Чтение 12–й страницы книги ~Когда приближаются дали~

- Еще бы! Мне не меньше вашего этого хочется. Но... - Литовцев склонил
голову и развел руками.

- Валентин Игнатьевич! Расскажите простыми словами, в чем тут дело? В
чем коренная ошибка Даркова? Литовцев подвинул стул и сел рядом с
Васильевым. - Извольте.

Васильев слушал его скупые, заранее обдуманный фразы и с грустью
размышлял о том, что так же он может выступить и на ученом совете, на
любом заседании, где бы ни рассматривалась работа Даркова. В
доказательствах Литовцева он чувствовал фальшь, она вылезала на
поверхность, чуть прикрытая научной объективностью, тоже нарочитой, как и
все его поведение.

- Спасибо, Валентин Игнатьевич. Думается мне, что ваши доводы
убедительны, - дипломатично заметил Васильев. - Степки обязательно станут
деформироваться, расслаиваться. Но мы будем сушить их высокой частотой.
Попробуем? А?

- Пустая затея.

- Кто знает? Время у нас есть. Вы категорически возражаете против
подогрева лидарита, опасаясь нарушения температурного режима. Пусть так. А
предложение Даркова нам ничем не грозит. Оно сверхплановое. Выйдет?
Хорошо. Не выйдет?

Возвратимся к старому методу. - Видя замешательство Литовцева, Васильев
решил быть настойчивее. - Очень прошу вас, Валентин Игнатьевич, лично
проследить за подготовкой раствора по повой рецептуре, чтоб не перепутали
чего-нибудь.

Литовцев двумя пальцами, точно боясь испачкаться, взял протокол.

- Неуемный вы человек, Александр Петрович. Не жалеете себя. Берете
лишнюю обузу. Придется отчитываться за повышенный расход материалов,
рабочей силы.

Кстати, - он подчеркнул строку в протоколе. - Тут есть разные добавки.

Например, неизвестно, зачем Даркову потребовался алюминат бария,
который в данном случае абсолютно не подходит... Нет, на вашем месте я
решил бы иначе.

Лучше попробовать спасти лидарит, чем заниматься голым эмпиризмом. Вы
ставите меня в страшно неловкое положение. Я обязан поддерживать ваши
заблуждения, испытывать эту чепуху, - он с усмешкой ткнул пальцем в
протокол.

Задав несколько деловых вопросов, он направился к двери, но задержался.

Вошел Багрецов и, неумело пряча волнение, спросил Васильева, нельзя ли
вместо шести генераторов обойтись пятью.

- Я еще не все проверил, но, думаю, остальные в порядке, - сказал он,
вытаскивая из кармана сломанную ось и протягивая ее Васильеву на ладони. -
От переключателя. Разрешите попросить в мастерской совхоза выточить новую.

Но все концы придется отпаивать в переключателе, снимать верхнюю
панель...

Васильев взял обломки оси, невольно соединил их вместе и аккуратно
положил на стол.

- Новое дело. Как же это получилось?

- Наверное, уронили.

- Во время перевозки?

- Не думаю. Генератор был в двойной упаковке.

- Значит, здесь. Когда вынимали из ящика. Кто это делал?

Багрецов не ожидал, что Васильев будет так подробно расспрашивать о
пустяковом случае. Ну сломалась и сломалась. Копеечное дело. Пришел узнать
о пяти генераторах и спросить разрешения заказать ось, а выходит, что
наябедничал. И, главное, на кого? На человека, которого можно заподозрить
в других, куда более страшных делах. Ужасно неприятно - фактов никаких, а
сердце болит. Скажи сейчас, что генератор вынимал из ящика помощник
монтера, и выйдет очень некрасиво. Совестно перед собой и перед Надей.
Если узнает, - а узнает она обязательно, - скажет, что столь мелкой мести
не ожидала от друга. Вот противная история! Но и "Алеша" был противен
Багрецову. Он суетился, совался не в свои дела, все хотел сделать сам -
ящики дотащить, и вскрыть их, и гвозди повыдергать. Согнувшись, хрипел под
тяжестью ящика, а двое подсобных рабочих такой же ящик спокойно несли,
взявшись за края, не понимая, чего это парень так надсаживается. Больше
всех ему нужно, что ли?

Силенки в нем кот наплакал, а туда же, в грузчики лезет. Занимался бы
своими проводами.

Но и здесь ему не терпелось. Землекопы рыли канаву для кабеля, и тут же
помощник монтера работал в несуществующей должности "помощника землекопа",
орудовал ломом и лопатой. Бухту тяжелого кабеля поднять не мог, катил
через весь двор, задыхаясь и кашляя. Когда не было своего дела, этого
помощника видели у бетономешалки, у склада, где он разгружал машину с
бутылями кислот и других реактивов. Какие грехи замаливал странный
подвижник столь непосильным ему трудом?

- Кого вам дали в помощники? - спросил Васильев, чувствуя
замешательство инженера.

