Чтение 12–й страницы книги ~Лик Марса~

- Черт, ни "манжеты" под рукой, ни ПАДа. Мне нужно что-нибудь, на чем можно рисовать.

- Это сойдет? - Островски придвинула к нему стопку бумаги и карандаш. - Нашла на складе.

- Вполне. - Александер принялся быстро рисовать. - Так, вот - широчайшая часть Валлес Маринерис. С севера на юг, один за другим три больших овальных каньона, пролегающих с востока на запад... вот Офир, посредине - Кандор, а южный - это Мелас. К западу - два длинных и узких каньона, пролегающих прямо с востока на запад. Иус "впадает" в Мелас, вот так... а Титониус - в Кандор, вот здесь. "Марс-1" расположен на Кандор Менса, "менса" - значит нечто вроде плато, плоскогорья, в самой середине ущелья. Кандор, примерно тут. Вокруг мы имеем россыпь из мелких станций, около десятка, но тот факт, что мы находимся на дне каньона, и каньон неширок - на глаз меньше пятидесяти километров, наводит на мысль, что мы в Титониусе. - Александер поставил жирную точку посреди верхнего из двух узких каньонов на карте к западу от Кандора. - Станция "Хайнлайн". Я о ней почти ничего не знаю - лишь то, что состоит она из одного жилого модуля и использовалась пять лет назад группой ареологов, составлявших карту этого района. Находится она примерно в шестистах пятидесяти километрах к западу от ущелья Кандор.

Кинг громко свистнул.

- Да это - почти четыреста миль! Пешим ходом - точно не дойдем.

- Верно, - согласился Гарроуэй. - Значит, придется одолжить у ооновцев этот марсоход.

- Знаете, - заговорил Нокс, - если уж зашел разговор... Ведь наши друзья снаружи, вероятно, не останутся здесь на все три месяца. На столько у них в марсоходе просто припасов не хватит.

- Да, говно дела, - сказала Островски. - Можете себе представить три месяца сидеть в марсоходе и только и делать, что следить за военнопленными? Вроде кошки, стерегущей мышь у норы. По-моему, задание не из легких!

- Точно, - подтвердил Гарроуэй. - Скорее всего, они имеют приказ оставаться здесь, пока не убедятся, что мы не замышляем ничего дурного. Значит, если мы ничего не предпримем в течение, скажем, недели, они, скорее всего, снимутся с места и отправятся на "Марс-1".

- А потом будут время от времени возвращаться с проверкой, - добавил Нокс. - Или, может быть, Бержерак будет каждые несколько дней присылать им подмену?

- Мог бы. Но у него и без того есть, чем занять людей. Значит, что будем делать, майор? - спросила Островски. - Просто сидеть себе в плену и ждать, пока они не соизволят нас отпустить?

Этот вопрос Гарроуэй уже успел обдумать.

- Наши приказы такой ситуации не предусматривают, - медленно говорил он. - Но, как я понимаю, мы продолжаем нести ответственность перед земным командованием и, сидя здесь в ожидании ооновских милостей, своей задачи выполнить не сможем. - Он снова оглядел всех, кто собрался за столом. - Мы присланы сюда защищать интересы Америки. По-моему, ее интересы - под угрозой, и наш долг - нанести ответный удар.

- "Ответный удар", - Александер покачал головой. - Черт побери, майор, я не понимаю, как это вообще могло прийти вам в голову. Мы представления не имеем, где находимся, мы безоружны и даже не можем позвать на помощь. Это невозможно!

- Отнюдь, - возразил Гарроуэй. - Сложно, но вполне возможно.

Он до сих пор не знал, что им следует делать и что именно предпринять. Он только-только начал осознавать, что долгое время в Корпусе практически бездельничал. И устроен был настолько хорошо, что разговоры сослуживцев о том, что он будто бы "ушел в ОБОС", скорее всего, были правдой.

Ладно, черт с ними. В любом случае он не собирается просто сидеть и наблюдать, как людей, видящих в нем командира, шпыняют, как хотят, всякие возжелавшие славы сукины дети из ООН.

