Чтение 12–й страницы книги ~Враг за Гималаями~

Товарищ То кивнул товарищу Нгуену, и тот вытащил из кармана мобильный телефон самой последней модели, где всяких функций и наворотов было больше, чем в служебном компьютере Донцова. Сразу после этого краткое сообщение улетело к адресату, в руках которого находилась судьба Дуан Динь Тхи, известной так же как Тамара Жалмаева и прочее, и прочее, и прочее.

- Сейчас вас отвезут куда следует. Там будет ждать человек, которому можно доверять. Он издали покажет вам девушку. Всё остальное зависит от вас. Прошу в машину. - Товарищ То указал на второй джип, из которого спешно эвакуировались веселые пассажирки, все, как одна, одетые в яркие брючки-дудочки и короткие курточки на рыбьем меху.

Донцов, наблюдая эту сцену, успел подумать, что у нашенских девушек на таком промозглом ветру обязательно покраснели бы носы и заслезились глаза, а этих, только что прибывших из тропиков, ничего не берет - за крошечный носик мороз не укусит, в узкий глаз вихрь не задует, а на желтой коже никаких следов атмосферного воздействия вообще не заметно.

Хорошо хоть, что во второй машине пахло не перегаром, а дешёвой косметикой и чем-то неуловимым, что всезнающий Цимбаларь охарактеризовал не совсем галантным словом "мандачина".

Молодой водитель управлялся с могучей машиной столь же ловко и бесцеремонно, как у себя дома с трёхколёсной велорикшей. Магнитола исполняла заунывные восточные мелодии. Похоже, жизнь с утра ладилась.

- Могли бы пару девах для компании оставить, - сказал Цимбаларк.

- Тебе одни девахи на уме... А пистолет ты прихватил? - поинтересовался Донцов.

- Не-е... В сейфе остался. Кто же знал, что мы прямо отсюда на операцию поедем.

- Ладно, как-нибудь с одной девчонкой справимся.

- Справимся, если никто не вмешается.

- Не должны... Нам ведь обещали содействие:

- А дед всё же молодец. - Цимбаларь от избытка чувств даже хлопнул себя по ляжкам. - Если бы не он, мы бы эту Дринь-Дринь до новых веников искали.

- Не Дринь-Дринь, а Доан Динь Тхи, - поправил Донцов. - Разве трудно запомнить?

- Какая разница! Я в своей стране живу и ломать язык из-за какой-то чучмечки не собираюсь. Развелись, понимаешь, всякие Мангышлаки да Фудзиямы.

- У тебя тоже фамилия не Иванов.

- Мои предки три века этой стране служат. Почитай историю. Там прямо так и сказано: "Лучшими цимбалистами на Руси были польские жиды и волошские цыгане". Вот от этих цимбалистов и пошёл наш род.

- Через три века на земле, наверное, ни русских, ни цыган, ни вьетнамцев не останется. Все перемешаются, - сказал Донцов.

- Это в том случае, если люди на земле вообще уцелеют, - добавил Цимбаларь. - Про процесс депопуляции слышал? К краху идёт род человеческий. В сперме мужчин сперматозоидов в десять раз меньше, чем полсотни лет тому назад, а случаев рака, наоборот, в десять раз больше. И никакая тут медицина не поможет. Вымрем скоро, как допотопные ящеры.

- А тебе бы всё каркать. Лучше бы какую-нибудь приятную новость рассказал.

- Вот поймаем эту Дрю-Дрю, и будет тебе приятная новость.

Беседуя таким образом, они подъехали к рынку, но не к родимому Октябрьскому, где бандиты, наверное, до сих пор принимали заказы для Ухарева, а к Другому, куда более обширному, расположенному за кольцевой автострадой.

У въезда на стоянку их ожидал вьетнамец, одетый уже не в представительский костюм, а в самый распоследний ширпотреб, благодаря стараниям его соотечественников ставший нынче чуть ли не униформой для жителей огромной страны, с запада ограниченной посевами бульбы, а с востока плантациями гаоляна.

Обменявшись с водителем быстрым, но красноречивым взглядом, он коротко сказал: "Место сто девяносто пять" - и для наглядности продемонстрировал свою грязную ладошку, на которой тот же номер был написан химическим карандашом. После этого стукач исчез, словно сквозь землю провалился, что для потомка славных партизан, столько лет водивших за нос агрессоров, не составляло, наверное, никакого труда.

