструкции, по расписанию, точно знаем, куда и когда придем,
ну а море... море не столь поэтично, сколь удобно. Александр
охарактеризовал его, употребив известное изречение одного англичанина, как
отличную дорогу, которая хотя и колеблется, но постоянно починяет самое
себя. Что же касается открытий, которые нас ожидают, познаний, которыми мы
должны обогатиться, то что они значат по сравнению с трудностью познать
самого себя!
безвременно и безмерно уставших молодых людей. Они слишком жадно и слишком
поспешно впитали в себя все, что в наше время получали по каплям и за что
платили дорого - тяжким трудом, свободой, а кое-кто и жизнью. Мы открывали
для себя мир благоговейно, как сокровенное вместилище прекрасного и
светлого. Каждая отвоеванная у жизни крупица познаний была восторженной
находкой, с каждой такой крупицей в нас утверждалась вера в могущество и
всесилие человеческого разума... Молодые люди, к кругу которых, к
сожалению, относится и Александр, не только не пытливы, но и не
любознательны. Быстро вобрав культуру, созданную предыдущими поколениями,
они решили, что познали все, пресытились, утомились и теперь им не
остается ничего, кроме самолюбования и "самопознания" (словечко-то какое
нелепое!) - занятий по сути своей никчемных, а посему порождающих
пессимизм, скепсис. Их чувства притуплены, им недостает простых, свежих
впечатлений трезвого дня, их влечет надуманная ночь, мистика, заумь, жажда
все более утонченных наслаждений. Отсюда рождается неудовлетворенность,
подавленность, скорбь. Как это противно!
стороной на Дамрак, а другой - на набережную Принца Хендрика. Отель не из
дешевых (комнаты от трех гульденов и выше), однако для нас чрезвычайно
удобен: в двух шагах от Центрального вокзала, порта, нужных нам
присутственных мест и магазинов и мы не издержим лишнего на извозчиков и
таксомоторы, которые здесь дороги. Вообще, нужно сказать, Голландия
принадлежит к наиболее дорогим странам Европы, однако посещают страну
плотин, ветряных мельниц и тюльпанов довольно усердно. Сейчас сезон
закончился и отели пустуют, но еще немало любителей попутешествовать
наслаждаются своеобразной прелестью страны, люди которой пядь за пядью
отвоевывали у моря клочки земли, утвердились на этой земле и создали из
зыбкой трясины царство плодороднейшей почвы. Веками здесь велась борьба со
стихией. Человек противостоял воде, осушал почву, удачно избрал девизом
для герба своей страны слова, характеризующие нравственную энергию ее
обитателей: "Борюсь и выплываю!"
составить сколько-нибудь полное представление о старинном и богатом
городе. Однако и сейчас уж можно сказать, что Амстердам определенно хорош.
Расположенный на девяноста двух островах, он, естественно, может считаться
городом на воде. Бесчисленны лодки, плывущие по его улицам-каналам, вдоль
которых над тихой темной водой склонились густые кроны лип и вязов;
множество изящных мостиков перекинуто через каналы; теснятся узкие высокие
дома, построенные из кирпича и черепицы, украшенные розовыми, белыми,
нежно-сиреневыми и светло-коричневыми изразцами, островерхими башенками,
медальонами, всевозможной лепкой. Все это поражает чистотой и опрятностью,
свежо и сочно выделяется на белесоватом фоне неба, на котором нет-нет да и
прорвется бледная лазурь, а когда вдруг луч солнца заиграет на чешуе
вымытой дождем кровли или изразцах затейливой колоколенки, невольно
восторгаешься поразительной игрой красок, притушенной вечно влажным
воздухом.
производит перезвон колоколов, заполняющий город каждые четверть часа. На
всех церквах, на ратуше, на бирже колокола вступают в чудесный хор. С
каждой колоколенки несутся мелодичные звуки гимнов и песен. Звуки
переплетаются и плывут над домами и каналами, создавая ощущение праздника,
повторяющегося каждые пятнадцать минут. Сперва все твое внимание
сосредоточивается на этой непривычной, но красивой пляске медно-серебряных
звуков, однако постепенно, от часа к часу, привыкаешь к этому торжеству и
вскоре кажется: прекратись этот хор - и жизнь города замрет.
