Чтение 12–й страницы книги ~Золотая лягушка~

Князь Длиннорукий привычным движением влил в глотку содержимое чары и вдруг, выпучив глаза, крепко закашлялся. Сидевший рядом с ним боярин в медвежьей шубе ("Князь Святославский", шепнул Серапионычу Рыжий) вскочил с места и хлопнул соседа по спине. Тот перестал кашлять и с блуждающей усмешкой опустился на место.

-- Ну все, побазарили -- и к делу, -- негромко сказал царь. -- Теперь ты, Рыжий.

Рыжий неспеша поднялся с места:

-- Господа, военные действия вызовут, кроме всего прочего, проблемы с убитыми и ранеными. Им потребуется лекарская помощь, и с этой целью Государь пригласил Владлена Серапионыча, который поможет ценными советами по части медицинской помощи. -- С этими словами Рыжий указал на доктора. Тот чуть привстал и раскланялся.

-- А, эскулап, и ты здесь? -- добро глянул на Серапионыча царь. -- Это хорошо, понимаешь...

-- А чего тут хорошего? -- вдруг подал заплетающийся голос князь Длиннорукий. -- Да вы только поглядите на этого эскулапа: такой же прохиндей, как сам Рыжий!

-- Князь, ведите себя прилично, -- брезгливо бросил Рыжий Длиннорукому. Тот словно этого и ждал:

-- Кто бы говорил о приличии! Можно подумать, что это я, а не ты царевну... -- Тут князь употребил не совсем пристойное слово, обозначающее то, что делал Рыжий с царевной.

-- Попридержи язык, нечестивец! -- загремел царь, медленно подымаясь из-за стола. -- Уймись, или покинь мой терем!

-- Наш Государь не выносит сквернословия, -- радостно сообщил Рыжий Серапионычу. -- Все, теперь князю крышка!

А князь и не думал униматься.

-- Это еще вопрос, кому покидать твой терем, а кому оставаться, -- продолжал он, бестолково размахивая короткими полными руками. -- Я -- столичный градоначальник, а эти все -- кто они? Быдло! Жалкие, ничтожные людишки! Дай, царь-батюшка, я тебя обниму и поцелую! -- С этими словами Длиннорукий, едва не свалив с лавки князя Святославского, сидевшего одесную царя, потянулся к Дормидонту, явно желая запечатлеть на его царственном лике пламенное лобзание. Однако Дормидонт вовремя уклонился, и князь угодил всей физиономией в жбан с квасом. Лишь теперь бояре пришли в себя и принялись стаскивать князя со стола.

-- Что вы себе позволяете! -- вырываясь, кричал Длиннорукий. -- Невежи, хамы, засранцы, как вы ведете себя с градоначальником!

-- Ты больше не градоначальник! -- стукнул посохом по полу Дормидонт. -- Убирайся вон, пока я не отправил тебя в темницу!

-- Ха-ха-ха, сейчас, -- нахально заржал князь. -- Да это я отправлю тебя в темницу! И вас всех отправлю в темницу, коли будет на то моя воля... -- Неожиданно он вырвался из рук бояр и, вскочив на стол, пошел вприсядку, топча жбаны и чарки. Водка и пенные меды брызнули на роскошные боярские шубы. Но тут первое действие серапионычева эликсира подошло к концу, и князь свалился на пол, едва не зашибив одного из бояр.

Дормидонт же, как ни в чем не бывало, опустился на свое председательское место:

-- О том, кто станет преемником Длиннорукого, я сообщу позже. А теперь продолжим наше совещание. Что имеет сказать глава сыскного приказа?

Пал Палыч, скромно сидевший за дальним концом стола, поднялся и начал что-то докладывать о криминальной обстановке. Тем временем двое стрельцов, ухватив Длиннорукого за ноги, поволокли его из залы. Никто из присутствующих даже не посмотрел в ту сторону. А Рыжий украдкой сделал жест большим пальцем, что значило -- молодец доктор, сумел разделаться с Длинноруким без яда и наемных убийц!

