Чтение 12–й страницы книги ~Ученик~

И тут всеобщее благоговейное молчание грубо разорвал могучий бас Странника.

- Дьявол вас забери!.. - раскатилось на всю площадь, и я увидел, как огромная его дубина поднялась и с силой врезалась своим тонким концом в камень у его ног. Яркая зеленая искра сорвалась с толстого конца посоха и, петляя над головами людей, засверкала в мою сторону. Через мгновение она пробила сжимавший меня бутон и коснулась моей груди.

Нет, синий огонь не погас, но обвившие меня лепестки стали медленно и неуклонно раскрываться. Одновременно вся моя фигура начала погружаться в разгорающееся золотистое сияние. Я резко, как при большом увеличении, увидел напряженное, покрытое крупными каплями пота лицо Магистра, старавшегося снова сомкнуть лепестки синего пламени вокруг моего тела, но его сил явно не хватало. Лепестки продолжали медленно расходиться, а окружавшее меня сияние превратилось в яркий ослепительный нимб, полыхавший золотыми протуберанцами.

Неожиданно по нитям Золотого Волоса, связывавшим меня с сопровождающими магами, стремительно побежали, словно бенгальский огонь, яркие алые огоньки. И едва они коснулись удерживавших Золотой Волос рук, как темные фигуры вспыхнули сверкающими неподвижными кострами, а золотые нити превратились в серую дымящуюся паутину, тут же осыпавшуюся на каменную мостовую. Через мгновение лишь эти незаметные серые полоски да маленькие горки пепла, раздуваемые легким ветром, остались от удерживавшей меня цепи. Моя рука, сжимавшая рукоять Поющего, вымахнула клинок навстречу солнцу, и из камня на перекрестье гарды точно в камень медальона, украшавшего грудь Красного Магистра, ударил луч чистого алого света. Камень Магистра брызнул в стороны осколками запекшейся крови, и величественная фигура медленно с сухим треском осела. Из-под колеблющейся кучи кроваво-красной ткани выкатился и замер обугленный щербатый череп.

Я усмехнулся и шагнул со своего помоста. Мои руки сжимали рукояти Поющего и Молчащего, а направившие на меня свои копья стражники казались мне тряпичными куклами с грубо нарисованными, неживыми лицами. Завявший цветок синего пламени, опустив свои гудящие лепестки к земле, свободно пропустил мою сияющую солнечным светом фигуру. Я шагал прямо на ощетинившуюся копьями шеренгу. Надо отдать должное стражникам, они не дрогнули и стояли до конца, выполняя свой долг. Я подошел к ним так близко, что заметил отблеск своего горящего взгляда на их лицах.

Тут что-то ярко блеснуло с небес, и под изумленными взглядами поднятых вверх лиц одна из особо безобразных горгулий на фризе собора снова шевельнулась, метнув золотой блик с опоясывавшей ее шею цепи, и долгим прыжком бросила свое тело на камни мостовой. Я знал только одно существо, способное на такой прыжок. Через мгновение у моей левой ноги вырос здоровенный черный котяра с горящими изумрудными глазами, а свисавшая с его шеи цепочка обернулась золотой змейкой и свилась в клубок на моем плече, подняв точеную головку со сверкающими рубиновыми глазками.

Теперь перед перепуганной толпой, перед шеренгой растерянных стражников стоял Рыжий Пришлец с Золотой Змеей на плече и Черным Котом у ноги!

Это стало последней каплей копившегося ужаса. Толпа наконец очнулась и с воплями кинулась прочь со ставшей страшной площади. Стражники, только сейчас сообразив, с кем они имеют дело, побросали оружие и, запинаясь о ножны мечей, побежали вслед за горожанами.

Я вложил оружие в ножны и по быстро пустеющей площади направился к своим друзьям, тесно окружившим Странника. Они молча ожидали моего приближения, глядя на меня несколько испуганно, как на давно и по-доброму знакомого человека, неожиданно отмочившего глупую или злую шутку. Только Странник, устало опираясь на свой громадный посох, улыбался мне приветливо и открыто. Я подошел к ним и протянул Страннику руку. Он обхватил мою ладонь своими большими пальцами и, слегка сжав ее, пробасил:

- Не бывает цветной магии. Магия бывает только добрая и злая, алая и золотая.

Общее напряжение, сковывавшее окружавших его, мгновенно растаяло: лошадный вытянул из кармана кругляш овсяного печенья и, улыбаясь мне во весь рот, с хрустом принялся его жевать, Лаэрта выдвинулась из-за Странника, покосилась на Леди и, присев, обняла Ваньку за шею, тайком вытирая о его шерсть мокрые от слез щеки, Бармалей впервые за все время нашего знакомства ласково и грустно улыбался, даже мой лохматый знакомец из леса Леди, неизвестно как затесавшийся в нашу компанию, отпустил рукоятку топора, которую он судорожно сжимал огромным кулаком, и неуверенно заулыбался. Не хватало только Вечника, а я так хотел его еще раз увидеть, чтобы сказать, что знаю теперь свое настоящее полное имя.

Я с непонятной тоской смотрел на своих друзей и вдруг как бы со стороны услышал свой собственный спокойный, усталый голос.

- Мне пора возвращаться назад. Прощайте, друзья, и спасибо вам за все!