Рынок сам по себе являл собой целый город и, если верить схеме, установленной у входа, состоял из продовольственного, вещевого, автомобильного и строительного секторов, а то место, где приехавшие сейчас находились, представляло собой обыкновенную барахолку. Здесь торговали всяким штучным товаром, начиная от старых чугунных утюгов и кончая украденными с заводов расточными и фрезерными станками.

- Слушай, мне пробка к ванне нужна, - сказал Цимбаларь. - Может, поищем?

- Давай сначала дело сделаем, А то эти рынки затягивают не хуже игорных домов..

Всё же одну покупку по пути пришлось сделать - моток тонкого капронового шнура, ведь, кроме пистолета, они забыли прихватить с собой и наручники.

Первая коммерческая палатка, на которую они вышли, покинув территорию барахолки, имела номер где-то за шесть сотен.

- Не с той стороны сунулись, - констатировал Цимбаларь. - Придётся крюк делать.

Проплутав немалое время среди пирамид обуви, тюков трикотажа, штабелей галантереи, леса зонтиков, бастионов теле- и видеоаппаратуры, ковровых развалов, шубных стад и частокола задранных вверх женских ножек, предназначенных для демонстрации чулок, они в конце концов добрались до искомой торговой точки, представлявшей собой тесный загон, изнутри сплошь завешенный кожаными куртками, во всех приличных странах вышедшими из моды лет этак пять назад, а скорее всего вообще никогда там в моду не входившими.

Покупатели этим товаром почти не интересовались, и Донцов с Цимбаларём, дабы зря не светиться, встали в сторонке. В загоне топтался сухонький старичок, похожий на буддийского святого, находящегося в последней стадии аскезы.

- Приплыли, - сказал Цимбаларь. - Скорее это не девушка Динь-Динь, а дедушка Дрыг-Дрыг.

- Не пори горячку, - ответил Донцов. - Постоим, посмотрим...

От долгого скитания по людному рынку и от резкого запаха дешевых товаров у него начала кружиться голова, а к горлу подкатывала тошнота. Пришлось даже съесть горсть сравнительно чистого снега, сохранившегося на подоконнике заколоченного павильона.

Цимбаларь, неправильно истолковавший такое поведение коллеги, немедленно предложил:

- Давай за пивом сгоняю. У меня самого всё нутро пересохло.

- Потом, - остановил его Донцов.

В загончик завернул мужчина, габариты которого не позволяли надеяться на успешное завершение сделки. На такую фигуру куртку следовало шить не из свиней и телят, а из африканских носорогов.

Тем не менее старичок смело вступил в единоборство с этим богатырём, и чувствовалось, что просто так он его от себя не отпустит. Перемерив весь имеющийся под рукой товар, хозяин что-то гортанно крикнул внутрь заведения.

- Смотри, смотри. - Донцов толкнул Цимбаларя локтем.

На арене, так сказать, появилась девушка с типичной для этого рынка внешностью, несущая на шесте нечто напоминавшее хоругвь татаро-монгольского войска, но на самом деле оказавшееся демисезонной курткой примерно так семидесятого размера.

- Похожа? - осведомился Донцов, сравнивая девушку с розыскной фотографией, срочно извлечённой из бумажника.

- Может, похожа. А может, и нет, - вздохнул Цимбаларь. - Дурку мы сваляли. Надо было кого-нибудь для опознания пригласить. Хотя бы вчерашнего фотографа.

- Это верно, - согласился Донцов. - Кто же знал, что всё так внезапно случится...

Совместными усилиями куртку всё же натянули на богатыря, и он ушёл, предварительно выторговав пять баксов. Девушка собралась возвращаться обратно.

- Начнём, - сказал Донцов. - Сами как-нибудь разберемся.

Оказавшись в загоне, выполнявшем роль одновременно и выставочного зала, и примерочной, и кассы, они распределились таким образом, что Донцов перекрыл ход наружу, а Цимбаларь соответственно - внутрь.

- Привет, хозяин, - сказал Донцов. - Как ва шу помощницу зовут?

- Зачем тебе? - Старик улыбнулся беззубым ртом. - Жениться хочешь?

- Почему бы и нет. Ну а всё же?

- У нас своего имени девушки чужим людям не говорят.

- А нам придётся сказать. - Он раскрыл перед носом старика удостоверение.

Цимбаларь уже растопырил руки, как паук-кровосос, нацелившийся на неосторожную мошку, но девушка не предпринимала никаких попыток к побегу. Она стояла как вкопанная, бессильно уронив тонкие руки, и обильные слезы навертывались на её глазах, хорошо замаскированных тяжелыми раскосыми веками. И вообще это хрупкое создание совсем не походило на ту махровую авантюристку, портрет которой Донцов заранее составил для себя.

Со слов старичка скоро выяснилось, что девушку действительно зовут Доан Динь Тхи, сюда она приехала для того, чтобы познакомиться с достопримечательностями великой дружественной страны, но нехорошие люди украли у неё все документы, и вот он, всеми уважаемый Фань Мин, взял несчастную к себе в услужение.

- Знакомая песня, - буркнул Цимбаларь, поигрывая капроновым шнуром. - Да только мотив надоел. Пора бы что-нибудь новенькое придумать.

- Она живёт с вами? - спросил Донцов. - Где её вещи?

Старичок объяснил, что девушка нашла себе приют в общежитии, где проживают и другие вьетнамцы, торгующие на этом рынке, а вещей у неё раз, два и обчелся, всё в маленькоц сумке вмещается.

- Мы её заберём с собой, - сказал Донцов. - А вы пока оставайтесь здесь и без неё домой не возвращайтесь. Понятно?

Старичок приложил руки к груди и ответил в том смысле, что, если могучий тигр разговаривает с бедным козлом, тому всё становится понятно заранее.

- Дисциплинированный народ, - заметил Цимбаларь. - С такими приятно иметь дело.

- Да уж, с цыганами, конечно, не сравнишь. Несколько минут они решали, как поступить с девушкой - обыскать на месте или повременить.

- По закону нельзя, - говорил Донцов. - Противоположный пол.

- Нет у неё никакого пола, - возражал Цимбаларь. - Сам видишь - ни сисек, ни зада. А вот перо или какую-нибудь спицу припрятать в интимном месте вполне могла. Засмеют нас, если упустим.

- Ладно, я ничего не вижу. - Донцов отвернулся.

Сопение, с которым Цимбаларь выполнял любую важную работу - печатал ли на машинке постановление на арест, молотил ли кулаками соперника на ринге или огуливал бабу (со слов тех самых баб), - длилось минут пять, после чего последовало резюме: "Ничего нет".

По молчаливому согласию пленницу решили не связывать. Уж очень комично выглядела бы со стороны эта троица - двое здоровенных мужчин, один бледный, другой багроволицый, ведут на верёвке тоненькую, нежную девушку. Ну прямо Зоя Космодемьянская в лапах фашистских палачей.

Всю дорогу до отдела она молчала, не проронив ни звука, и только слезы, непрерывно катившиеся из глаз, сигнализировали чужому и равнодушному миру - беда, беда, беда, со мной случилась беда.

В отделе, в комнате, предназначенной для допросов, где вся скудная мебель была намертво прикручена к полу, а из стены торчали специальные кольца для крепления наручников, выяснилось, что Доан Динь Тхи совершенно не понимает русского языка или очень ловко это симулирует.

Алексей Игнатьевич Шкурдюк, старшая сестра психиатрической клиники и фотограф Ростислав Петрович, поочередно вызванные для опознания, безошибочно указали на девушку, сидеишую среди двух других своих соотечественниц со тветствующего возраста и схожей внешности.

Доан Динь Тхи с ужасом взирала на происходящее, вздрагивала каждый раз, когда пришлые люди тыкали в неё пальцем, что-то бессвязно бормотала, прижав кулачки к щекам, и отказывалась от всего, что ей предлагали - от воды, от сигарет, от бутербродов.

Дело пошло на лад лишь после того, как из консульства прибыл переводчик. С ним она заговорила не то что охотно, а взахлеб, словно с родным отцом после долгой разлуки. Немного успокоившись, До-ан Динь Тхи подробно ответила на все вопросы, которые задал ей через переводчика Донцов.

К концу дня вырисовалась примерно следующая картина.