***

Баба Яга бочком с опаской зашла в огромный мрачный зал, полный дорогих гостей князя Григория. Сам князь в роскошном пурпурном одеянии стоял на возвышении подле трона и вещал:

--... и тогда завтрашний день будет наш! -- Публика внимала ему с воодушевлением. -- Мы построим новый порядок!.. Тут вот некоторые говорят, что я не забочусь о народе, что он стал хуже жить...

-- Неправда! -- возмущенно закричал кто-то из гостей.

-- А это правда, -- поправил усы князь Григорий. -- Да, у связи с подготовкой к справедливой освободительной войне благосостояние народа снизилось, однако я твердо заявляю: наш народ будет жить плохо, но недолго!

Баба Яга, вполуха слушая речь князя, разглядывала гостей и наконец встретилась взглядом с Дамой В Черном.

-- Анна Сергеевна... -- в ужасе прошептала Яга и осеклась.

Но, похоже, Дама не обратила на нее особого внимания, и Яга поспешила прошмыгнуть в низенькую дверь.

В библиотеке было сумеречно, тихо и пахло плесенью. Рядами на полках стояли тысячи книг. Яга растерялась.

-- Это же как иголка в стоге... -- ошеломленно проговорила она.

-- Значит, будем осматривать все, -- деловито подвел черту кот и лихо спрыгнул с плеча хозяйки. -- Ты вдоль этой стенки. Я вдоль той.

***

Царевна Татьяна Дормидонтовна и боярин Андрей, сидя за летним столиком на веранде загородного царского терема, пили чай и обсуждали вопрос первостепенной государственной важности -- вращается ли Земля вокруг Солнца, или наоборот?

Гелиоцентрическую систему отстаивала Танюшка:

-- Конечно, Земля вокруг Солнца! Солнце большо-о-ое, а Земля в сравнении с ним совсем ма-а-аленькая, вот она и крутится. А если бы остановилась, то тут же на Солнце упала бы и сгорела.

-- Как же она упадет, когда мы внизу, а Солнце -- наверху? -- недоверчиво хмыкнул боярин. -- Что-то ты, царевна, путаешь.

-- Ничего я не путаю! -- стукнула кулачком по столу Танюшка. -- Мне это сам Рыжий говорил. А уж он все знает!

-- Уж не знаю, что знает твой Рыжий, а я знаю только одно: мы стоим на месте, а кружится Солнце. Утром восходит с одной стороны земной тверди, а вечером с другой стороны заходит.

-- А ночью? -- ехидно спросила царевна.

-- А ночью согревает дно земли.

-- Какое еще дно? Земля круглая!

-- Чего-чего? -- Боярин Андрей даже подскочил на плетеном стуле.

-- Земля круглая, -- уверенно повторила царевна. -- То есть шарообразная.

-- Чушь! -- заявил боярин Андрей. -- Извини меня, дорогая царевна, но, слушая тебя, у меня создается впечатление, что ты бредишь.

-- Аналогично, -- бросила царевна словечко, явно также почерпнутое из лексикона Рыжего. И выложила последний, самый веский аргумент: -- Вот моего тятеньку, царя Дормидонта Петровича, все так и кличут: "Царь-батюшка, наше красное солнышко". И все вокруг него крутится. А иначе что он был бы за красное солнышко? А ты говоришь -- Солнце вокруг Земли!

Столь убедительный довод оспорить было бы довольно сложно, однако боярин Андрей не сдавался:

-- Ну ладно, давай спросим у народа. С кем он согласится, тот и прав.

-- Как это, у народа? -- не поняла Танюшка.

-- Ну, у первого встречного. Выйдем на большую дорогу и спросим.

-- Да по этой большой дороге иногда по пол дня никто не проходит и не проезжает.

-- Ну, ежели никого не дождемся, значит, оба неправы, -- заключил боярин Андрей, -- и будем считать, что и Солнце, и Земля вертятся вокруг Луны.