Странник выпустил мою руку и слегка кивнул лохматой седой головой. Лаэрта выпрямилась и, с испугом глядя в мое лицо своими огромными васильковыми глазами, выдохнула:

- Я иду с тобой... - а затем, словно оттолкнувшись от земли, качнулась ко мне и повисла у меня на шее.

Я подхватил ее на руки и прижал невесомое тело к груди.

- Радость моя, я сам не знаю, куда я иду и что со мной случится. Я не могу взять тебя с собой, но я на всю свою жизнь запомню тебя. Просто потому, что лучше тебя никого на свете нет.

Я опустил ее на землю и сдернул с пальца перстень. Яркое белое пламя вновь растворило в себе его обруч и свилось в слово "Лаэрта". Вся наша компания беззвучно уставилась на чудесную горящую вязь волшебного слова. Не дожидаясь, когда волшебное сияние начнет меркнуть, я взял ладонь Лаэрты и надел ей на палец свой перстень. Он мгновенно сжался, охватывая ее тоненький пальчик.

- Это для тебя! На память...

Все молчали. Я развернулся и двинулся в сторону короткой пустой улицы, ведущей к городской цитадели. На углу я еще раз оглянулся на своих друзей. Они не трогались с места, и их фигуры казались маленькими и сиротливыми на фоне огромной, замусоренной, пустой площади. Лаэрта как-то безвольно взмахнула рукой, и я решительно свернул за угол, отсекая все то, что мне стало дорого в этом мире.

Улица была короткая, и в самом ее начале я увидел, что на мосту, ведущем в цитадель, который почему-то не подняли, мне готовится встреча. На наклонном дощатом настиле, перегораживая мост, высилась наспех сделанная из каких-то обломков баррикада. За ней нестройно волновалась толпа вооруженных людей и бегал офицер с красным плюмажем на вытянутом шлеме. Он метался по мосту, выталкивая вперед лучников, которых набралось человек десять - двенадцать. Я широким, уверенным шагом приближался к мосту. Когда до баррикады оставалось метров десять, лучники спустили с тетивы первые стрелы. Промазать с такого расстояния было просто невозможно. Я невольно притормозил, но, ко всеобщему удивлению, ни одна стрела не попала в цель, окружавшее меня золотистое сияние просто и изящно отклонило вонзавшуюся в меня смерть. С тихим шелестом Поющий и Молчащий покинули свои ножны. И тут я в третий раз услышал пение Поющего. Только сейчас это была не песня-предупреждение, нет, мой меч пел о битве, что сейчас грянет, и о крови, которую ему предстоит пролить. И я понял, что этой крови будет немало.

Второй раз лучники выстрелить не успели. Как только их первые стрелы просвистели мимо моего лица, я одним прыжком взлетел на нелепую баррикаду и сверху взглянул на кучу облитых железом, вооруженных кукол, не похожих на живых, дышащих людей. Их было очень много, их было вполне достаточно, чтобы остановить, уничтожить, смести с лица своего мира человека, вооруженного только мечом и кинжалом. Но их было очень мало, крайне недостаточно, чтобы представлять хоть какую-то преграду для окруженного золотым сиянием урагана, обрушившегося на них.

Я прыгнул вниз, и первый рухнувший на меня топор встретил клинком Молчащего. Блестящее лезвие топора, напоровшись на черноту клинка, развалилось надвое, словно было сделано из пластилина. Воин изумленно уставился на остатки своего оружия, не замечая, как сверкающий клинок Поющего, описав справа налево серебристый полукруг, прошел сквозь металлический ошейник его кольчуги, круша позвоночник и отделяя изумленно таращившуюся голову от тела. Серебряная струя, выскочив из тела первого стражника, легко нырнула вниз, располовинив рядом стоявшего лучника, а черная молния Молчащего метнулась вправо и пронзила подскочившего офицера. Трое защитников цитадели рухнули на доски моста почти одновременно. Офицер, падая, еще хрипел и, царапая пальцами портупею, пытался дотянуться до кинжала, но хрип мгновенно оборвался под ударом черной безжалостной лапы, вооруженной живыми, лаково поблескивающими кинжалами. Первые ярко-красные, дымящиеся струйки живой морилки окрасили матовую желтизну дерева в цвет смерти. Не успели первые жертвы распластаться под моими ногами, а смертоносные клинки, изящно развернувшись, начали обратное движение, рассекая стальные доспехи, кольчуги, кожу мертвую и живую, мясо, кости, человеческие внутренности, словно это была старая гнилая рогожа. Через мгновение я сделал еще один шаг вперед, а за моей спиной осталось неподвижно лежать уже семь человек. Впереди в толпе, перекрывая общий рев, раздались истошные вопли, и двое стражников, выронив оружие, схватились за свои расползающиеся под пальцами лица. Это вступила в бой Леди.

Окружавшие меня нелепые фигуры, заходящиеся в истошных воплях, охваченные почти мистическим ужасом, не понимали, почему моя левая рука, казавшаяся им пустой, несет такую же неотвратимую смерть, как и та, что сжимала страшный сверкающий клинок, они не понимали, как узкий, тонкий, казавшийся таким хрупким, меч разрубал их тяжелые мощные топоры, но еще страшнее было то, что их оружие разваливалось от взмаха пустого левого кулака, они не понимали, почему не могут достать своим заточенным железом, своими надежными стрелами такое близкое, такого незащищенное тело. Они не могли понять, какая неведомая сила несет страшную смерть их товарищам, стоящим за их спинами, они, раз увидев, не могли оторвать глаз от чудовищного черного зверя, беззвучно и беспощадно добивавшего раненых за моей спиной.