устройству в гостинице и по улаживанию в порту формальностей, касающихся
нашего экспедиционного имущества, мы все часам к трем были свободны и
отправились в кафе на Вормштаат, неподалеку от площади Старой кирхи, где,
как нас уверил Василий Афанасьевич, кормят отлично по ценам вполне
умеренным. Обед действительно оказался обильным, недорогим, и нам осталось
только лишний раз подивиться сметке и находчивости нашего отставного
морячка, который, не зная языка, никогда не бывав ранее в Амстердаме, за
несколько часов отлично сориентировался. На оставшееся до сна время не
предвиделось никаких обязательных дел, и каждый из нас мог отдохнуть и
поэкскурсировать, избрав для себя наиболее приятное направление. Вся наша
компания разделилась на группы, видимо по принципу общности интересов, и,
не теряя времени, разбрелась по Амстердаму...
загородный домик Парсета. Каким найду его? С ногами у него, наверное,
настолько плохо, что он даже не смог приехать в порт к пароходу, хотя и
намеревался нас встретить. Как примет, что посоветует? Очень нужно сейчас
его умное, доброе напутственное слово, его благословение!
днем "Лютцов" отходит в Сингапур..."
Экспедиция застряла в Амстердаме почти на две недели, и думать об отплытии
на "Лютцове" в ближайшее воскресенье уже не приходилось.
письма жене, письма своему самому близкому другу и поверенному во всех
делах в Петербурге Е.А.Евдокимову, а также Гуну Ченснеппу. Почти всю эту
переписку удалось найти, и мы довольно хорошо представляем, что произошло
в те дни в Амстердаме.
верным своей привычке, он подробно описывает в дневнике путь, который
проделал от "Виктории" до загородного дома, где жил на покое знаменитый
ученый. Окрестности города, равнинные, несколько монотонные, какой-то
добродушный покой и серьезность, царящие вокруг, настроили Ивана
Александровича на лад умиротворенный и несколько приподнятый. Беспокойный
Амстердам остался позади, приближался маленький, поразительно чистый и
тихий поселок, окруженный зелеными польдерами с пасущимися коровами,
каналами и мельницами, виднеющимися повсюду до самого горизонта. Кое-где
среди равнины высятся ряды деревьев, чернеют канавы, наполненные
поблескивающей водой. Река, через которую перекинут мостик, течет мимо
старинных городских ворот против основания невысокого холма. А над всем
этим низкое, нависшее небо с разноцветными облаками; колорит всего
простора то серо-сизый, то желтовато-розовый от чуть-чуть выглянувшего
солнца. Невольно вспоминаются картины Рюйсдаля и Поттера. Вот и маленький,
уютный, окруженный игрушечным садом домик с протертыми до блеска стеклами
в темных полированных рамах. За окном - Парсет.
таково, будто Парсет категорически отказывается стариться. Все такой же
огромный, добродушный, с маленькими изящными руками, выразительно
дополняющими его неторопливую емкую речь. Он по-прежнему насмешлив,
остроумен, и, знаешь, Натали, не глядя на то, что многолетнее
сотрудничество придало нашим отношениям характер некой интимности, я в его
присутствии все еще немножко робею, вернее, чувствую себя несколько
смущенным".
взаимными. Поговорив немного с Парсетом, Иван Александрович понял, как
глубоко несчастлив этот внешне, казалось, не изменившийся, увлекающийся,
упрямый, чуть неуравновешенный и, однако, уже сломленный неизлечимым
недугом человек.
полной высокого смысла, надежд, когда я шел и земля пружинила подо мной.
Помните, на Себарао? В ту ночь, когда с нами затеяла игрушки гроза? О, как
это было хорошо! Двадцать лет прошло. Вы были тогда совсем молодым... Ну,
ничего... Теперь пойдете вы с друзьями, с сыном, преисполненные больших
надежд и благородных устремлений. К сожалению, без меня. Как бы мне
хотелось разделить с вами трудности похода, но без ног... Без ног в поход
не отправляются.
талант, опыт, безраздельная любовь к науке - все это сейчас особенно нужно
было Вудруму. Парсет начал с того, что самым подробным образом ознакомился
с оснащением экспедиции, и пришел в искреннее отчаяние. Он возмущался с
осторожностью профессионального ученого, тщательно взвешивающего каждое
свое утверждение, но все же возмущался, не щадя самолюбия собеседника,
заботясь только о правильности даваемой оценки. Он, как никто другой,
Русанов Владислав
Круз Андрей
Лукин Евгений
Шилова Юлия
Трубников Александр
Шилова Юлия