-- Ну так пошли скорее! -- Царевна вскочила из-за стола и резво побежала по проселку, ведущему к тракту. Боярин Андрей двинулся следом.

На дороге, как обычно, было безлюдно. На протяжении видимости не наблюдалось ни карет, ни телег, ни пешеходов.

-- Ну и где же твой народ? -- не без доли ехидства спросила царевна.

-- Подожди немного, -- ответил боярин Андрей. -- Ты ж сама сказывала, что здесь не больно-то многолюдно.

-- А вот и народ! -- обрадовалась Танюшка, вглядевшись в направлении Царь-Города.

Вскоре и боярин Андрей увидал вздымавшуюся на дороге тучу пыли:

-- Ну, это, должно быть, пастух стадо гонит.

-- Нет, это воеводы гонят наше войско на князя Григория, -- уверенно определила царевна. -- Помню, тятенька что-то говорил об этом.

-- Ой, не к добру, -- озабоченно нахмурился боярин Андрей.

-- А что, надо ждать, пока Григорьевские упыри войдут в Царь-Город? -- запальчиво топнула ножкой царевна.

-- Да нет, конечно, просто я очень хорошо знаю, кто и как заправляет в нашем славном воинстве. На словах клянутся в верности Царю и Отечеству, а сами, навроде князя Длиннорукого, делают все, чтобы подорвать боевой дух и посеять в дружинниках зерна пораженчества.

-- Это как? -- не поняла Танюшка.

-- Ну, засылают в войска своих людей, которые говорят, что, дескать, народ Белой Пущи -- это наши братья, а князь Григорий имеет одну цель: установить в Кислоярском царстве справедливость и благоденствие. Как ты думаешь, Татьяна Дормидонтовна, отчего Государь с Рыжим так долго не отправляли войска в поход? А они просто-напросто боялись, что вся дружина вместе с копьями, мечами и пищалями при первой же возможности сдастся в полон и перейдет на сторону Григория!

Тем временем дружина подошла настолько близко, что уже можно было различить и отдельных ратников, и обозы с боеприпасами и продовольствием, и воеводу на белом коне, и даже хоругвь, несомую высокорослым знаменосцем.

-- Пора уходить, -- озабоченно пробормотала царевна. -- А о том, кто вокруг кого крутится, потом спросим...

-- Некуда нам уходить, -- покачал головой боярин Андрей. -- Когда сюда явится Григорий, то уж никуда не сокроемся. Тебя доставят к нему "у койку", ну а меня повесят на одном суку с Рыжим.

А дружина подошла уже совсем вплотную, и перед самым носом боярина Андрея воевода испуганно осадил коня.

-- Б-боярин Андрей, это ты? -- пролепетал воевода, с ужасом уставясь на боярина.

-- А то кто же? -- не очень вежливо ответил тот.

-- И царевна здесь? -- еще более изумился воевода.

-- Да, царевна. Ну и что? -- вступила в разговор Танюшка. -- Али тебе не ведомо, что тут батюшкин загородный терем?

-- Д-да... Но тебя же убили? -- дрожащим голосом продолжал воевода, вновь обернувшись к боярину Андрею.

-- Здесь царевна... Царевна тут... -- пробежало по рядам воинов.

Боярин же Андрей вовсе не отрицал, что его убили:

-- Да, меня загубили злодеи, супостаты, враги царя-батюшки и нашего славного Отечества, но я нарочно, назло им, встал из гроба, дабы не попустить поругания нашего царства-государства, дабы не отдать надежу нашу, царевну Татьяну свет-Дормидонтовну злому ворогу на лютую забаву!

Голос боярина креп, и все больше дружинников начали прислушиваться к пламенной речи воскресшего покойника.

-- А ты не врешь? -- спросил, однако, воевода, воспользовавшись недолгим перерывом в выступлении боярина.

