что она способна прибегать к сценическим эффектам, чего он в ней никогда
не подозревал.
это говоришь в шутку?
ничего лишнего. Корилла лопнула бы от зависти: это так же эффектно, как
то, за что ей аплодируют с таким неистовством.
к такому фиглярству. И если бы публика вздумала аплодировать мне только
потому, что я умею передразнивать Кориллу, то перед такой публикой я
больше не захотела бы и появляться.
хороша, нам нечего строить воздушные замки. Может быть, мы оба с тобой
не в своем уме и, как выразился господин граф, Консуэло действительно
уродлива.
Порпора, один из лучших композиторов Италии и величайший профессор пения
XVIII века, ученик Скарлатти, учитель певцов Гассе, Фаринелли, Кафарел-
ли, Салимбени, Уберто (известного под именем "Порпорино") и певиц Мин-
готти, Габриэлли, Мольтени, - словом, родоначальник самой знаменитой
школы пения своего времени, Никколо Порпора прозябал в Венеции, в состо-
янии, близком к нищете и отчаянию. А между тем некогда он стоял во главе
консерватории Оспедалетто в этом самом городе, и то был самый блестящий
период его жизни. Именно в ту пору им были написаны и поставлены его
лучшие оперы, лучшие кантаты и все его главные произведения духовной му-
зыки. Вызванный в 1728 году в Вену, он, правда не без некоторых усилий,
добился там покровительства императора Карла VI. Он пользовался также
благоволением саксонского двора [10], а затем был приглашен в Лондон,
где в течение девяти или десяти лет имел честь соперничать с самим вели-
ким Генделем, звезда которого как раз в эту пору несколько потускнела.
Но в конце концов гений Генделя восторжествовал, и Порпора, уязвленный в
своей гордости, очутившись в тяжелом материальном положении, возвратился
в Венецию, где не без труда занял место директора уже другой консервато-
рии, а не Оспедалетто. Он написал здесь еще несколько опер и поставил их
на сцене, но это было нелегко; последняя же опера, хотя и написанная в
Венеции, шла только в лондонском театре, где не имела никакого успеха.
Гению его был нанесен жестокий удар; слава и успех могли бы еще возро-
дить его, но неблагодарность Гассе, Фаринелли и Кафарелли, все более и
более забывавших своего учителя, окончательно разбила его сердце, ожес-
точила его, отравила ему старость. Известно, что он скончался в Неаполе
на восьмидесятом году жизни в нищете и горе.
лая его, подыскивал ей заместительницу, Порпора переживал как раз один
из припадков озлобления, и его раздражение имело некоторое основание.
Если в Венеции любили и исполняли музыку Йомелли, Лотти, Кариссими, Гас-
парини и других превосходных мастеров, то это не мешало публике одновре-
менно увлекаться без разбора легкой музыкой Кокки, Буини, Сальваторе
Аполлини и других более или менее бездарных композиторов, льстивших пос-
редственности своим легким и вульгарным стилем. Оперы Гассе не могли
нравиться его учителю, справедливо разгневанному на него. Маститый и
несчастный Порпора, закрывший сердце и уши для современной музыки, пы-
тался задушить ее славою и авторитетом стариков. С чрезмерной суровостью
он порицал грациозные произведения Галуппи и даже оригинальные фантазии
Кьодзетто - популярного в Венеции композитора. С ним можно было разгова-
ривать лишь о падре Мартини, о Дуранте, о Монтеверди, о Палестрине; не
знаю, благоволил ли он даже к Марчелло и Лео. Вот почему первые попытки
графа Дзустиньяни пригласить на сцену его неизвестную ученицу, бедную
Консуэло, которой он желал, однако, и славы и счастья, были встречены
Порпорой холодно и с грустью. Он был слишком опытным преподавателем,
чтобы не знать цены своей ученице, не знать, чего она заслуживает. Одна
мысль, что этот истинный талант, выращенный на шедеврах старых компози-
торов, будет профанирован, приводила старика в ужас.
его собакам, отдайте на съедение зверям, раз уж такова в наши дни судьба
гения.
