воля.
- Я и сама не знала... Впрочем, почему сверхчеловеческая? - спохватилась
Джонамо. - Все, что "сверх", уже патология. А я обычный человек, разве лишь
цель у меня необычная. Она меня и вдохновляет.
И от концерта к концерту реакция слушателей на ее музыку менялась.
- Слушали пианистку? - говорили, встречаясь, люди. - Обязательно
послушайте, это что-то необыкновенное. Даже не по себе становится от игры
Джонамо. За сердце берет...
На концертах люди все охотнее и глубже погружались в мир собственных
чувств, открывали его заново, поражались ему, а заодно и самим себе: вот
мы, оказывается, какие!
Музыка раскрепощала чувства, придавала им выпуклость, остроту, вызывала
непривычное беспокойство, как бы нашептывала в душу: "А правильно ли мы
живем?"
- Ваша игра попирает законы реальной действительности, - сказал как-то один
из слушателей. - Она похожа на гипноз. Уже одно то, что она не
синтезирована, а возникает под вашими пальцами, словно исходит от них,
производит завораживающее впечатление. Но дело даже не в этом. Вы посягаете
на личность человека, его характер и психику, навязываете свое
мировосприятие через посредство музыки.
Джонамо была еще во власти музыкальных образов. Все виделось точно сквозь
дымку. Серебряную шевелюру говорившего с ней человека окружало нечто вроде
ореола. На миг возникли неясные ассоциации - с кем? Проглянуло и вновь
исчезло что-то знакомое.
- Вы преувеличиваете, - тряхнула головой Джонамо. - Я лишь помогаю людям
понять себя. Стараюсь открыть им, на что они способны. Средствами искусства
отстаиваю добро.
- Разве у нас... сохранилось зло? - недоуменно спросил собеседник.
- Отсутствие зла еще не есть добро.
- Так ли?
- Если число не отрицательное, то это вовсе не значит, что оно
положительное. Возможен и нуль.
- Да... В логике вам не откажешь. Но логика не может оправдать вашу музыку!
- По-вашему, она нуждается в оправдании?
- Я пытаюсь это сделать и не могу.
- Мне жаль вас, - сказала пианистка.
Не одно лишь искусство с такой силой воздействовало на слушателей, но и
обаяние Джонамо. Говоря о гипнозе, седовласый был недалек от истины.
Биополе пианистки возбуждало ответные всплески полей. Стихийно возникала
автоколебательная система, в которой, подобно электрическим колебаниям,
генерировались эмоции, причем их амплитуда тысячекратно превышала
эмоциональный потенциал не только каждого слушателя в отдельности, но и
самой Джонамо.
Подсознательно догадываясь об этом, она отказывалась от выступлений по
глобовидению. Джонамо опасалась, что первая же такая передача необратимо
разрушит притягательную силу ее музыки. С другой стороны, играя на рояле,
она вела страстную пропаганду против дегуманизации искусства, обездушивания
людей. А пропаганда должна быть массовой, только тогда она принесет плоды.
Это противоречие угнетало Джонамо. Ей начало казаться, что она взялась за
принципиально неразрешимую задачу и закономерно зашла в тупик.
- Меня слышат тысячи, пусть десятки тысяч, - жаловалась она матери. - А
людей миллиарды.
- Тебе нужны ученики, - посоветовала мать. - И если у каждого из них
появятся свои ученики, ты достигнешь цели.
Джонамо понимала, что мать права. Когда-нибудь, очевидно, так и будет. Но
сегодня... Занятия с учениками требуют времени, а где его взять? Нет, в
первую очередь нужно обзавестись не учениками, а последователями,
единомышленниками!
Не догадывалась Джонамо, что и без глобовидения ее музыка овладевала
людьми, брала реванш за долгие годы забвения. Одна из причин - записи,
которые слушатели делали во время концертов. Конечно, записи не могли
заменить живой музыки, и люди понимали это. Но даже запечатленная
мнемокристаллами, музыка Джонамо производила неизгладимое впечатление.
"Насколько же должно быть сильнее непосредственное восприятие!" - думали
те, кому еще не посчастливилось побывать на концертах Джонамо. Их интерес
подогревали передаваемые из уст в уста восторженные отзывы.
Послушать ее стекались отовсюду. Импровизированные концертные залы не
вмещали всех желающих. Никогда прежде молодая женщина не получала такого
удовлетворения, не испытывала большего упоения делом своей жизни.
В перерывах между концертами она едва успевала восстановить, казалось бы,
полностью исчерпанные силы. Передохнув, вновь садилась за инструмент.
Когда, готовясь к игре, Джонамо на минуту застывала над клавиатурой,
слушатели переставали дышать, как будто звук их дыхания мог спугнуть ее
волшебную музыку. Многие смотрели на пианистку, точно религиозные фанатики
древности на сошедшую с небес святую.
Девяносто девять слушателей из ста покидали концертный зал восторженными
приверженцами Джонамо, сотый - ее убежденным и встревоженным противником.
11. Сенсация
Исследовательский звездолет "Поиск", один из двух оставшихся, кораблей
галактического класса, барражировал в заутопийском пространстве, ведя
наблюдения за источниками вакуумных волн. Второй звездолет - "Зов", - на
котором погиб муж Джонамо Крил, с того времени был на приколе, и командир
"Поиска" Гюнт не без оснований опасался, что его корабль рано или поздно
постигнет такая же грустная участь.
Астронавтика давно уже утратила героический ореол, превратилась в средство
транспортного обслуживания Утопии. "И сегодня, - думал Гюнт, - "Поиск"
остается единственным реликтовым отголоском ее былого величия".
Предки мечтали о покорении пространства, об экспорте разума на планеты
других звездных систем. Этим честолюбивым замыслам не суждено было
исполниться. Утопия, задуманная как галактический форпост, плацдарм для
начала космической экспансии, стала ее вершиной и... концом, выродилась в
планетарную богадельню...
Гюнт понимал, что кризис астронавтики был предопределен тенденциями в
развитии человечества, возобладавшими в последние десятилетия.
Галактические полеты сочли экономически бесперспективными, а связанный с
ними риск - не оправданным.
Гюнт, уже немолодой человек, относился к последнему, не по очередности, а
по очевидному отсутствию будущности, поколению
звездолетчиков-первопроходцев. Раньше он летал на "Зове", дружил с Крилом,
тяжело пережил его гибель и до сих пор мучился, пытаясь понять, зачем
бортинженер пошел на верную смерть. Не доверял автоматам? Счел, что
ситуация выходит из-под их контроля? Действовал в состоянии аффекта или
сознательно пожертвовал собой?
Сейчас, на "Поиске", Гюнту отчаянно не хватало Крила. Нынешний бортинженер
- человек совсем иного склада, угрюмый, неразговорчивый. Да и второй член
экипажа космогонист Занг настолько увлечен своими вакуумными волнами, что
ничего иного для него не существует.
У каждого из них ясно очерченный круг обязанностей, и нет нужды поминутно
общаться. Главное, они обладают идеальной психологической совместимостью, и
не оттого ли, что не мозолят друг другу глаза?
Роль командира кажется символической, она как бы зарезервирована на случай
экстремальной ситуации. А его обязанности навигатора сводятся к
дублированию бортовых компьютерных систем управления.
Контровский Владимир
Панов Вадим
Шилова Юлия
Роллинс Джеймс
Апраксина Татьяна
Перумов Ник