Когда мои клинки, завершив два очередных пируэта, оставили за моей спиной еще восемь трупов, а еще трое, страшно завопив, упали в самой гуще толпы, вся эта кукольная армия бросилась врассыпную. Причем большинство предпочитало метнуться с моста в ров, чем отступать в здание замка, рискуя опять оказаться на моем пути.

Я вошел в холл замка и начал подниматься по широкой парадной лестнице. Впереди было пусто, но стальная, монотонная песня, которую выводил Поющий, не затихала. Шагая по коридорам, анфиладам, залам, переходам замка, я не пытался припомнить дорогу, по которой меня выводили на казнь, меня безошибочно вело волчье, звериное чутье, точно указывая кратчайший путь назад, в свой дом, в свой мир. Изредка мне встречались перепуганные фигуры, стремительно прятавшиеся при моем приближении. Раза два на моем пути вставали кучки защитников цитадели, но мое тело, вспомнившее присущие ему навыки, двумя-тремя отточенными движениями уничтожало или рассеивало неуклюжих, беспомощных людей.

Наконец, когда я почувствовал приближение своей неведомой цели, в одном из нешироких коридоров меня встретил заслон из темных, бесформенных фигур, закутанных в грубые балахоны, с опущенными капюшонами, из-под которых высверкивали рубиновым огнем неморгающие глаза. Магов было немного, не более десятка. Когда я приблизился, они одновременно вскинули рукава балахонов и с черных теней пальцев сорвались ярко-оранжевые шары. Со зловещим шипением, разбрасывая искры и оставляя за собой дымные следы, они метнулись в мою сторону. Поющий описал передо мной серебристый полукруг, и большинство изрыгающих искры шариков рассыпалось по сторонам, но один из них попал мне в бедро и, пробив окружающее меня сияние, ожег ногу нестерпимой режущей болью. Второй огненный шар задел спину Ваньки, который дико взвизгнул и покатился по полу, сбивая вспыхнувшее на спине пламя. Я страшно зарычал и подобрался для прыжка. Маги опустили руки, и я понял, что сейчас последует новая атака.

Но в последний момент рядом со мной выросла огромная фигура со странной грушевидной головой и шестью сверкающими глазами.

- Вечник! - изумленно выдохнул я.

Своим кривым медвежьим когтем он резко процарапал по полу поперек коридора глубокую борозду. Через мгновение вырвавшиеся из широких рукавов огненные шары с треском отразились от невидимой, вставшей поперек коридора преграды и ударили в стоявшие неподвижно фигуры магов, превратив их в рычащие оранжевые факелы.

Вечник повернулся ко мне. Его нелепая вытянутая морда с коротким хоботом и черными кожаными ноздрями показалась мне родным и дорогим лицом. В отличие от некоторых вполне человеческих лиц, век бы мне их не видеть, эту морду я готов был лицезреть всю свою оставшуюся жизнь.

- Я узнал свое настоящее имя, - гордо и невпопад заявил я. - Рыжий пришлец с золотой змеей на плече и черным котом у ноги! Да?

- Нет, такая конспирация была бы слишком проста. В пророчестве звучало - "Искатель дороги к себе". - Вечник с непонятной грустью посмотрел на меня своими непонятными глазами. - Ты, кажется, хотел на мне полетать?

- Да, очень. Только я плохо представляю, куда мне дальше двигаться, - улыбнулся я в ответ, убирая клинки в ножны и поднимая с пола рычащего Ваньку.

- Садись, садись, - добродушно пробормотал Вечник. - Я знаю, куда тебе двигаться. Так оно будет и быстрее, и безопаснее. Тебе крайне необходимо заглянуть в Долгую Книгу. Видимо, только в ней есть ответы на твои вопросы.

Цепляясь за густую шерсть, я взобрался ему на спину. Он смешно подпрыгнул, замахал своими растопыренными лапами, и все вокруг потонуло в буром тумане. Туман тут же рассеялся, и мы оказались перед широкими двустворчатыми дверьми, покрытыми золоченой резьбой.

- Тебе сюда... - Вечник присел на задние лапы, и я скатился на пол. Ванька зашипел и спрыгнул с моих рук. И тут раздался голосок Леди. Она приблизила свою головку к моему лицу и грустно пропела:

- Да, тебе сюда, а мне с тобой нельзя! Твое путешествие закончилось! Какое незабываемое приключение! Прощай!..

Она соскользнула с моего плеча и перетекла в густую шерсть Вечника.

Я стоял на ватных ногах, и мое перехваченное спазмой горло отказывалось издать хотя бы звук.

- Ничего, - тихо и грустно сказал Вечник. - Ничего. Все будет хорошо. Мы тебя тоже никогда не забудем.

- Я убил Красного... - выдавил я наконец из себя. - Тебе не придется тащить его в высший суд.

- Да? - Он сверкнул глазами. - Спасибо. Правда, я хотел сам с ним посчитаться, но если так получилось, то, может, это и к лучшему.