зыканта возвысила Консуэло в глазах графа: если этот суровый учитель так
ценит ее, значит есть за что.
эло такое необыкновенное, божественное существо?
ся неизбежному, и повторил: - Такова ее судьба.
серьезно пересмотреть оперный репертуар своего театра. Он обещал исклю-
чить из репертуара, как только ему удастся избавиться от Кориллы, плохие
оперы, ставившиеся, по его словам, лишь по ее капризу и ради ее успеха.
Он намекнул весьма ловко, что будет очень сдержан в отношении постановок
опер Гассе, и даже заявил, что в случае, если Порпора пожелает сочинить
оперу для Консуэло, то день, когда ученица покроет своего учителя двой-
ною славой, передав его мысли в соответствующем стиле, будет торжеством
для оперной сцены Сан-Самуэле и счастливейшим днем в жизни самого графа.
лал, чтобы дебют его ученицы, которого он сначала побаивался, думая, что
она могла бы придать новый блеск творениям его соперника, состоялся. Од-
нако, поскольку граф выразил опасение насчет наружности Консуэло, он на-
отрез отказался дать ему возможность прослушать ее в узком кругу и без
подготовки. На все настояния и вопросы графа он отвечал:
тая, естественно, робеет перед таким вельможей и ценителем искусства,
как вы; дитя народа, она не встречала в жизни никакого внимания и, по-
нятно, нуждается в том, чтобы немного заняться своим туалетом и подгото-
виться. К тому же Консуэло принадлежит к числу людей, чьи лица удиви-
тельно преображаются под влиянием вдохновения. Надо одновременно и ви-
деть и слышать ее. Предоставьте это мне; если вам она не подойдет, я
возьму ее к себе и найду способ сделать из нее хорошую монахиню, которая
прославит школу, где будет преподавать.
Порпора для Консуэло.
сутствии графа Дзустиньяни. Когда девушка наивно выразила опасение, что
граф найдет ее некрасивой, учитель, убедив ее в том, что граф, сидя в
церкви на богослужении, не увидит ее за решеткой органа, все же посове-
товал одеться поприличней, ибо после службы он представит ее графу. Как
ни был беден сам благородный старик, он дал ей для этой цели небольшую
сумму, и Консуэло, взволнованная и растерянная, впервые занялась своей
особой и наскоро подготовила свой туалет. Она решила также испытать и
свой голос и, запев, нашла его таким сильным, свежим и гибким, что нес-
колько раз повторила очарованному и тоже взволнованному Андзолето:
подруги запертою на задвижку, и, только прождав на лестнице около чет-
верти часа, он смог наконец войти и взглянуть на Консуэло в праздничном
одеянии, которое ей хотелось ему показать. Она надела хорошенькое ситце-
вое платье в крупных цветах, кружевную косынку и напудрила волосы. Это
так изменило ее облик, что Андзолето простоял в недоумении несколько ми-
нут, не понимая, выиграла ли она, или потеряла от такого превращения.
Нерешительность, которую Консуэло прочла в его глазах, сразила ее, слов-
но удар кинжала.
наряде. Кто сможет найти меня хотя бы сносной, если даже тот, кто меня
любит, не испытывает, глядя на меня, ни малейшего удовольствия.
твоей прелестной фигурой в этом длинном лифе; к тому же кружевная косын-
ка придает тебе такой благородный вид. И юбка падает такими изящными
складками... Однако мне жаль твоих черных волос... Но что поделаешь! Они
хороши для плебейки, а завтра ты должна быть синьорой.
чивает и старит самых красивых, а под всеми этими оборками я кажусь себе
чужой. Словом, я сама себе не нравлюсь и вижу, что и ты такого же мне-
ния. Знаешь, сегодня я была на репетиции, и при мне Клоринда тоже приме-
ряла новое платье. Какая она нарядная, смелая, красивая! (Вот счастливи-
ца, на нее не нужно смотреть два раза, чтобы убедиться в ее красоте.)
Мне очень страшно появиться перед графом рядом с ней.