Если б это знал Багрецов! Да и не только он, - вероятно, никто не
догадывается об истинном лице этого помощника. Пока пришлось ответить, что
зовут его Алеша.

- Да, это, конечно, не та кандидатура, - заметил Васильев,
нахмурившись. - Никакого у парня опыта. Неизвестно, что с ним делать.

- А вы его знаете?

Васильев скупо улыбнулся:

- Хотелось бы. Это мой сын.

Надя всегда обходила стороной "мертвый сад", боялась его и уж конечно
ни за какие блага в мире не пошла бы туда поздним вечером, пусть даже не
одна, а с Димкой, верным рыцарем и нежным другом. Но сегодня она и не
заметила, как очутилась на скамейке "мертвого сада". Рядом сидел не Димка,
а чужой человек, но такой, что, если бы он протянул ей руку, пошла бы за
ним хоть в тайгу, куда угодно, пешком на своих высоких каблуках.

Скамейка блестела под луной, покрытая будто стеклянной коркой. На
дорожке - нерасплескивающиеся лужицы, осенний ветер проносится над ними,
даже не тронув рябью.

Наде холодно, она прячет ладони глубоко - до самых локтей - в рукава,
вздрагивает и еще ближе придвигается к Алексею. Нехорошо, конечно, стыдно,
но что поделаешь, если он не понимает, что надо взять ее замерзшие ладошки
и отогреть своим дыханием.

Сегодня она услышала грустную Алешкину повесть, и стал он от этого еще
ближе, роднее. Сколько перенес, сколько вытерпел! Какими смешными кажутся
теперь ее мелкие горести, обиды, неудачи. Даже совестно за них. Она бы не
выдержала, умерла, если пришлось бы испытать хоть десятую часть Алешкиных
невзгод. А он все вытерпел.

Алексей родился в Ленинграде. Помнит, как мама водила его в детский сад
мимо бронзовых коней на мосту, мимо Дворца пионеров. Папа и мама уехали в
командировку на все лето. А детский сад вывезли на морское побережье
Эстонии. Это было летом сорок первого года. Началась война, неожиданное
нападение врага не позволило вывезти всех ребят вовремя, часть из них
осталась в оккупации, в том числе и Алексей.

Ребят увезли в Германию. Алексея отдали на воспитание фермеру. Чистить
птичники, делать самую черную работу. Он сбежал. Долго бродил по лесу, его
поймали, высекли и отдали другому фермеру. В конце войны Алексея перевезли
в Западную Германию, где он попал к американцам. Держали его в лагере для
перемещенных лиц, говорили, что вот-вот отправят на родину, но дело это
слишком затягивалось. Мальчишка оказался строптивым. Тогда его в числе
таких же решили убрать подальше. Привезли в Южную Америку.

- Пальмы, бананы. Очень жарко, - рассказывал Алексей. - Потом много
кар...

грузовик по-русски. Ехать много. - Алексей с трудом подыскивал нужные
слова.

Смущался, сжимал пальцы до хруста, до боли.

Надя, зная английский язык, приходила ему на помощь.

Среди тех, кого вывезли из Западной Германии, были и подростки вроде
него и взрослые разных национальностей: русские, поляки, чехи. Кого
соблазнили посулами, а кого взяли и угрозами, шантажом. Всех их расселили
далеко друг от друга. У негров Алексей научился английскому, но говорил
еще очень плохо.

Бежать было трудно. Мечтал пробраться в портовый город, а там
проскользнуть на торговый корабль, отправляющийся в СССР. Но до порта
Алексей не добрался.

Несмотря на полуголодную жизнь, побои и болезни, вытянулся он здорово,
возмужал. Когда, измученный после многих дней тяжелого путешествия,
Алексей появился на улице какого-то пыльного городка, подошел полисмен и
вежливо препроводил путешественника к шерифу. Потом пятиминутный суд, и в
результате - тюрьма за бродяжничество.

Алексей говорил, закрыв глаза, раскачиваясь, будто мучился острой
болью, не зная, как утихомирить ее.

Выпустили его из тюрьмы, в кандалах отправили обратно к плантатору
отрабатывать долг. Терпел, мучился и опять сбежал, но в другую сторону.
Стал работу искать. "Джаб". Пытался собрать денег на дорогу в порт, хоть
одеться немножко. Оборванный ходил, босой. "Трэмп" - бродяга. Никто на
работу не принимал, собаками травили. Ничего не умел делать Алексей.
Сборщик бананов, ананасов, ломка табака - разве это профессия? Мускулы
слабые, желтый от малярии, тощий. Кому нужны такие работники? Страшился
тюрьмы, а сесть он мог прочно, если дознаются о его происхождении.
"Красный" - и все тут, Была еще и другая причина, из-за которой Алексей
молчал. Он не мог назваться советским. Разве такие бывают советские люди?
Ведь он обыкновенный бродяга, неграмотный, грязный, оборванный. Он не
имеет права позорить свою родину.