-- Вот те святой крест! -- выкрикнул боярин Андрей и, сорвав с себя "кооперативный" крест вместе с медной цепью, поднял его высоко над головой.

-- Тот самый крест!.. -- пронеслось по войску.

-- О чем задумались, служивые? -- возвысил голос боярин. -- Али забыли призвание свое священное -- стоять на защите Народа и Отечества, Царя нашего богоданного и славной царевны, быть оплотом надежным для матерей и отцов своих, жен верных и малых детушек?! Али хотите, недругов лукавых наслушавшись, отдать народ свой на поругание идолищу поганому, кровопийце бессовестному?! Кто еще спасет его, как не вы?

Боярин Андрей закашлялся (все еще давало знать недавнее покушение), но ему на помощь пришла Танюшка. Подскочив к знаменосцу, она вырвала у него из рук хоругвь. Тот от неожиданности чуть не упал, а царевна, высоко подняв хоругвь, крикнула во весь голос:

-- Вперед, на врага!

Пытаясь взмахнуть знаменем, Танюшка порвала древком верхнюю часть платья, чуть приобнажив грудь. Но, не замечая этого, она решительно двинулась вперед по дороге. Следом за нею с поднятым крестом последовали боярин Андрей, воевода и все войско.

-- За Царя, за Отечество! -- крикнул боярин.

-- За Царя, за Отечество!!! -- воодушевленно отозвалась дружина. И это было уже не прежнее деморализованное воинство, но сплоченный боевой отряд, готовый ради спасения Родины совершить любые чудеса ратного подвига.

***

-- Что это мы так усердно ищем? -- услышала за своей спиной Баба Яга.

-- Да так, почитать перед сном, -- не растерялась она и, обернувшись, увидела перед собой Даму В Черном.

-- И кот твой тоже, я вижу, большой книголюб? -- небрежно, будто продолжая светскую беседу, говорила Дама, помахивая алым веером.

-- Да, вы знаете, -- воодушевилась Яга, -- как дорвется, так за хвост не оттащить. Все читает и читает. И даже по ночам. Свечек на него не напасешься. Я уж ему говорила...

-- Мне все время кажется, что я вас где-то видела, -- совершенно не обращая внимания на болтовню Яги, проговорила Дама.

Яга заметно побледнела и невпопад выпалила:

-- Да, мне многие говорили, что я похожа на Пугачеву... -- И осеклась под пристальным взглядом Дамы.

-- Мне кажется, не помешает позвать стражу, -- зловеще процедила та. И, резко повернувшись, направилась к дверям, но в этот момент подскочивший кот намертво вцепился в ее юбки. Дама даже онемела от такой наглости и совершенно неожиданно завопила дурным голосом:

-- Помогите! Убивают!!

Дверь в библиотеку распахнулась, как по команде. В ней маячили физиономии Каширского и Херклаффа. Но дверь оказалась узковата для двоих, и они, бранясь друг на друга, благополучно в ней застряли.

-- Щелкай пальцами! -- крикнул Яге кот, продолжая удерживать истошно визжащую Даму.

Яга вытянула руку, и... и здоровенная шаровая молния полетела в сторону двери. Два заклятых друга, маг и людоед, проворно залегли. И вовремя. От дверного косяка на них полетели щепки и камни. Дама в ужасе рванулась что есть сил и, оставив свои черные юбки в когтях кота, побежала к дверям. Там она, споткнувшись о лицо Каширского, упала, дрыгая в воздухе ногами в черных чулках и продолжая издавать вопли на манер полицейской сирены.

-- Бежим! -- бросил Яге кот, уже направляясь к противоположной двери.

-- А книга?

-- Уже у меня! Бежим скорее, а то они скоро очухаются!

И Яга, выпустив еще парочку молний в сторону двери, поспешила за котом, сжимавшим в лапах объемистый фолиант.

А за кучей-малой из мага, людоеда и садомазохистки возникла готическая фигура князя Григория.