Сунув руку под стол, он открыл пластиковую сумку и принялся извлекать из нее содержимое. Выкладывая на стол каждую вещь, он тщательно загораживал ее ладонями, хотя спины собравшихся и без того надежно заслоняли обзор объективам любых оставшихся видеокамер. Однако в разговоре придется соблюдать максимальную осторожность.

- Ответный удар - это прекрасно, - сказала Кэсвелл, скрестив руки на груди и с трудом сдерживая зябкую дрожь. - Но что мы с этим можем?

Она кивнула на коллекцию, разложенную на столе.

На самом деле на такое богатство Гарроуэй даже не смел надеяться. Изобретательность морских пехотинцев оказалась на высоте. Первой он вынул свою "манжету". Без ПАДа он не был уверен, что микрокомпьютер выдержал в пути все передряги, но, будучи надето на руку и включено, устройство тут же замигало зеленым сигналом, показывая, что исправно перерабатывает тепло человеческого тела в электроэнергию и готово к подключению. Теперь нужен был лишь какой-нибудь дисплей.

Поразительно много морских пехотинцев умудрились что-нибудь прихватить с собой из казарм. Сержант Джейкоб тоже сохранил свою "манжету", хоть и старой модели, емкостью всего в гигабайт. Марчевка, Лэзенби, Фостер и Донателли привезли с собой карманные ножи, спрятанные в башмаках или в прочих труднодоступных местах одежды, либо организма. Доктор Кейси прошел мимо легионеров ООН и влез в скафандр, держа в руке аптечку первой помощи, в которую, кроме обезболивающего, бинтов и прочих медицинских принадлежностей, умудрился запихнуть боевой нож. Капрал Нолан внес в общий котел моток стальной проволоки № 4, вполне пригодной для изготовления удавки. Сержант Рэдли - кусачки, скрытые от обыска в башмаке. Капрал Хайес стянул с консоли в радиорубке модель памяти на пять гигабайт. Взнос Камински был менее полезным, но - абсолютно в традициях морской пехоты. Ему каким-то образом удалось обмотать талию под футболкой американским флагом.

Но настоящую драгоценность привезла с собою штаб-сержант Островски. Когда легионеры ООН ворвались в женскую половину она сумела спрятать под футболку "рюгер-К дефендер", стрелявший двухмиллиметровыми стрелками. Крохотный карманный пистолет легко умещавшийся в кулаке, "рюгер" предназначался для самозащиты, во время захвата Сидонии Островски, даже будучи вынуждена держать руки на затылке, ухитрялась прятать его меж своих достаточно пышных грудей.

"Рюгер" был не бог весть каким оружием. Каждый из пяти подкалиберных безгильзовых патронов в его обойме содержал в себе три двухмиллиметровые стрелки, достаточно смертоносные для незащищенной цели, если стрелять в упор в горло или лицо, но совершенно бесполезные против человека в бронекостюме или хотя бы кожаной куртке. Вдобавок он был почти бесполезен на дистанции более двух-трех метров. Но, по крайней мере, это было хоть что-то. Для начала...

- О'кей, - едва различимым в общем гаме шепотом сказал Гарроуэй. - Огнестрельного оружия у нас - ровно одна единица, и та - для ближнего боя. Придется выработать план. Как мы сможем подобраться достаточно близко, чтобы воспользоваться им...

- Заманим их сюда... - предложил Джейкоб.

- Э, дураки они будут, если явятся к нам, - ответил Нокс. - По крайней мере, все сразу. Брать их нужно быстро, чтобы не успели радировать своим.

- Значит, придется подобраться к этим сукиным детям скрытно, - подытожила Островски. - Это будет нелегко. У них, в марсоходе, наверняка есть тепловые детекторы.

- Да, - согласился Нокс, - особенно, если проделывать все ночью. Наши Бэ-Ка первого класса, спору нет, хорошо теплоизолированы, но все равно среди ночи, при минус ста пятидесяти, будут полыхать на экране, как факелы.

- А зачем обязательно ночью, сержант? - задумчиво спросил Гарроуэй.