Она родилась в глухой горной деревне, где за годы новой власти мало что изменилось, где люди выращивали на полях-террасах богарный рис, чай и батат, пасли буйволов, охотились за дикими свиньями и даже не помышляли о путешествиях в дальние страны.

Однажды, примерно с год назад (в свое время девушка посещала начальную школу, умела читать и ориентировалась в календаре), когда Доан Динь Тхи в одиночку шла по лесной тропинке, с ней случилось что-то вроде припадка (судя по описаниям - эпилептического).

Некоторое время она не могла пошевелись ни рукой, ни ногой, но постепенно овладела своим телом и в сумерках добралась до родного дома, однако уснуть в ту ночь так и не смогла - её всю трясло, как в лихорадке, сознание застилали кошмары.

Врача в деревне не имелось, и за лечение девушки взялся местный знахарь. Она выполнила все его предписания, приносила жертвы богам, пила горькие травяные настои, ела помёт черной курицы, но всё это помогало мало, а лучше сказать, вообще не помогало.

Хотя Доан Динь Тхи и вернулась к ежедневному труду (иного выхода в бедной многодетной семье, где она была старшим ребёнком, просто не существовало), но по-прежнему чувствовала себя неважно - тревожно спала, страдала слуховыми и визуальными галлюцинациями, а иногда ловила себя на том, что действует помимо собственной воли, словно сомнамбула (это сравнение, как и некоторые предыдущие, надлежит оставить на совести переводчика).

Спустя месяц, когда Доан Динь Тхи опять находилась в одиночестве, её застиг новый сильнейший приступ странной болезни. Дальнейшее девушка помнила урывками.

Каким-то непонятным образом она оказалась вдруг в большом городе на берегу океана, где по улицам катили тысячи велосипедистов сразу, где ночные улицы освещал волшебный свет (до этого об электричестве девушка знала только понаслышке) и где ей впервые довелось отведать мороженого и кока-колы.

Кто присматривал за ней в то время и откуда брались деньги на жизнь, девушка не знала.

Потом начались ещё более странные события. Доан Динь Тхи очутилась внутри огромной железной птицы, с ревом взмывающей в небо. От воздушной болтанки и новизны впечатлений её стошнило прямо в самолёте. Всё дальнейшее целиком выветрилось из памяти.

Очередная серия впечатлений тоже была связана с городом, но уже совсем другим - многоэтажным, серым, холодным, задуваемым белым снегом. Здесь не было велосипедистов, зато потоки автомашин напоминали горные реки во время разлива.

Облачённая в диковинные одежды, она бродила по улицам этого чужого города, не понимая ни одного слова на вывесках и ни единой фразы из уст прохожих. Целый год прошёл как в глубоком, кошмарном сне, лишь иногда девушка как бы просыпалась на краткое время, каждый раз поражаясь непонятным и пугающим событиям, в которые она была вовлечена.

Окончательно Доан Динь Тхи очнулась на рынке у дядюшки Фаня пять дней тому назад и с тех пор помогает ему, потому что ничего другого делать не умеет. Она потихоньку учится языку этой страны и мечтает вернуться домой, но для этого нужно очень много денег, которые она вряд ли когда заработает.

За время, прошедшее после того, как девушка покинула родину, на её теле появилось несколько шрамов, происхождение которых она объяснить не может. Изменились и привычки, теперь её всё время тянет к кофе и табаку.

Тех людей, которые заходили и указывали на неё пальцем, Доан Динь Тхи прежде никогда не видела. Человека по имени Нгуен, приметного своими татуировками, она не знает. И вообще, дядюшка Фань - единственное живое существо, с которым она вступила за последний год в осознанный контакт.

Все дальнейшие попытки вызвать девушку на откровенность окончились безрезультатно. Внятно она могла произнести только несколько простейших русских слов, судя по их подбору, услышанных на рынке.

Ни белый медицинский халат, ни подкладное судно, ни долларовые купюры, ни фотоаппарат не пробудили в ней никаких ассоциаций. По словам Доан Динь Тхи, всё это, кроме долларов, она видела впервые. Доллары ей показывал дядюшка Фань.

Зыбкая темнота неспокойной ночи вновь накрыла город, а допрос всё тянулся и тянулся. Таким разбитым, как нынче, Донцов не ощущал себя даже в тот день, когда удалось задержать киллера Ухарева.

- Постарайся вспомнить, каким именем тебя называли здесь.

Внимательно выслушав переводчика, Доан Динь Тхи кивнула и, ткнув себя пальцем в грудь, произнесла с тарабарским акцентом:

- Я Олег Намёткин.

Это уж, как говорится, был полный отпад!

Глава 12

САНИТАРКА И ДВОРНИК

Обыск, накануне проведённый ретивым Цимбаларём в бывшем рабочем общежитии, ныне превращённом азиатскими "гостями" в жуткий вертеп, где на одном этаже шили сорочки, снабжённые этикетками лучших модных домов Европы, на другом паяли радиотелефоны, на трёх сразу ели и спали в кошмарной скученности, а в подвале ещё и содержали бордель с национальной экзотикой (шоу трансвеститов и водка пополам со змеиной кровью), ничего существенного не дал.

Не было обнаружено ни поддельных документов с портретом Доан Динь Тхи (других фальшивок набрали целый мешок), ни долларов пресловутой "те-ремковской" серии, ни новых фрагментов зашифрованной рукописи, на что очень надеялся Донцов.

Ночь девушка промыкалась в дежурке, но сейчас с ней надо было что-то решать.

В следственный изолятор подобных клиентов не брали в связи с отсутствием достаточных юридических оснований на это. Приёмник-распределитель не обеспечивал соответствующего режима содержания - из него пачками бежали даже дети. Обезьянники соседних территориальных отделений были переполнены, да и не стоило совать туда девку - потом педикулёз и чесотку не выведешь.

Оставался единственный приемлемый выход - временно поселить Доан Динь Тхи на одной из подотчётных отделу агентурных квартир (под строгой охраной, конечно), но для этого требовалась санкция самого полковника Горемыкина.

Пришлось Донцову скрепя сердце идти на поклон к шефу, делавшему всё возможное, чтобы засекретить самого себя.

Секретарша Людочка, высоко и порочно закинув ноги, занималась шлифовкой своих ногтей, одним глазом заглядывая в истрепанный учебник судебной медицины, который впечатлительные люди даже в руки брать брезгуют.

Донцов непроизвольно сравнил Людочку с вокзальной Марусей, и сравнение это, увы, оказалось в пользу последней.

- Ждёт? - поинтересовался он, кивая на начальническую дверь.

- Ждёт, ждёт, - пропела в ответ секретарша. - Ждёт, как любовник молодой минуты страстного свиданья.

Выслушав просьбу Донцова, начальник обнадёживающе кивнул и произнёс неопределённым тоном:

- Продвигается, значит, расследование... Можно было подумать, что данный факт вызывает у него не удовлетворение, а скорее озабоченность.

- Похоже на то. Подозреваемая задержана. Но она немного чокнутая. - Донцов покрутил пальцем возле виска. - Или притворяется, что мне кажется куда более вероятным. Таких дел успела натворить, а теперь тюхой-матюхой прикидывается. Короче, нужна доскональная психиатрическая экспертиза.

- Вы же сейчас работаете в непосредственном контакте с психиатрами. Такие экспертизы как раз и относятся к их профилю. Вот пусть и помогают вам, - посоветовал Горемыкин.

- Нет! - решительно открестился Донцов. - Они сторона заинтересованная. Я предпочитаю независимых экспертов.

- Ваше право. Но тогда ищите их сами. Хотя боюсь, что это затянет следствие. Не забывайте, что оно должно завершиться в самые сжатые сроки. Пока, как я понимаю, взяты только исполнители. А вас ориентировали на поиск заказчиков.

Если честно, то Донцов уже и сам перестал понимать, кто какую роль в этом деле играет. Сколько он ни бился сегодня утром с девушкой, та так и не сумела внятно объяснить, что имела в виду, называя себя Олегом Намёткиным. Временами даже начинало казаться, что для неё это столь же устойчивый речевой штамп, как, например, "Сколько стоит?", "Сбавь цену" или "Пошёл на хер".

Стараниями проспавшегося Кондакова была достигнута договорённость с какими-то засекреченными психиатрами, обслуживающими чуть ли не внешнюю разведку. Не откладывая дело в долгий ящик, ветеран сам взялся доставить девушку в их логово.

Сногсшибательных результатов от этой экспертизы Донцов не ожидал, а получил ещё меньше. Заключение специалистов, обследовавших Доан Динь Тхи, в вольном изложении Кондакова выглядело примерно следующим образом:

- Работала с твоей девкой целая комиссия в составе пяти человек - психопатолога, судебного психиатра, психоаналитика, психолингвиста и гипно-педа. Кроме того, был ещё переводчик, не из консульства, а наш, в майорских погонах. И так к ней подходили, и этак, и разные приборы к голове подключали, и на полиграфе испытывали, и в сон погружали. Только в гинекологическое кресло не сажали. Выяснилось, что сознание у девушки подавленное, отмечен депрессивный синдром в начальной стадии, нервная система истощена, но в принципе никаких патологий нет. Она вменяема в рамках, так сказать, своей социальной группы. Всё, что девчонка говорила вчера, можно считать правдой. Никаких следов воздействия на её сознание путем внушения или при помощи психотропых средств не обнаружено. И вообще, как они объяснили мне, всякие там зомби - это сказки для обывателей. Поведение человека нельзя долго держать под неослабным контролем, а тем более заставлять его производить какие-то сложные манипуляции.

- Следовательно, эта самая Доан Динь Тхи говорила вчера чистую правду, - произнёс Донцов с расстановкой. - Занесло её к нам попутным ветром, как лепесток цветка. Целый год она прожила здесь во сне. По-русски до сих пор ни бум-бум. И, главное, никакого отношения к инкриминируемым ей преступлениям не имеет, хотя свидетели в один голос утверждают обратное, улик выше крыши и везде остались её пальчики. Так?

- Ко мне какие претензии? - развёл руками Кондаков. - За что купил, за то и продал... Гипно-пед, правда, высказал особое мнение. Дескать, не исключено, что здесь имеет место редкий случай патологии сознания... Аменуия или амбенция, не помню... В таком состоянии человек прекращает ориентироваться в окружающем, теряет осознание своей личности, перестаёт запоминать происходящее. Яркие фантастические переживания переплетаются с частичным восприятием объективной реальности. В то же время взаимосвязь действий и поступков сохраняется. То есть внешне человек ведёт нормальный образ жизни, ничем не выделяется из своей среды, но на самом деле всё это пролетает мимо его сознания. Жизнь проходит как сон, и он ничего о ней не помнит, не узнает даже самого себя. Но это, повторяю, частное мнение. Остальные члены комиссии его не поддержали. А частное мнение, сам понимаешь, к делу не пришьёшь. У науки свои суровые законы.

- Это уж точно... - проронил Донцов и подумал: "Неужели тупик?"

Посидев ещё немного, Кондаков смылся под тем предлогом, что вчера в интересах службы он перетрудил свой организм и сейчас нужно срочно восстанавливать водно-солевой баланс, выводить шлаки и чистить печень. О предполагаемых методах лечения он предпочёл умолчать.

"А мне мозги нужно чистить", - хотел сказать Донцов, но смолчал, понимая, что не встретит у Кондакова никакого сочувствия.

Ситуация и в самом деле складывалась анекдотическая. Упрямые факты указывали на причастность Доан Динь Тхи по крайней мере к двум преступлениям, а непререкаемые научные авторитеты свидетельствовали об обратном.

Невольно напрашивалась мысль, что роль Доан Динь Тхи попеременно играли две сестрички-близняшки, имеющие не только абсолютно схожую внешность, но и идентичные папиллярные узоры. Но даже при этом, в общем-то, неправдоподобном условии оставалась масса безотве'тных вопросов. Спасибо полковнику Горемыкину, подкинул задачку...

От этих досадных раздумий Донцова отвлек телефонный звонок. Сплошные прочерки, появившиеся на экранчике автоматического определителя номера, обличали анонима.

Так оно и оказалось. Женский, а то и старушечий голос, в котором ощущалось тщательно скрываемое волнение, сбивчиво сообщил, что Олега Намёткина замучил (не убил, а именно замучил) не кто иной, как главный врач клиники профессор Ко-тяра. Он постоянно ставил над мальчиком варварские эксперименты, пытал его током и травил ядами, чему имеется немало свидетелей.

Прежде чем Донцов успел хоть что-то уточнить, в трубке послышались сигналы отбоя. Диспетчер отделовского коммутатора, через который осуществлились все телефонные соединения, подтвердила предположение Донцова - звонили из таксофона. Если более точно - из таксофона, расположенного на улице Сухой. То есть по соседству с клиникой.

Записка, оставленная Донцовым на доске объявлений, нашла-таки своего адресата. Хотелось надеяться, что не последнего.

Что касается анонимного сообщения, то, скорее всего, это была клевета. Звонила пожилая женщина, явно обделённая интеллектом, обиженная не только на своего начальника, но и на весь остальной мир. При этом не было названо никаких конкретных фактов, от которых можно было бы танцевать.

Не вызывало никакого сомнения, что, если вдруг - тьфу, тьфу, тьфу - смерть настигнет Донцова, найдётся немало досужих болтунов, которые обвинят во всем полковника Горемыкина или того же Кондакова.

Тем не менее это сообщение надо было держать на заметке. Рано или поздно, но встреча с профессором Котярой состоится, и тогда пригодится любое оружие, даже фальшивое. Почему-то Донцов был уверен, что если бы профессор откровенно ответил ему на все вопросы, то мотивы преступления, а возможно, и его организаторы были бы уже известны.

Вновь зазвонил телефон, но на этот раз входящий номер высветился. Впрочем, он не относился к числу тех, которые хранились в памяти Донцова.

Это дал о себе знать Алексей Игнатьевич Шкурдюк, не далее как сегодня утром обличавший замаскировавшуюся преступницу (Донцову даже пришлось напомнить, что речь пока может идти только о подозреваемой).

Оказывается, в клинику заявилась квартирная хозяйка санитарки Жалмаевой. Ищет свою пропавшую постоялицу, а также требует погашения задолженности по квартплате.

- Она ещё у вас? - Донцов даже подскочил от неожиданности.

- Да. Рядом сидит.

- Не отпускайте её. Я скоро буду.

Шкурдюк, как всегда встречавший Донцова на проходной, торопливо сообщил:

- Я сказал, что вы родственник Жалмаевой. Это ничего?

- Нормально.

Женщина, разыскивающая беглую санитарку (главной её достопримечательностью, если так можно выразиться, были очки с непомерно толстыми линзами), назвалась Таисией Мироновной Новохатько и немедленно перешла в атаку на Донцова, нисколько не удивившись тому обстоятельству, что родичи имеют столь разную внешность.

- Шалопутной ваша своячница оказалась! Я как с ней договаривалась? Я договаривалась, что первого числа каждого месяца денежки на стол. Сначала-то она исправно платила, ничего не скажу. А потом вдруг как в воду канула, даже не попрощавшись. За две недели осталась должна. Вы мне её новый адрес дайте. Или, ещё лучше, из своих средств рассчитайтесь. Потом между собой разберётесь. Свои, чай, люди. Я хоть договор найма с ней и не заключала, но это дело просто так не оставлю. Неча над инвалидом по зрению издеваться.

Она сняла очки и стала промокать платочком слезы, которые были для неё то же самое, что сигаретная затяжка для Цимбаларя или сытая отрыжка для Кондакова, то есть дело самое пустяковое.

- Вы о какой Жалмаевой речь ведёте? - Донцов предъявил хозяйке уже основательно затасканный фотоснимок.

- Об ней самой. - Вернув очки на место, она часто-часто закивала головой, словно кланялась иконе. - Вишь как вылупилась, бесстыжая...

- Значит, мы имеем в виду одного и того же человека, - констатировал Донцов. - И это уже хорошо. Я, конечно, могу вам дать новый адрес Жалмаевой. Вот только встретиться с ней пока нельзя. Но передачу собрать можно. Бельё, мыло, сигареты, продукты питания согласно утверждённому перечню.

- Уж не в больнице ли она? - сразу сбавила тон хозяйка.

- Зачем же? Здоровью вашей бывшей квартирантки можно позавидовать. В тюрьме она, любезная Таисия Мироновна. И будет оставаться там впредь до решения суда. - Тут Донцов для пущего эффекта немного сгустил краски.

- Свят, свят, свят, - хозяйка перекрестилась. - А ты, милок, случаем не шуткуешь?