короткие тесемки.
скрывал!
первым читателем и критиком. Вскоре его лицо посерело. Кнутовский резко
захлопнул папку и гадливо, как дохлую кошку, бросил ее мне.
утонул в тоннеле. - Что ты вор? Это грубо. Что ты пакостник? Слишком мягко.
Ты просто ничтожество, Миша, вот и все. Это то же самое, что жрать чужие
объедки, за это не ругают.
обиды, только желание узнать, почему единственный друг, теперь уже, понятное
дело, бывший, так со мной разговаривает.
- Неужели ты себя по-прежнему уважаешь?
поезд.
меня он делает то же самое! Кстати, знакомый персонаж, ты не находишь?
нем в собственной рукописи. "Теория вероятностей плюс ловкость рук". Лихая
формулировка Мефодия-старшего вдруг перестала мне нравиться.
гриву, от него не убудет! Но ты же у меня все начало передрал.
Думал, сгодятся куда-нибудь. Теперь вижу: сгодились.
страницы?
роман готов. Но сцену на чердаке я помню до последнего слова. Хочешь, скажу,
что там дальше будет? Хоботков допьет остатки одеколона, потом споткнется и
упадет. Еще там есть такое: горки голубиного помета он сравнит со
сталагмитами. Ну что, проверим?
дальше я читал, тем большую испытывал тревогу. Когда я нашел то место, где
герой давится лосьоном после бритья, сомнений уже не оставалось: будет там и
про помет, и про все прочее. Я выпустил листы из рук. Сейчас Кнут отыщет
упоминание о сталагмитах, и тогда я провалюсь сквозь землю.
через его плечо: сцена на чердаке давно закончилась. Кнутовский оторвался от
романа и отрешенно уставился на стену.
вставил в свою вещь, а у тебя все развивается естественно. Такое
впечатление, что роман ты написал за неделю.
такую подлянку? Не видел я твоих черновиков, чем хочешь поклянусь!
дальше. У меня этого не было... Но как же ты мог, Мишка? - Спросил он с
горечью. - Я бы тебе сам отдал, если б ты попросил.
опоздаешь.
спину, пока он не затерялся в толпе пассажиров, высыпавших из подошедшего
поезда.
мне, а не как от меня требуют?
опущусь до такого? Хотя... на чужих черновиках долго не протянешь, имени на
них не сделаешь. Может, Кнут действительно презентовал мне свой никчемный
отрывок? У него он валялся крошечным файлом в забытой директории, а я
заставил эти страницы ожить. Но теперь эпизод на чердаке выйдет вместе с
моим романом до того, как Шурка мне его подарил. Что это, если не кража?
открывающий двери на Петровке, и Кнут. Никакой связи. Ну и не надо.
поеду в "Реку". Пять остановок до "Динамо", и десять минут пешком. Из всех
путей к славе этот - самый короткий.
***
чужом времени.
рукописи. И я почти сделал это: подвывая от радости, предвкушая скорый
успех, забился в какой-то глухой двор и даже набрал на пульте дату - тот
самый день и час, в котором меня ждет Мефодий. Однако на ребристую кнопку я
так и не нажал. Что-то мне мешало. В своем возвращении я увидел не победный
марш, а постыдное, мальчишеское бегство. В прошлом я оставлял множество
вопросов. Почему ушла Алена? Откуда взялся мой новый знакомец Костик? Что за
идиотская история с угоном "ЗИЛа"? За трое суток, прожитых в две тысячи
первом, я вдруг почувствовал, что причастен к такому, о чем раньше и не
догадывался. Я дал себе еще одни сутки.
снять вопрос о нашей близости. Но человек, как известно, лишь предполагает.
раму, а глубокое омерзение к самому себе. Время шло к полудню. Когда спишь
так долго, то события, произошедшие накануне, обычно превращаются в путаные
обрывки.
свалявшегося кочками матраса, Люсины сальные волосы на своем лице, тихий
плач девочки за стенкой. То, что вчера, несмотря на полное затмение
рассудка, я все же выпроводил Оксану на кухню, позволяло верить: во мне еще
осталась капля человеческого. Ее еще можно найти - если как следует
поковыряться.
рухнули на продавленную кровать. Люсьен упала на меня сверху, и я с
брезгливым ужасом отметил, что ее тело почти невесомо. Она тут же
завертелась, пытаясь добраться до моей ширинки. Слепой инстинкт, вышедший из
водки, словно ископаемая рыбина из океана, заставил меня вцепиться в Люсину
прелую одежку. Вдвоем мы справились с тряпками и, раскидав их по полу,
обнялись. Позвоночник Люсьен прощупывался лучше, чем на анатомическом
муляже. Она откинулась назад, и перед моим лицом заболтались две иссохшие,
выжатые груди. Всякий раз, когда они подпрыгивали, до меня доносился резкий,
приторный запах.
иногда делала такие подарки, но сейчас я оценил ее великодушие особенно
высоко.
осторожно взял девочку на руки и, не дыша, отнес ее в комнату. Еду,
принесенную с собой, я трогать не стал и позавтракал бутылкой пива.
бы половину? А на оставшиеся купишь продуктов?
отвернувшись к окну, Люсьен коротко и жестко ответила:
заодно разобраться с Кнутовским.
жена.
сознании, словно я только и делал, что попадался на измене. Все реплики этой
пьесы известны наперед, озвучивать их было бессмысленно.
наступление.
царапину.
руки. Только не забудь, прошу тебя.
Круз Андрей
Шекли Роберт
Лондон Джек
Акунин Борис
Афанасьев Роман
Корнев Павел