- Ну, среди дня-то к ним уж точно скрытно не подобраться.

- А вот не факт.

С этими словами Гарроуэй протянул руку и пристукнул пальцем по нагрудной пластине бронекостюма Нокса.

- Думаете, от тепловых детекторов легче спрятаться днем? - шепнула Островски.

Гарроуэй кивнул:

- Точно. Мы - почти на экваторе. Среднедневная температура здесь всего на несколько градусов ниже точки замерзания, а то и повыше. А термосенсоры улавливают именно разницу между температурой среды и сканируемого объекта, но все равно эти железяки выделяют уйму тепла, - заметил лейтенант Кинг. - Это - один из главных их недостатков. Кроме того, даже активный камуфляж не обеспечит полного слияния с фоном. Особенно, если двигаться...

- Ну, это мы, вероятно, сможем обойти, - сказал Гарроуэй. - Нужно выработать план захвата марсохода, прежде чем охрана успеет связаться с Бержераком и поднять тревогу.

21:58 по времени гринвичского меридиана.

Станция "Хайнлайн", Марс;

09:35 по марсианскому солнечному времени.

- Времени на разговоры больше нет, - тихо сказал Александер. - Пора браться за дело.

Теперь в модуле стало тише, несмотря на гул негромких разговоров. Александеру пришлось собрать за столом археологов для тихой, спешной беседы.

Примечательным было то, что люди с ним были те же, что и в день обнаружения подземного хода и мумифицированных тел: доктор Крэг Кеттеринг из Пенсильванского университета; доктор Девора Дружинова из Российской Академии Наук; Эдвард Поль, работавший на гранте чикагского Фонда поддержки полевых археологических исследований; и Луис Вандемеер из Смитсониановского. Всех, кому посчастливилось как следует разглядеть находку, убрали с глаз долой, на заброшенную станцию - видимо, в рассуждении, что Грейвса с прочими американскими и русскими учеными вполне можно просто не пускать на участок, и тогда никто не сможет составить подробного отчета о находке. Возможно так же, что захватчики решили вынудить оставшихся на "Сидонии-1" содействовать им в сокрытии информации.

Информации об открытии. Его открытии!

Бессильная злость точно огнем жгла изнутри. Проклятье, опять! Опять, стоило ему найти в стене, скрывающей прошлое, крохотную брешь, едва достаточную для того, чтобы высветить крохи Истины, эту брешь спешат заткнуть, залить бетоном!

- Нельзя, Дэйв, - сказал Кеттеринг. - Разве ты не понимаешь? Это может послужить началом войны, со стрельбой и убийствами, прямо здесь, на Марсе! А помнишь, что случилось со Сфинксом? При Наполеоне?

Вторжение французов в Египет в конце XVIII века явилось для археологов одновременно неоценимым благом и величайшим проклятием. С одной стороны, именно благодаря ему был открыт Розеттский камень, именно оно открыло Европе былое величие египетской цивилизации. И в то же время какие-то солдаты отстрелили нос Сфинкса из пушки - видимо, просто так, забавы ради.

- Я тоже не могу этого поддержать, - добавил, покачав головой, Вандемеер. - Это просто безответственно!

- Позвони мне... безответственной, - пропела доктор Дружинова, - стараясь развеять сгустившееся над столом напряжение. Ее пристрастие к западной музыке было известно всем. - Дэвид прав, парни, - серьезно продолжала она. - Если этим людям удастся завершить задуманное, мы, вполне возможно, никогда не узнаем историю Сидонии.

- Но... зачем им это? - спросил Вандемеер. - Они просто хотят обеспечить доступ к открытым нами технологиям для всех народов мира. А что касается нашей находки - мне кажется, они просто обеспокоены тем, какие волнения могут возникнуть среди фанатиков, если данную информацию выпустить в свет слишком поспешно... Все, чего они хотят, это - ответственного подхода...