-- Лежим? Отдыхаем? -- зло и ехидно осведомился он.

-- Да я их!.. -- придушенно выкрикнул Каширский. -- Пусть только с меня слезет эта..

-- Я вам не "эта"! -- окрысилась Дама, -- они меня раздели и хотели... Ай! Перестаньте кусаться! -- взвизгнула она, обращаясь уже к Херклаффу, приложившемуся зубами к ее белому бедру.

-- А фы менья не искушайте! -- отозвался тот.

Мрачно взиравший на все это безобразие князь в конце концов не выдержал и, топнув ногой, рявкнул:

-- Встать! Догнать и поймать! Немедленно! -- И процедил сквозь зубы: -- Придурки.

***

Скоморошья повозка весело катилась по колдобинам Мангазейско-Царьгородского тракта. Лошадьми правил Антип, а Дубов с Мисаилом сторожили дядю Митяя, который содержался связанным в "соломенном закутке". При этом они вели неспешную беседу.

-- Ну расскажи, Савватей... то есть Василий Николаич, как ты все-таки его выследил? -- спрашивал Мисаил.

-- Ну, это долгая история, -- махнул рукой Василий.

-- Так ведь и дорога не близкая, -- возразил скоморох. Василий поудобнее устроился на низенькой скамеечке и приступил к повествованию:

-- Главное в нашем деле -- уметь увидеть связь в вещах и явлениях, которые, казалось бы, ну никак не связаны между собой. И могу сказать тебе, а заодно и себе в утешение -- то, что мы претерпели в переходах княжеской усыпальницы, не прошло напрасно.

-- Ну еще бы, -- подхватил Мисаил, -- у меня до сих пор, чуть вспомню, коленки дрожат...

-- Нет-нет, я в другом смысле, -- перебил Дубов. -- Как ни странно, именно там, на кладбище, и находился главный ключ к разгадке многих тайн.

Мисаил кивнул, хотя по его лицу Василий увидел, что тот из его речений мало что понял. Тогда детектив стал объяснять в более популярной форме:

-- Помнишь ту белокаменную часовню с изваянием маэстро Черрителли? Будь у меня такая же безупречная память, как у тебя, то я, конечно же, запомнил бы надпись, адресованную дорогому Мелхиседеку Иоанновичу от скорбящих вдовы, сына и дочери. Но, конечно, столь редкое и невыговариваемое имя в моей памяти не задержалось. А зря -- иначе я сразу насторожился бы, когда его услышал, -- Василий указал в сторону закутка. -- Димитрий Мелхиседекович. И только оказавшись еще раз на кладбище и своими глазами прочтя надпись под изваянием, я сообразил, в чем дело. И вот тут-то я припомнил ваш с Антипом рассказ, который поначалу пропустил мимо ушей как не имеющий прямого отношения к нашему делу.

-- Какой рассказ? -- несколько удивился Мисаил.

-- Ну, о том человеке с бородой, что чуть не ежедневно ходит молиться в семейный храм-усыпальницу Загрязевых. И уж тут все встало на свои места: этот бородач -- ни кто иной как дядя Митяй, или Димитрий Мелхиседекович, сын того Загрязева, которого изваял знаменитый Черрителли. Но столь часто он посещает усыпальницу отнюдь не для молитв за упокой души своих родственников, а с несколько иными намерениями.

-- С какими? -- не понял Мисаил.

-- Через особый подкоп наш уважаемый дядя Митяй забирался в запутанные ходы-переходы усыпальницы князей Лихославских, где в одном из укромных уголков он и оборудовал известный нам тайник. В котором складывал изъятые из оборота золотые монеты и драгоценности. Потом он их, конечно, переправлял куда-то дальше, но этими махинациями займутся более компетентные органы.

-- Кто-кто?

-- Ну, следователи, или как они там зовутся, из сыскного приказа.