Я вскинул руки и, обхватив его за шею, зарылся лицом в густую жесткую шерсть. По моей щеке легко скользнула прохладная кожа Леди.

- Ну, ну... - Горло у Вечника, похоже, тоже перехватило.

Я отвернулся и, бросившись к дверям, резко толкнул створки. Они медленно и как-то торжественно распахнулись, открыв большой темный зал. Посередине зала возвышался черный резной пюпитр, на котором, освещенная одинокой мерцающей свечой, лежала огромная толстая книга. Долгая Книга Мира Спокойной Воды. За пюпитром стоял Оранжевый Магистр и медленно, с огромным напряжением переворачивал листы Книги. Поток воздуха от распахнувшихся дверей качнул сияющий наконечник свечи, и Магистр, не прекращая своего занятия, поднял голову и взглянул в мою сторону. Его лицо осунулось и побледнело. Лоб прочертила глубокая вертикальная морщинка. Печать усталости погасила блеск глаз и согнала румянец со щек.

Наткнувшись взглядом на мою фигуру, застывшую в дверном проеме, он откинулся всем телом, как будто его ударили кулаком в лицо.

- Тебе все-таки удалось оторваться от сети, - глухо пробормотал он. Его лицо исказила гримаса страха и ненависти, а в глазах вспыхнул хищный оранжевый огонек. Мерцание, окутывавшее его фигуру и почти незаметное, стало наливаться светом и силой.

- Что ж, придется нам с Красным вдвоем тобой заняться, - процедил он, снимая руки с Книги и поворачиваясь ко мне.

- Красный мертв... - раздалось за моей спиной, и фигура Вечника придвинулась к свету. Я шагнул в зал, на ходу освобождая клинки. От моей ноги в околостенный мрак метнулась черная тень и растворилась в темноте.

- Мертв?.. - в ужасе переспросил Оранжевый. - Мертв! - повторил он утвердительно, словно с чем-то навсегда расставаясь.

- Значит, ты, Вечник, помог этому пришлецу прикончить полного Магистра? Чем же он тебя подкупил?!

- Нет, рыжий пришлец в одиночку расправился с Красным. Моя помощь ему не понадобилась. А Красный, нарушив святое слово, сам подписал себе приговор!

- Думаешь, я поверю в небылицу о том, что беспомощный пришлец в одиночку одолел полного Магистра, прожившего более четырехсот лет и владевшего в совершенстве красной магией? Ха!

- Значит, пришлец оказался не таким уж беспомощным. И кроме того, не бывает магии красной, зеленой или синей, бывает магия добрая и злая, алая и золотая! И кто ею лучше владеет, показывает только результат единоборства.

Пока Вечник и Оранжевый обменивались репликами, я, бесшумно ступая по паркету, приблизился к Долгой Книге. Она словно притягивала меня своей таинственной, скрытой ото всех сутью. И в этот момент краем глаза я заметил метнувшуюся мне навстречу из темного угла зала серую, размытую тень и рванувшуюся за ней тень угольно-черную. Но Ванька явно опаздывал. Не раздумывая, я выбросил вперед левую руку, сжимающую Молчащего, и почувствовал, как клинок мягко вошел в живую трепещущую плоть. Раздался придушенный хрип, и на пол у моих ног легло тело, закутанное в темно-серое одеяние, а через мгновение на то место, где у тела должна была быть шея, опустилась толстая черная лапа и рванула когтями затрещавшую ткань. Из-под лапы темной кляксой проступила кровь.

Оранжевый магистр обернулся в мою сторону и с воплем: "Меня тебе не достать", начал стремительно истаивать, расплываться, пропадать в воздухе. Но самое скверное, что вместе с ним пропадала и Долгая Книга. Через мгновение передо мной осталось яркое оранжевое сияние, очерчивающее контуры человеческой фигуры, с клубившимся внутри оранжевым туманом и ярким блеском на месте висевшего на груди Магистра медальона.

Я зарычал:

- Посмотрим!.. - и ткнул острием Молчащего в сверкавшую каплю. Едва только черная игла клинка коснулась оранжевого свечения, раздался резкий треск, напоминавший разряд высоковольтной дуги, на пол посыпались осколки расколотого топаза, и тело Магистра вынырнуло из оранжевого тумана, потеряв окружавшее его свечение. Вместе с ним вернулся на свое место и черный пюпитр вместе с лежавшей на нем Книгой.

Магия Оранжевого, очевидно, пропала, он стал совершенно беззащитен, но я уже не в силах был остановить брошенное в круговое движение серебристое лезвие Поющего. Словно в замедленной съемке, я наблюдал, как сверкающий металл разваливает затянутую в оранжевый шелк фигуру Магистра и обрушивается на темный пюпитр, кромсая огромные желтые листы открытой Книги и уничтожая мою последнюю надежду на возвращение. Мне показалось, что клинок застрянет в толщине прошитого пергамента или в облитых толстой кожей досках переплета, но он, беспрепятственно пройдя сквозь Книгу, разделил ее надвое. Раздался непонятный хлопок, и над разрубом взвился маленький вихрь, в котором задрожал воздух.

Одна половина Книги, сорвавшись с пюпитра, упала на пол, переплетом вверх, а я, по инерции потянувшись за продолжавшим движение клинком, запнулся и повалился лицом в пахнущую пылью кожу переплета...

ИНТЕРЛЮДИЯ

На окраине маленькой деревеньки, неподалеку от веселого города Севильи, зарывшись в еще не остывшую белую дорожную пыль тонкими подошвами нарядных туфелек, стояла невысокая молоденькая девушка в нарядном желтом платьице и белом фартучке с большими накладными карманами. Ее непокрытая голова светилась в сгущающемся вечернем полумраке чистым золотом белокурых волос, падавших на плечи крупными, свободными локонами. В руках девушка держала небольшой узелок, содержавший, по-видимому, все ее достояние. Она удивленно озиралась по сторонам, рассматривая убогие полуразвалившиеся лачуги своими огромными, широко открытыми голубыми глазами.

Звали девушку странным, незнакомым в этих краях именем - Лаэрта.

Наконец, несколько успокоившись, Лаэрта глубоко вздохнула и медленно двинулась по направлению к ближайшему домику.

А в ее голове мчались, обгоняя друг друга, обрывки бессвязных мыслей, подкидываемых памятью.

Вот она стоит, прижавшись к Страннику, а Огненный Вепрь, с развевающейся по ветру рыжей шевелюрой, уходит прочь. И у нее в голове колокольным звоном раздается: "Я не могу взять тебя с собой... не могу взять тебя с собой... взять тебя с собой..." - и как эхо: "Я ему не нужна... я ему не нужна... я ему не...", - и щемящая боль в груди. Она сильная, она приглушила и слезы, и стон, она даже взмахнула рукой, когда этот странный, этот невероятный пришлец оглянулся, прежде чем навсегда скрыться за углом дома, на улице, ведущей к цитадели Холма.

Затем оттуда донесся сначала воинственный клич нескольких десятков солдатских глоток, а затем раздался оглушительный звон сцепившегося злобного металла и, наконец, пронзительный вопль ужаса. Она хотела метнуться в гущу этих звуков, туда, к нему... Но тяжелая рука Странника лежала на ее плече, не давая сойти с места, а глухой голос над ухом медленно произнес:

- Тебе туда нельзя. Ты ему сейчас только помешаешь.

Когда звуки схватки смолкли, они двинулись в сторону замкового моста. На самом мосту валялись вперемешку мертвые, разрубленные тела, живые, покалеченные, стонущие люди с перекошенными страхом и недоумением лицами, странные, придавленные доспехами, ослепительно белые скелеты, сжимавшие в своих челюстях ярко сверкавшие монеты. Из рва на берег лезли мокрые люди с очумевшими, бессмысленными глазами и дрожащими руками.

Странник, оглядев это побоище изумленным взглядом, молча шагнул вперед, и Лаэрта пошла за ним, и в ее душе вспыхнул слабый огонек надежды. Надежды найти в конце этого пути своего невероятного пришлеца. Ибо она поняла, что он хотел, чтобы она пошла с ним, но не мог ее взять, потому что боялся за ее жизнь. Значит, она дорога для него, значит, она нужна ему. Она только боялась заблудиться в этом огромном мрачном замке. Но Странник уверенно шел вперед, и она несмело спросила:

- Мы отыщем его?..

- Пока след ясно виден, так что, думаю, мы его найдем...

Но в голосе Странника не было его всегдашней уверенности. На своем пути они встречали убитых и раненых, но их было на удивление мало. Очевидно, защитники цитадели просто разбегались при виде высокой зловещей фигуры, с развевающейся огненно-рыжей шевелюрой и длинным сияющим клинком в руке.

В одном из коротких коридоров Странник вдруг остановился, с изумлением уставившись на девять совершенно одинаковых кучек серого пепла. Сквозняк подхватывал с каждой из этих кучек легкие серые струйки, и поэтому казалось, что они дымятся или испускают дух.

- Невероятно!.. - изумленно прошептал Странник, наклонившись над этими неприметными кучками. - Красный собрал семнадцать полных магов, и они не смогли остановить пришлеца! Невероятно!

И тут он заметался по коридору, бормоча себе под нос: "Что за дела?.. Где же след?..". Но на полу, кроме жутковатой, слегка оплавленной корявой черты, проведенной поперек коридора каким-то необычайно твердым и острым предметом, ничего не было.

Потом довольно долгое время они со Странником блуждали по казавшимся бесконечными коридорам, переходам и анфиладам. И в течение всего этого пути в Лаэрте зрело твердое решение во что бы то ни стало отыскать Илью. Ведь она была ему нужна!

Наконец они подошли к широко открытой высокой двустворчатой двери, за которой располагался огромный, слабо освещенный зал. На прекрасном мозаичном полу, залитом кровью, распростерлось перерубленное надвое тело высокого мужчины в ярко-оранжевых одеждах, опрокинутый пюпитр темного дерева и две части большой толстой Книги, располовиненной знакомым клинком. Он тоже лежал рядом. Его рукоять сжимала кисть полуразложившегося трупа. На лице этого мертвого тела уже практически не осталось кожи, съеденной гниением, только роскошная рыжая шевелюра подсказывала, кто это был.

- Несчитанное число солдат, семнадцать полных магов, два магистра и Долгая Книга... Какой же мощью обладал этот пришлец?! - раздался позади изумленный голос Странника.

Но Лаэрта не слушала его. Она присела на корточки рядом с рыжеволосым трупом и пристально, с каким-то исступлением, вглядывалась в проступающие сквозь гниющую плоть кости черепа. Наконец она подняла голову, и на Странника взглянули отрешенные голубые глаза с огромными, черными дырами зрачков.

- Это не он!.. - выдохнула она, помолчала и повторила: - Не он... - Она поднялась с пола и бросила уже безразличный взгляд на останки.

- Да, это не он... - раздалось из густой, словно сироп, темноты, клубившейся в дальнем углу зала. - Он ушел назад, в свой мир... И без синего пламени. Сам...

Темнота выплеснулась из своего угла на середину зала и, отхлынув, оставила на паркете странное существо, огромного размера, покрытое темной, жесткой шерстью. Три пары его глаз, расположенных вдоль черного кожистого носа, напоминавшего маленький толстый хобот, были по-человечески печальны. Странник при виде этого чудовища сделал шаг вперед, словно заслоняя Лаэрту, и вдруг склонился в глубоком поклоне.

- Что, старик, все бродишь? - спросил этот странный зверюга гулким шепотом. - Все ищешь проход в границах?..

- Ну какой же я старик, по сравнению с тобой... - ответил Странник изменившимся голосом, - ...с Веч-ником...

Лаэрту словно что-то толкнуло. Она поняла, кто стоит перед ней, бросилась вперед и, ухватив Вечника за густую черную шерсть, начала трясти его, исступленно выкрикивая:

- Я должна его найти, я должна... Отправьте меня за ним...

Она не слышала, как бросившийся к ней Странник уговаривал ее успокоиться и пытался оттащить ее от Вечника. Она видела только грустные, умные глаза и слышала только свой умоляющий голос:

- Отправьте меня за ним...

И тут снова раздался голос Вечника.

- Девочка, даже если я найду способ отправить тебя в его мир, как ты сможешь его узнать? Ты же видела только Вепря. Ты не видела Илью в его собственном облике.

Но Лаэрту невозможно уже было остановить.

- Он сам меня узнает. Я ему нужна! Он сам меня узнает!.. И еще у меня есть вот это... - Она выкинула вперед руку с мерцавшим на пальце изумрудом. - Это он всегда узнает. Даже если я найду его через сто лет!..

И неожиданно Вечник сдался:

- Ладно. Жду тебя через пять дней на дороге из Моха в Холм, у скалы, с можжевеловым кустом на вершине, - и грустно добавил: - Если ты одумаешься и не придешь, я буду рад.

Она не одумалась. Она вообще ни о чем не думала все эти пять дней. Она ждала. Она ждала, когда закончатся эти пять дней. Она ждала в назначенном месте, когда появится Вечник. Когда у приметной скалы Вечник подвел ее к странной, светившейся зеленым, трещинке, змеившейся поперек дороги, и начал бормотать что-то неразборчивое, она ждала, когда он замолчит. И он замолчал, и трещинка вспыхнула, словно вздохнув, и Лаэрта, не оглядываясь, шагнула через нее.

И вот она здесь, возле этой полуразрушенной деревеньки, в том загадочном, может быть, страшном мире, в котором она должна найти свою судьбу, своего пришлеца. Она сделала первый шаг в сторону ближнего маленького домика.

В это время на центральной площади недалекой Севильи в густом, темном, вечернем воздухе, отравленном гарью и смрадом сгоревшей плоти, дотлевал очередной костер аутодафе. По Земле шествовал 1495 год от Рождества Христова.

ЧАСТЬ 2

УЧЕНИК

1. ПРОБУЖДЕНИЕ

22 июля 1995 года.

Вам известно, как чувствует себя человек, уснувший сидя, в неудобной позе и насмотревшийся во сне кошмаров? Особенно если, проснувшись, он обнаружил, что проспал около пяти суток!

Мне - известно...

Я сидел за письменным столом в своей спальне, уткнувшись щекой в кожаный переплет толстого томика и вдыхая въевшуюся в него пыль. Мои руки, лежавшие на столе кольцом вокруг головы, были сжаты в кулаки, а в ладонях остывало шероховатое тепло знакомых ласковых рукоятей. Взгляд открытых глаз слепо скользил по пыльной полированной крышке стола, освещенной светом непогашенной настольной лампы, а в душе стыл ужас, порожденный видением толстой книги, разрубаемой длинным сверкающим клинком.

Постепенно острый тоскливый холод в груди, который возникает после любого ночного кошмара, медленно, неохотно начал рассасываться, отползая в подсознание и грозя еще напомнить о себе. Я отлепил свое распластанное тело от стола и попытался встать из кресла. Это удалось мне не сразу. Все мышцы затекли и напрочь отказывались повиноваться. С трудом я разжал сведенные кулаки, повернул несколько раз из стороны в сторону голову, разминая затекшую шею, и, уперев руки в поясницу, прогнулся. После этой немудреной зарядки я направился в ванную, как всегда после сна, принять душ, ну и все остальное, и только включив воду, понял, что не чувствую себя заспанным. Напротив, внутреннее ощущение было такое, будто я вернулся в раздевалку после хорошей тренировки.

Явный разлад между вялым, затекшим от сидячего сна телом и бодрым, можно даже сказать, возбужденным состоянием духа я приписал своему яркому, запоминающемуся кошмару, посетившему меня во сне и взбудоражившему мою нервную систему. В любом случае я решил, что душ мне не повредит.

После энергичных водных процедур, во время которых меня удивила здорово отросшая на моей физиономии щетина, я пришел в привычное равновесие, а вспомнив, что сегодня день получения первой части моего ежемесячного жалованья, я даже начал напевать свой любимый мотивчик - арию Полины из "Пиковой дамы".

Отправившись затем на кухню и включив свой быстродействующий чайник, я соорудил себе два шикарных, очень сложных бутерброда, бросил в любимую кружку два пакетика "Липтона", залил крутым кипятком и, ожидая, когда чай заварится, включил телевизор.

С экрана донесся энергичный голос Анны Прохоровой:

- Коротко повторю новости, происшедшие к этому часу в нашей стране сегодня, в субботу, двадцать второго июля...

Я едва не подавился откусанным куском. Уронив на стол руку с початым бутербродом и забыв о необходимости жевать, я тупым взглядом уставился на экран. Прохорова продолжала что-то там освещать, только я не слышал ни слова. В голове колокольным звоном отдавалось: "...в субботу... двадцать второго июля... к этому часу... к этому часу... двадцать второго июля... в субботу". Наконец диктор пропал с экрана, а я медленно перевел взгляд на таймер, встроенный в вытяжку над плитой. Яркие зеленые цифры известили меня, что "...к этому часу..." означает 18 часов 17 минут.

Таким образом, я узнал, что заснул 17 июля где-то в 21.30, а проснулся 22 июля около 18.00.

В груди начал подниматься знакомый тоскливый холодок, а правая рука машинально потянулась к поясу, но вместо знакомой рукояти наткнулась на широкую резинку тренировочных брюк. Это странно знакомое, но совершенно мне не свойственное движение несколько отрезвило меня. Я отхлебнул остывающего чаю и начал собирать остатки самообладания и здравомыслия.

Итак! Во-первых, рассуждал я, не правильно утверждать, что я заснул 17 июля где-то в половине десятого вечера. Я не имею привычки засыпать за столом, тем более читая интересную книгу. Открыв предложенный дедом томик, я, насколько мне помнится, успел прочитать только титульный лист, а затем сразу начался мой странно реальный и в то же время явно бредовый кошмар. Во-вторых, я не могу сказать, что я проснулся - я отнюдь не чувствовал себя только что проснувшимся. Скорее, очнувшимся. Или вернувшимся! Вот, пожалуй, самое верное слово - вернувшимся! Только откуда?

Я все-таки слопал свои бутерброды, а затем побрел к телефону, раздумывая, где могу сейчас поймать Воронина. Поскольку, по утверждению моего телевизора, сегодня суббота, то на работе скорее всего никого уже нет. так что звонить туда бесполезно. Да и что я могу сказать по поводу своего пятидневного отсутствия? Так что у меня оставалась надежда только на Юрку. Воронин Юрик - мой друг детства и единственный человек, с которым я мог поговорить достаточно откровенно, не боясь подначек и насмешливого недоверия. Но в субботу он мог уехать на дачу, где летом жили Светлана, его жена, и трехлетний Данила, Юркин сын и мой большой друг.

Я набрал номер и с облегчением почти сразу же услышал знакомый спокойный голос:

- Слушаю.

- Привет, Юр. Как чудесно, что ты дома. Это я тебя беспокою.

- А, Илюха, привет. Хорошо, что ты уже вернулся. А то мы уже начали волноваться.

- Подожди. Что значит, я уже вернулся? Я что, куда-то уезжал?

В трубке помолчали, как бы оценивая заданные мною вопросы и определяя, не розыгрыш ли это. Затем разговор продолжился:

- Тебе, конечно, лучше знать, уезжал ты куда-то или отсиживался в приятной компании дома. Только во вторник ты позвонил мне домой рано утром и сообщил, что уезжаешь в Нижний дня на три-четыре. Вроде бы у тебя умер кто-то из родственников, и ты едешь на похороны. Я еще спросил, как у тебя на работе, а ты сказал, что договорился с шефом, и тебе дали отпуск. А ты, выходит, ни на какие похороны не ездил?

Теперь уже замолчал я. Получалось, что я не только не помнил, где находился пятеро суток - не считать же местонахождением собственный бред, - но еще и соответствующий отпуск себе выпросил. Хотя во вторник я уже скорее всего был недееспособен. Тогда кто звонил Юрке и мне на работу и выпрашивал для меня отпуск? Дело все больше запутывалось. Тут я снова перенес внимание на телефон, поскольку оттуда спокойно спросили:

- Слушай, ты завтра чем-нибудь серьезным занят? Если нет, давай махнем к моим на дачу. Заодно и поговорим, и приведем тебя в порядок. Ты, похоже, здорово выбит из колеи.

Я всегда знал, что Юрка Воронин никогда не теряет головы и всегда готов прийти на помощь.

- Слушай, это идея. Когда едем?

- Да вот прямо сейчас и едем. Я за тобой заскочу минут через тридцать. Выходи.

И в трубке раздались короткие гудки.

Оставив в покое телефон, я двинулся в спальню переодеваться. Быстро скинул тренировочный, натянул чистую белую футболку и любимые черные джинсы, вытащил из стенного шкафа свою "выездную" сумку и пошвырял в нее еще одну футболку, вызывающе цветастые шорты, полотенце, плавки, зубную щетку с пастой, старую бейсболку и, на всякий случай, недочитанный том Урсулы Ле Гуин. Натягивая кроссовки, я вспомнил, что в шкафу на кухне имеется в наличии бутылка настоящего массандровского кагора, полученная мною недели две назад как маленький сувенир за небольшую творческую услугу от одного из постоянных заказчиков. Кагор должен понравиться Светке, решил я, укладывая бутылку в сумку, а Даниле я что-нибудь прикуплю по дороге.

В прихожей, проверяя собственную готовность к выходу - наличие денег, ключей, носового платка, - я бросил беглый взгляд в зеркало и над собственным плечом увидел отражение знакомого стариковского лица, уставившегося на меня из-под седых кустистых бровей настороженно-требовательным взглядом. Я тут же вспомнил деда, который всучил мне свою книжку и которому я должен был позвонить, как только ее прочитаю. Я мгновенно обернулся, но за моей спиной, конечно же, никого не было, только с висящего на стене старого постера белозубо улыбалась безобразная и неподражаемая Элла Фицджералд. Снова повернувшись к зеркалу, я убедился, что, кроме моей белобрысой персоны, в нем никто не отражается.

"Вот и видения начинаются, - подумал я про себя, - скоро консилиум можно будет собирать". И вместе с мелькнувшей тревогой по поводу собственного психического здоровья я почувствовал укол совести - пять дней прошло, а я даже не начал читать врученную книгу. Дед-то, наверное, уже моего звонка ждет.

Однако сначала необходимо разобраться с собственным выпадением из жизни на пять дней, а затем начнем возвращать долги, решил я и, распахнув входную дверь, шагнул на лестничную площадку.

Спускаясь по лестнице, я встретил свою соседку по площадке, милую, еще не старую женщину - Софью Николаевну, которая почему-то относилась ко мне очень ласково, по-матерински - называла Илюшенькой и сыночком. Увидев мою обремененную сумкой фигуру, она приветливо заулыбалась и спросила:

- Ты что это, Илюшенька, не успел вернуться и опять уезжаешь?

Значит, Софа тоже была в курсе моего неожиданного пятидневного отсутствия, подумалось мне, но я не стал затевать расспросы, времени не было, а ответил в духе принятых между нами взаимоотношений:

- Да вот приехал, а тут друзья пригласили на дачу, развеяться. Решил съездить на денек.

И улыбнувшись несколько смущенно, я быстро проскочил по лестнице вниз, избегая возможных расспросов о своей якобы состоявшейся поездке в Нижний.

Выскочив из парадного на улицу, я сразу увидел синюю Юркину "восьмерку", припаркованную рядом с домом. Юрик приоткрыл мне дверь, и я, закинув сумку на заднее сиденье машины, уселся рядом с ним. Мой старинный друг внимательно меня оглядел, затем как-то неопределенно хмыкнул, и мы тронулись в путь.

2. ПОКРОВКА. ВЕЧЕР. НОЧЬ

...Меня всегда удивляло, почему люди не пробуют сразу воплотить в дело мысли, которые приходят им в голову. Начинаются всякие дополнительные раздумья, расчеты, возникают сомнения, и идея умирает, засыхает на корню. По-моему, очень многое из того, что таким вот образом потеряно, могло бы дать совершенно неожиданные, фантастические результаты. Может быть, виноваты рационализм и отсутствие веры в чудеса?..

Все счастливые обладатели садовых участков в ближнем и дальнем Подмосковье, добирающиеся до своих домишек, гордо называемых "дача", на личном автомобиле, прекрасно знают, какая это мука - движение по Киевской или Симферопольской, Минской или Горьковской федеральной автотрассе в пятницу вечером из Москвы и в воскресенье вечером в Москву. Как верно заметил поэт: "...это уже не езда, а ерзанье...", причем ерзанье под бдительным присмотром голодных инспекторов ГАИ с простыми деревянными жезлами и сложными электронными приборами в руках. Они не случайно устанавливают на дорогах неповторимый, уникальный режим движения. Как только ты заерзал в не установленном ими ритме - готовь бумажник.

Но закаленные московские аборигены спокойно переносят все превратности каботажных поездок, лишь бы провести субботу и воскресенье на своем собственном клочке земли, ковыряя лопатой кабачково-патиссонные грядки или отбивая собственные пальцы размашистыми ударами молотка.

Вы обратили внимание, что в овощных магазинах Москвы кабачки и патиссоны практически не продаются? Это потому, что жители города обеспечивают себя данными овощами самостоятельно. Думаю, что в скором времени овощная торговля столицы будет заниматься только бананами, ананасами и прочими киви, которые в неволе Подмосковья не размножаются. Потребности в картошке, морковке, свекле, капусте всех сортов и видов, редьке и редиске будут полностью удовлетворены посредством работы жителей в выходные дни на перепаханной ниве своих соток.

Психологи всего мира давно установили, что в любой точке нашей планеты нормально развитый человек прекрасно разбирается в трех вопросах: в воспитании детей, в политике и в футболе. А наши российские люди, кроме того, отлично рубят еще и в сельском хозяйстве. Именно поэтому указанная отрасль человеческой деятельности развита в нашей стране, как нигде. Действительно, ни в одной стране мира нет столько фермеров, сколько их есть в одном только Подмосковье. Ну и, как вы понимаете, результаты просто поразительные.