- Да какая там, в жопу, ответственность! - заорал Александер. - Я понимаю их озабоченность, но пока что мы не нашли ничего такого уж практически полезного! Для того чтобы хоть что-нибудь узнать, потребуются все ресурсы Земли на протяжении... не знаю - возможно, веков! И уж только потом можно будет говорить о практических применениях. А что касается нашего открытия... Мне кажется, они отказывают простым людям даже в малейшей доле здравого смысла!

- А фанатики, - заметил Поль, - все равно будут стоять на своем - хоть с нашей "помощью", хоть без оной.

- Именно, - подтвердил Александер. - Ван, неужели ты не понимаешь? Наша находка проливает свет на самые основы происхождения человека и его природы! То есть на то, что нам необходимо знать! А эти ублюдки могут запутать все так, что мы никогда не докопаемся до истины!

- Мне бы хотелось знать, с чего эти люди решили, что могут быть окончательными судьями в том, что нужно человечеству, а что - нет, - сказала Дружинова.

- Это хуже того, что случилось со мной в Каире, - сказал Александер. Все присутствующие отлично знали историю его выдворения из Египта в 37-м и скрытые причины сего. - Если мы позволим им...

- Ты уверен, - негромко перебил его Вандемеер, - что озабочен не только собственным приоритетом?

Александер вскочил, опрокинув кресло и оттолкнув в сторону легкий пластиковый стол:

- Возьми свои слова назад!

Рука Дружиновой опустилась ему на плечо.

- Спокойнее, Дэйв.

Поль встал между ним и Вандемеером.

- Верно. Мы здесь - все в равном положении.

- Не уверен, - возразил Александер, глядя прямо в глаза Вандемеера. - Ван, постараюсь забыть, что ты сейчас сказал. Но ты мои слова слышал и, думаю, понял. И ты, Крэг, тоже.

- Дэвид... - начала Дружинова.

- Все в порядке, Девора. - Он понизил голос. - Если вы желаете сидеть и гнить здесь три месяца, пожалуйста. Но наши друзья-военные ищут способ разделаться с ублюдками из ООН и я помогу им всем, чем только смогу. Если мне для этого придется с оружием в руках штурмовать марсоход, я это сделаю. Мне надоело выслушивать указания, что я могу копать и публиковать, а что - не могу. Больше я подобного терпеть не намерен. Ясно?

Самым странным было то, что Александер до сих пор толком не знал, что думает обо всем этом. Он все так же ненавидел военщину - организацию, бессмысленное подчинение, уставы, всеобщее оболванивание, все аспекты армейской жизни, открывшиеся ему во время его "военного" детства в Чарльстоне, Пенсаколе, Портсмуте, Рузи Роудс и прочих местах по всему Восточному побережью, где ему приходилось жить, пока не погиб отец. Мысль о том, что он готов добровольно помогать банде морских пехотинцев, была для него не менее удивительна, чем позавчерашняя находка в Сидонии. Этого не могло быть, но все же случилось.

Ну ничего! Он пройдет через первое, если это поможет пролить свет истины на второе.

- По-моему, ты не прав, - сказал Вандемеер. - Драться тут абсолютно не из-за чего.

- Вот тут как раз не прав ты, Луис, - отвечал Александер. - Истина всегда стоит того, чтобы за нее драться.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Воскресенье, 27 мая.

23:08 по времени гринвичского меридиана.

Станция "Хайнлайн", Марс;

сол 5636-й 10:45 по марсианскому солнечному времени.

- Итак, со связями у тебя все в порядке? - спросил Гарроуэй, втискиваясь в переполненную людьми и экипировкой шлюзовую камеру. - Пора начинать!

- Они готовы есть из моей ладони, майор, - ответила штаб-сержант Островски.

- Тогда заставь их пускать слюни, пока мы не управимся.

- Запросто, - со смехом ответила она.

Гарроуэй вовсе не разделял ее крайнего, граничащего с самонадеянностью оптимизма. На карту было поставлено слишком многое, и слишком многое могло дать осечку.

Островски была облачена в один из штатских скафандров археологов. На груди у нее было написано "ДРУЖИНОВА". Это была ее собственная идея, и Девора Дружинова согласилась помочь. Шлемы бронекостюмов морских пехотинцев при опущенных дисплеях шлемофонов были почти непрозрачными. Скафандры ученых были гораздо легче, а шлемы их, похожие на круглые аквариумы, - прозрачны полностью, если не считать легкого затемнения, отражавшего ультрафиолетовые лучи.

Таким образом, легионеры ООН в марсоходе могли разглядеть, что Островски - в самом деле женщина, причем женщина весьма привлекательная.

А против природы, как сама она сказала Гарроуэю, не попрешь.

Давление в шлюзовой камере сравнялось с наружным, и с потолка замигала красная сигнальная лампа.

- О'кей, общее радиомолчание, - приказал Гарроуэй.

Стены модуля надежно блокировали относительно слабые УВЧ-рации БК, но, как только они выйдут наружу, врагу станет слышно все. Гарроуэй нажал кнопку, отпиравшую люк. Крышка отошла в сторону, и морские пехотинцы ступили на хрусткий золотисто-красный марсианский песок.

Пейзаж снаружи был прекрасен так, что перехватывало дыхание, золото песка под безоблачным, багровым у горизонта и бездонным, ультрамариновым над головами, небом. Все семеро - Гарроуэй, Островски, Кэсвелл, Донателли, Фостер, Джейкоб и Камински - разом покинули шлюз и тут же скрылись за углом модуля, частично заслонявшего обзор из кабины марсохода, стоявшего метрах в пятидесяти от входного люка.

Они уже сделали несколько ходок, вынеся наружу части портативной буровой установки Вестингауза и кое-что еще, тщательно спрятанное среди труб, конденсоров, змеевиков и батарей. Установка была портативной только по названию, весила она полтонны, а на сборку ее требовалось не меньше часа. С ее помощью можно было бурить в песке и вечной мерзлоте скважины глубиной в несколько десятков метров. Достигнув слоя вечной мерзлоты, в дело вступал полый бур с разогретой головкой, и вечная мерзлота под ним таяла, превращаясь в очень жидкую грязь. Большая часть воды тут же испарялась в почти безвоздушной атмосфере. Эти-то испарения и улавливали коллекторы установки, после чего жидкий конденсат из них перекачивался в цистерны.

Именно такие установки сделали возможной крупномасштабную деятельность на Марсе. Кроме питьевой воды, они снабжали людей кислородом и водородом для производства метанового топлива из атмосферного углекислого газа.

В нескольких десятках метров к северу от модуля уже имелась готовая скважина, но на месте пленников всякий принялся бы немедленно бурить следующую, поскольку вода на Марсе имелась лишь в виде льда, любой скважины хватало всего на несколько дней, в зависимости от численности населения модуля, а потому буровые работы не прекращалось ни на день.

Суть была в том, что эта работа не вызовет у охраны подозрений. Через несколько минут Островски покинула остальных и направилась к марсоходу, держа в одной из разведенных в стороны рук кусок белой ткани.

- Эй, на борту! - крикнула она. - Поговорим?

По крайней мере, один из охранников должен был говорить по-английски.

- Оставайтесь в двадцати метрах от машины, - ответили ей на общей частоте с ужасным акцентом. - Что вы хотите?

- Выбраться отсюда, - ответила Островски. - Конечно, не всем, а только женщинам. Интересно, может, мы с вами сможем договориться?

- О чем договориться?

- Никаких договоров, - добавил еще один голос. - У нас - приказ.

- Да ладно вам, - сказала Островски. - Думаете, нашим девчатам очень хочется три месяца сидеть взаперти вместе с этими типами?

- Вы - морская пехота, - отвечал второй голос. - И совсем недавно провели в их компании семь месяцев, пока летели сюда.

- Но там была хотя бы какая-то возможность для уединения! Мы были сами по себе! Слушайте, мы вот что можем придумать. Если вы отвезете нас на "Марс-1", мы можем... ну, не знаю... сделать так, чтобы вы об этом не пожалели, понимаете?

- Вам придется выражаться яснее. Что именно вы хотите сказать?

- О-о, ну... не знаю. - Гарроуэй ясно слышал хитрецу в ее голосе и мог представить себе, как она покачивает бедрами - этого движения скафандр полностью не скроет. - Возможно, у нас бы что-нибудь получилось. Но, ребята, если уж договариваться - не лучше ли говорить наедине? Не хотелось бы... то есть, я хочу сказать, сейчас нас всем слышно, понимаете?

Прочие морские пехотинцы продолжали свою работу, устанавливая опоры и подключая к установке топливные элементы. Островски же продолжала поддразнивать охранников, и Гарроуэй кивнул своим. Кэсвелл, Донателли и Фостер остались на месте, а сам он, с Джейкобом и Камински, полностью скрылись за модулем, где поджидали их камуфляжные пластины бронекостюмов.

БК первою класса мог быть разобран на восемнадцать частей. И одна из них - передняя половина кирасы, цельный кусок брони, защищающий грудь и живот. Ранее морские пехотинцы вынесли вместе с частями буровой установки три таких нагрудника и свалили их, вместе с прочим оборудованием, на твердую ледяную землю.

Скрывшись от взоров охраны, Гарроуэй, Камински и Джейкоб рухнули на песок, разобрав нагрудники. Держа камуфляжные пластины брони перед собой, они неуклюже поползли по песку.

Активный камуфляж представлял собою особое пластиковое покрытие, и для работы ему достаточно было энергии солнечного света или тепла человеческого тела. Вжимаясь животом в песок, Гарроуэй полз, толкаясь ногами, подтягиваясь на локтях и держа кирасу перед собой стоймя, так, что нижний край пластины бороздил песок.

В некотором смысле все это было весьма усовершенствованной моделью очень древнего устройства под названием "щит". Не прилегая к телу, нагрудник блокировал тепловое излучение его собственного костюма. Конечно, внимательный наблюдатель на борту марсохода обязательно заметил бы, что холодный разреженный воздух в некоторых местах заметно теплее, но для этого и предназначен был отвлекающий маневр Островски. Тем временем активно-камуфляжное покрытие кирас надежно укрывало ползущих от визуального наблюдения. Пока Гарроуэй и прочие воздерживались от резких движений, у них была отличная возможность подобраться к марсоходу незамеченными.

- Сколько среди вас женщин? - спросил второй голос.

Беседа продолжалась. Обмен репликами должен был помочь морским пехотинцам следить за происходящим на борту марсохода.

- Пятеро, - отвечала Островски. - Четверо наших и штатская.

- Не знаю, - с сомнением протянул говоривший. - Здесь будет ужасно тесно...

- О-о, это неважно. Вы наверняка что-нибудь придумаете!

В плане оказалось всего два "тонких" места: одно - вполне предсказуемое, а о другом Гарроуэй даже не думал, пока не рухнул на песок и не направился к цели. Первое: ползти пришлось вслепую. Это препятствие было вполне преодолимым - Островски должна была встать в двадцати метрах от люка марсохода; держа ее в поле зрения, как ориентир, ударная группа могла не сбиться с курса. Второе же, непредвиденное препятствие оказалось куда хуже. Гарроуэй совсем забыл о том, как холодна почва марсианской пустыни. Температура воздуха, согласно показаниям дисплея, была минус четырнадцать по Цельсию, но почва - слежавшийся песок и галька - буквально леденила кровь в жилах. Лучшую теплоизоляцию имели подошвы башмаков бронекостюма, а из передней его части земля, казалось, высасывала тепло, как губка впитывает воду. Не прошло и десяти минут, как все тело охватила сильная дрожь. Между тем термостаты БК были выключены - совершенно незачем облегчать работу термосенсорам марсохода... Еще несколько минут - и все трое медленно ползущих морских пехотинцев рискуют как минимум обморозиться.

"Ну какого черта я в это полез?" - подумал Гарроуэй.

Добровольцами в ударную группу вызывались многие... и он, чем дальше, тем больше, убеждался, что с той задачей, которую он взвалил на себя, гораздо лучше справился бы кто-нибудь помоложе, покрепче, с более быстрой реакцией. Сам же он чувствовал себя совсем стариком... и чувство это с приближением цели становилось все сильнее и сильнее.

- Возможно, что и придумаем... - отвечал тем временем собеседник Островски. - Мы должны сниматься отсюда через день-два и, может быть, найдем место и для ваших женщин. Может быть...

- Что ж, ладно, - отвечала Островски. - Я пойду поговорю с девчатами, о'кей?

Островски обещала занять охрану разговором, пока группа захвата не окажется в пределах двадцати метров от цели. Теперь она не торопясь шла обратно к модулю.

Дрожа, как в лихорадке, Гарроуэй свернул к корме марсохода. Там, вместе с радиаторами и энергоустановкой, был расположен двигатель. С этой стороны он со своими может пробежать оставшиеся метры бегом, не будучи засечен тепловыми детекторами... если только сможет подняться с ледяного песка. Сориентировавшись по углу жилого модуля, он осторожно приспустил свой щит - ровно настолько, чтобы взглянуть на марсоход.

Есть! Он смотрел прямо на корму машины. До нее оставалось не больше пятнадцати метров.

Пока ничто не указывало на то, что их засекли. Гарроуэй огляделся в поисках остальных.

Островски была права. После ее ухода ооновцы, если хоть что-то соображают, должны осмотреться и проверить, все ли в порядке, но вряд ли их детекторы засекут троих морских пехотинцев в тепловой завесе их же собственной энергоустановки. С замиранием сердца ждал Гарроуэй какой-либо реакции... и, когда ее не последовало, бросил нагрудник кирасы, поднялся на ноги и рванулся вперед.

Все его тело окоченело так, что бежать он не мог, но все же сумел проковылять оставшиеся метры и привалиться к правому траку марсохода. Он бросил взгляд в сторону модуля, зная, что лейтенант Кинг, наблюдавший за ними, отдает остальным команду приступать к следующему пункту общего плана. Исходя из того, что всех подслушивающих устройств обнаружить не удалось, теперь остальным морским пехотинцам полагалось начать обсуждение плана бегства. На самом деле они не обсуждали ничего серьезного: задачей их было не встревожить охрану, но лишь привлечь ее внимание к радиоприемнику.

А в это время Гарроуэй, Джейкоб и Камински добрались до люка марсохода.

Джейкоб был специалистом по электронике - таким же, каким начинал свою службу Гарроуэй. Повозившись с крышкой, он поднял свое оружие - кусачки и карманный нож - и кивнул в знак того, что все готово. Гарроуэй сжал в руке "рюгер", от души надеясь, что сможет распорядиться им наилучшим образом. Хотя пистолет и был загодя снят с предохранителя, он почти ничего не чувствовал сквозь перчатку и не был уверен, что сможет нажать на спуск.

Подняв другую руку, он просигналил на пальцах, три... два... один...

Загнув последний палец, Гарроуэй ударил по клавише замка аварийного шлюза, и люк немедленно распахнулся. Камински быстро взобрался на крышу, к маленькой тарелке спутниковой антенны, нацеленной почти точно в зенит, и отыскал фиксатор. Поворот, другой - и антенна уже бесцельно, бесполезно смотрит в землю.

Первым в шлюзовую камеру вошел Джейкоб. Ему с Гарроуэем прежде приходилось иметь дело с марсоходами - во время тренировок на Земле и на бортовом тренажере "Полякова". Слева от входа должен был находиться пульт управления. В несколько секунд Джейкоб отыскал его, сорвал панель и по запястье запустил руку в путаницу проводов. Гарроуэй прислонился к краю люка, держа на прицеле внутреннюю дверь камеры. Отключить систему безопасности, не позволявшую открыть оба люка одновременно, было проще простого, для этого требовалось лишь перекусить и замкнуть накоротко четыре провода. Тем не менее, стремительно бегущие секунды показались Гарроуэю вечностью... гальюнники в кабине должны были заподозрить неладное еще в момент открытия внешнего люка.

- Давай, давай, - сказал он, не спуская глаза с люка, ведущего в кабину. - Скорее, твою мать...

- Щас... почти... ни хера не чувствую... в этих перчатках...

С крыши марсохода на песок спрыгнул Камински, держа наготове нож доктора Кейси.

- Есть! - торжествующе завопил Джейкоб.

Одновременно с его криком крышка внутреннего люка распахнулась, и из кабины наружу рванулся поток воздуха. Вслед за пронесшимся мимо вихрем из обрывков бумаги и пластика, пустого футляра от модуля памяти и прочего мусора в проеме показался человек в бронекостюме.

Разрабатывая план, Гарроуэй ставил на то, что, сколько бы ни было солдат в кабине марсохода, большинство их окажется без брони. БК были очень неудобны для долгого ношения, предельно затрудняя такую важную процедуру, как мочеиспускание, либо вынуждая носителя постоянно ходить с неудобным пластиковым катетером. Конечно, кто-то из них всегда в бронекостюме, на случай тревоги... но, если в броне окажутся больше двух человек, план - под угрозой провала.

Человек, появившийся в проеме люка, пошатываясь от легкой контузии, вызванной резкой сменой давления в кабине, поднял к плечу французскую штурмовую винтовку ФА-29. Но Гарроуэй уже был наготове, и его "рюгер" был направлен прямо в забрало шлема ооновца. Он почти непроизвольно сжал пальцы, ничего не чувствуя сквозь перчатку и не услышав ничего, кроме резкого хлопка, но прямо в центре забрала расцвела белая звезда, и солдат, уронив винтовку, повалился назад, схватившись за лицо.

Гарроуэй прыгнул в кабину и едва не упал, столкнувшись с поверженным. Восстановив равновесие, он развернулся влево, окинул взглядом заднюю часть кабины, затем - вправо, к пульту управления...

В кабине оказались еще трое. Все - без скафандров, все - на полу, пальцы с силой вцепились в горла...

- Я на месте! - крикнул он на тактической частоте. - Четверо ликвидированы! Джейкоб, закрывай люк!

- Делаю, майор.

Внутренний люк закрылся через несколько секунд - и все же слишком, слишком поздно. Трое без костюмов уже не двигались, а тот, в скафандре, продолжал зажимать пробоину в забрале ладонями. Опустившись рядом с ним на колени, Гарроуэй попытался оторвать его руки от треснувшего пластика. Несколько стрелок на высокой скорости пробили забрало, оперенные хвосты их торчали из твердого пластика, но воздух сочился прочь из скафандра сквозь мириады тончайших трещин. Снаружи он немедленно остывал; пластик вокруг пробоины уже покрылся слоем изморози. Влага, покрывшая забрало изнутри, кипела, пузырилась в самой крупной из трещин. Индикатор системы жизнеобеспечения, скрытый в специальном отделении на груди скафандра, показывал, что давление внутри - не более четверти от нормы и продолжает падать, а пульс и дыхание человека - угрожающе учащены и неглубоки.

Гарроуэй нащупал ремонтную аптечку своего БК. Если он сможет поставить заплату, то спасет этому человеку жизнь... но для этого придется сначала вытащить стрелки, и тогда давление в скафандре мигом упадет до нуля, даже если удастся не повредить пластик...

Глаза поверженного, едва различимые сквозь затемненный пластик, покрытый изморозью, были полны ужаса и кровоточили. Пока Гарроуэй старался приладить заплаты вокруг пучка стрелок, ооновец схватил его за запястье... и индикаторы его системы жизнеобеспечения вытянулись в ровные линии.

- Все, - сказал Камински.

Гарроуэй вздрогнул от неожиданности: он не заметил, как Камински вошел в кабину. Бой кончился, и теперь он чувствовал, что сам еле жив. Многие годы прошли с тех пор, как ему в последний раз довелось побывать в настоящем бою; он даже успел забыть, насколько это ужасно и отвратительно... В него даже ни разу не выстрелили, но организм был так взвинчен, что теперь, с прекращением притока адреналина в кровь, он еле-еле держался на ногах.