Василий прислушался -- из закутка донесся сдавленный стон. Это дядя Митяй, услышавший разъяснения Дубова, постигал народную мудрость о том, что "и на старуху бывает проруха". Или, выражаясь более высоким слогом -- "на всякого мудреца довольно простоты".

-- Теперь относительно прочего, -- продолжал Василий уже громче, чтобы их пленнику не приходилось напрягать слух. -- Господин Загрязев был настолько уверен в надежности и недоступности своего тайника, что держал там улики против себя. Я имею в виду сведения о передвижении драгоценных монет и список своих жертв с подробной сметой, во сколько обошлось то или иное убийство. И хотя некоторые имена были замазаны, а некоторые изменены, мне не доставило особых трудностей догадаться, что Садовая -- это Миликтриса Никодимовна, живущая в Садовом переулке, а замазанным было имя некоего Евлампия из Каменки, убийцы воеводы Афанасия. Вернее, наемного исполнителя, так как истинный убийца даже не Загрязев, а те могущественные и влиятельные силы в Царь-Городе, что за ним стоят. Но, я надеюсь, Димитрий Мелхиседекович проявит здравый смысл и не станет упрямиться в раскрытии нитей заговора.

Вновь прислушавшись к бессильно-злобному вою дяди Митяя, Василий добавил, заметно понизив голос:

-- Одного опасаюсь -- если мы приедем в Царь-Город, а там уже войска князя Григория, то наша Мангазейская экспедиция теряет всякий смысл...

Глянув через маленькое окошко, детектив увидел, что повозка едет мимо каких-то бедных избушек.

-- Мисаил, что это за деревня? -- спросил Дубов. -- И далеко ли до столицы?

-- Так мы почти что в Царь-Городе! -- весело откликнулся Мисаил. -- Это ведь Симеоновское предместье.

Дорога немного повернула в сторону, и взору путников предстали высокие башни Симеонова монастыря. Вдали явственно виднелись стены Царь-Города.

***

Змей Горыныч летел неровно, его бросало из стороны в сторону, как "кукурузник", в котором три пилота пытаются рулить одновременно.

-- Надо махать крыльями плавнее, плавнее! -- говорила средняя голова.

-- Так надо ж повыше подняться! -- спорила с ней правая.

-- Сейчас мы елку снесем! -- вопила левая.

А кот, устроившись на чешуйчатой спине Горыныча, сосредоточенно листал книгу.

-- Я уж думала, нам крышка, -- вздохнула Яга. -- Ну нашел хоть что-нибудь стоящее?

-- Да, кое-что есть, -- пробормотал кот. -- Похоже, из-за этой книги действительно стоило лезть в самое пекло.

-- Эй, Ягоровна! -- обернулась средняя голова, -- А куда лететь-то? В избу нельзя, там Григорий, паук окаянный, нас враз достанет.

Яга улыбнулась задорно, что вызвало полное недоумение у Змея.

-- А ты знаешь, где царский загородный дом? -- спросила она.

-- А что нам там делать? -- совсем опешила средняя голова. -- Нас там так приголубят...

-- Лети туда, -- снова улыбнулась Яга, -- а по поводу встречи не волнуйся -- там наши друзья. И никто нас там не обидит.

-- Ну-ну, -- только протянула голова, но больше вопросов задавать на стала.

***

Соловей Петрович шел по дороге, понурив голову и загребая босыми ногами пыль. Точнее, его вели. Совершенно сдуру он попал в плен к движущимся на Царь-город войскам князя Григория. А ведь его душегубы-сотоварищи, как всегда, оказались куда как проворнее. Да, не повезло. Хотя ведь грозились поначалу расстрелять на месте. Но Бог миловал. Соловей ведь тоже был вроде как против царь-городских. Хотя и не за Григория. А потому наемные вояки и порешили его не расстреливать, но взять в плен. Поначалу Петрович еще попытался хорохориться и блеющим голоском затянул:

-- Я ли-лиходей и ду-душегуб. Я...

На что ему лишь грубо бросили: