Чтение 12–й страницы книги ~Креститель~

- Да? - повернул Олег голову.

Плотно всаженная на пятки и щедро смазанная дверь бесшумно отворилась, внутрь вошла Пребрана, в легком сатиновом сарафане, расшитом сверху донизу зеленым катурлином, простоволосая и босая.

- Ты здесь, ведун? А я за стенкой... - Она оглядела горницу. - Да, и у меня, почитай, такая же. Токмо медвежьих шкур менее, лисьи вместо них висят.

- Так это же лучше... - с сожалением перешел из лежачего в сидячее положение Олег.

- А нам ныне не опасно поодиночке-то ночевать?

- Чего волноваться? - пожал плечами Олег. - Колдун в покойном месте, мы тоже за тремя воротами, тремя дверьми, да еще и стража внизу.

- Как это хорошо, когда спокойно и опасаться нечего! - Девушка присела рядом, развела широко руки и откинулась на перину. - У нас дома не такая. Вот уж, воистину княжеская.

- Угу... - кивнул ведун, поднимаясь и отходя к бюро. Хотя плоть его и успела сделать вполне недвусмысленную стойку, а хмель гонял по голове разумные мысли, однако он всё еще не мог забыть крик "насилуют!" на полянке возле абаса. Коли тут, в княжьих покоях, такой клич услышат - точно от женитьбы не отвертишься.

- Как твоя рана, ведун? - встала следом Пребрана, подошла ближе, провела копчиками пальцев ему по подбородку. - Здесь уж и следов не осталось. А на горле полоса есть. А на груди? Не беспокоит?

Осматривая раны на груди, она полностью расстегнула ему рубаху, потом вытащила ее из штанов и опустилась на колени, провела прохладной ладонью по животу:

- Не болит? Бедный ты мой... - Ее мягкие губы коснулись живота, вслед за шрамом пошли по кругу, опускаясь все ниже и ниже, пока Середин не почувствовал, что плоть всегда будет сильнее разума.

Он наклонился, подхватил на руки хрупкое тело девушки, отнес на постель и принялся целовать ее лицо, глаза, губы, в то время как ладони скользили вверх по ее ногам, проникали к запретным вратам наслаждения - доверчиво открытым навстречу мужским ласкам. Он приподнял Пребрану, быстрым движением снял с нее через голову сарафан, снова начал покрывать поцелуями ее лицо, шею, плечи, грудь, не забывая как можно осторожнее, чтобы не спугнуть, ласкать руками. Спохватился, рванул узел на своих штанах.

В дверь четко и требовательно постучали. Середин согнулся почти пополам, стиснув зубы и пытаясь взять себя в руки, потом откинул край одеяла, накрывая им девушку, сел, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, повернул голову к двери:

- Что?!

- Боярин Олег? - чуть приоткрыв створку, заглянул внутрь тиун. - Князь кличет. Он в трапезной, с боярином Радулом пировать продолжает.

- Да, сейчас, - немного посидел Середин, приходя в себя. Потом встал. - Да, хочешь не хочешь, а от княжьего приглашения отказываться нехорошо. Придется идти. Ты подождешь?

Край одеяла пару раз приподнялся и опустился, что, по всей видимости, означало "да".

Князь Владимир и боярин Радул трапезничали вдвоем, сдвинув возле одного из крыльев стола скамьи и превратив их в широкую, до самой стены, тахту. К себе поближе они собрали кувшины со всего стола, поставили рядом блюдо с заливной рыбой и солеными лисичками.

- Сюда, сюда давай, - замахал рукой боярин, едва Олег вошел в дверь. - Давай, присаживайся. Князь, вот, сумневается, что ты шары огненные метал.

- Метал, - пожал плечами ведун. - Пока не оказалось, что дело свое исполнил. В тот же миг боги про меня забыли, и пришлось саблей да кистенем прочие дела доделывать.

- А еще боярин сказывал, - обнял богатыря, прижавшись и дотянувшись рукой до его лопатки, князь. - Что ты один супротив двадцати рубился и почти всех побил.

- Не всех, - отрицательно покачал головой Середин, - от силы половину. Остальных он спугнул.

- Токмо половину! - довольно расхохотался князь. - Ай, молодец, ведун. Из двадцати - токмо половину. Садись, ведун. Вот, вина с нами выпей. Бо люб ты мне.

- То не всё еще, княже, - оттяпал себе кинжалом кусок заливного боярин, закинул в рот и продолжил: - В беспамятстве его Юрьевский князь повязал с сотоварищи. Так он поперва един из города, прямо с судилища ушел, а потом вернулся, освободил всех, а князя смерти предал.

Владимир перевел взгляд на Середина. Тот повел бровями:

- Повезло.

- И часто тебе так везет, ведун?

- Бывает.

- Давай, давай выпьем за везение твое, гость дорогой. И чтобы всем нам так же везло.

Они дружно опрокинули кубки, после чего боярин продолжил свое повествование о том, как выполнял великокняжеское поручение. Олег с удивлением слушал, как им малой ратью довелось биться с армиями разбойников, с бродячими домами, светящимися чудовищами, с огромными княжескими дружинами, исцеляться мертвыми в святилищах или выслушивать советы у лесных ведьм, возникающих из ничего, а потом так же внезапно исчезающих. Время от времени князь недоверчиво косился на Середина, и ведун, вздохнув, поддакивал, заливая совесть вином. Потому что нехорошо было бы выставлять боярина лжецом. А еще потому, что комментарии типа "это была не ведьма, а всего лишь богиня Мара" или "то не дом, а сотня голодных мертвых гиен" вряд ли могли сделать рассказ более понятным.

Наконец, Радул дошел до места, когда на накатанном тракте бесследно сгинул целый россох, и настала очередь ведуна продолжать историю. Врать Середин умел плохо, рассказывать как было - выходило слишком хвастливо и неправдоподобно, поэтому он больше прикладывался к кубку, чем говорил. К концу второго кувшина, впрочем, скромности у него поубавилось, так что к моменту нападения тамошних бандитов он говорил горячо и цветисто, пусть и заплетающимся языком. Обложил нехорошими словами Перуна и компанию, благо у князя в доме это отнюдь не возбранялось, низко поклонился Радулу за помощь. Дальше опять заговорил богатырь. Слушая о своей великой душевности и бескорыстности, Олег почувствовал, как у него начинают гореть уши, и один за другим выпил еще два кубка. В результате ответное повествование князя про схватку с чудищем болотным в вятских топях он смог прослушать лишь до середины...

ПОСЛЫ

Проснулся Олег от дружелюбного похлопывания по плечу, от которого рука едва не вылетела из сустава:

- Ты как, отдохнул, ведун?

- Сколько времени? - не дожидаясь повторных хлопков, открыл глаза Середин.

Он лежал на лавке у стола, среди лебединых перьев, аккурат под кувшином с вином. Или, точнее - без вина, поскольку тот валялся на боку. Чуть в стороне слышались деловитые постукивания. Видимо, дворня убирала со стола. За слюдяными стеклами голубело небо, играло яркими лучиками солнце, так что вопрос со временем снимался автоматически - ночь осталась далеко позади.

Олег сел, повел головой из стороны в сторону. Вроде, не болит. Хорошее, стало быть, вино поставляют греки киевскому князю. Интересно, сколько они вчера выпили?

- А князь где? - вслух спросил он.

- Княже крепок оказался, - крякнул богатырь. - Пока себя помню, рядом сидел. Как проснулся, ужо не было его. Видать, к себе в опочивальню отдыхать отправился.

- Давай тогда и мы пойдем.

- Синеус передать велел, баню для нас стопили. Вчера-то не успели помыться с дороги.

- Это он прав, - согласился Олег. - Помыться надобно. А то пахнет от меня, как от шампиньона на грядке.

Великокняжеская баня мало чем отличалась от обычной, деревенской. Те же деревянные лавки и набухшие от влаги бадьи, та же печь с котлом для воды и обязательной каменкой. Разве только размерами в избу-пятистенок, да топилась она по-белому, и потолки были ровные, дощатые, расписные, с рыбами и русалками.

Первым делом ведун припал к ковшу с квасом - гостям приготовили целую кадку шипучего напитка; вторым - плеснул квасом на раскаленные камни; третьим - опять выпил целый корец и довольный полез на полок, с холодным животом под горячий пар.

- Кто же так парит? - укоризненно покачал головой Радул и вылил на камни сразу несколько ковшей,

В комнатке сразу стало сумеречно от горячего, с ароматом свежего хлеба, тумана.

- А искупаться тут есть где? - с надеждой поинтересовался Олег.

- Днепр внизу, - сообщил богатырь. - Однако же, пока до него добежишь, и так остынешь.

- Жалко. - Ведун закрыл глаза, предоставляя греческому алкоголю самому вылезать из пор быстро розовеющей кожи.

Боярину тоже, видно, досталось немало, поскольку махать березовым веником он особо не рвался, а прилег на полок у противоположной стены и прикрыл глаза.

Пар постепенно развеивался, тепло приятно пробиралось всё глубже и глубже в тело, и Олег незаметно для себя снова задремал - пока вдруг тело снова не содрогнулось от жара:

- Эх, родимая, ни духам, ни нежитям, ни морам, а токмо банщику тута жить да нас жечь.

- Гляди, накликаешь, - предупредил Середин. - Подкрадется банщик в пару, да и кусит куда, али за ногу дернет. Нрав у него недобрый, сам знаешь.

- Да ты не спишь, ведун! - И Олег взвыл от ударившего по спине веника. - Дык, банщика в первую очередь не накликать, я ученый. От в третью он сам явится. Али напарит, али напугает обязательно, без этого никак.

И в завершение на Середина обрушился ушат с холодной водой.

- Так, - не выдержал ведун. - А ну, ложись. Теперь я тебя попарю.

- Добро, - только обрадовался богатырь, разваливаясь на полке.

Стукнула дверь. Дуя перед собой и разгоняя руками пар, внутрь вошел тиун:

- Легкого вам пара, бояре. Однако же, князь вас кличет. Жиды до него просятся. Без вас говорить не хочет. Я тут по его воле одежу знатную в предбаннике кинул. Вы облачайтесь, да зараз в каменные палаты идите. Ждет Владимир Святославович.

Насчет сменной одежды великий князь был прав - напяливать после бани грязные портки и рубахи не хотелось, а чистой у путников не имелось. Во всяком случае, у Олега. Стараниями себежского колдуна, все были теперь или изрезаны, или замызганы кровью. Однако то, что принесли ведуну, большого восторга у него не вызвало. Широченные шаровары из плотного желтого атласа - такие, что в каждую из штанин он мог скрыться целиком, низкие сапожки, расшитые серебряной нитью, да еще с золотыми пряжками впереди, украшенными самоцветами. Шелковая алая косоворотка с жемчужными пуговицами, суконная ферязь, шитая золотом от плеча к плечу, украшенная каменьями до самого подола, да еще широкий ремень с золотыми накладками.

- Ой, е... - только и выдохнул Олег. - А моя одежа где?

- В стирку холопы унесли. Облачайтесь скорее, князь ждет.

После минутного сомнения Середин начал одеваться. Заправил шаровары в сапоги, подвязал поясную веревку, шелковую рубаху выпустил поверх штанов, накинул ферязь без рукавов, перепоясался ремнем. Одежда, вроде, пришлась впору.

- Ква. Эх, жалко, зеркала нет. Ну как, боярин, похож я на швейцара ресторанного? Или на пугало больше?

- На князя швейцарского похож, - восхищенно кивнул богатырь. - От теперь зараз видно: боярин знатный, не варяг какой проезжий.

- Вот ведь, электрическая сила... - Олег подошел к окну, стер испарину со слюды. Увы, солнце било снаружи, а потому ни о каком отражении речи не шло. - Ладно, поверю на слово.

Для богатыря, при его размерах, столь же богатых одеяний не выискалось, а потому ему пришлось ограничиться малиновыми штанами, коричневыми сапогами с тиснением, клепанными поверху серебряными гвоздиками, простой шелковой рубахой и опушенной соболем, крытой шелком душегрейкой. Посему ведун даже примерно не мог понять, как сам он выглядит со стороны.

Они пересекли двор от задней, каменной стены крепости до княжеских хором, вошли в узкую, стрельчатую заднюю дверь, кованную из толстого, в палец, железа, прошагали полукругом по темному коридору и оказались в обширном зале, где нетерпеливо прохаживался Владимир.

- Наконец-то, други мои, - кивнул он, усаживаясь на трон, п вкратце пояснил происходящее: - Уж не первый день иудеи хазарские мне челом бьют, на прием просятся. С подарками, сказывали, богатыми. Однако негоже гостей принимать, советниками, заместо русичей, варягов безродных имея. Помыслят люди, совсем меня никто знать не хочет. Посему ты, Радул, ныне за воеводу моего главного, пока Чернец в нетях, а ты, ведун, по делу своему, глас богов для меня вещать станешь. А дело у жидов хазарских, мыслю, такое. Намерены они мне подарки богатые принесть, да скидку с дани погодной выпросить. Хотят зараз много дать, да потом за несколько лет экономией простой всё возвернуть с прибытком изрядным. Хитрые они людишки, иудеи хазарские, в делах торговых дюже ушлые. Сказывали мне, до похода отца моего, Святослава, - пока каганат их в силе еще был - на одних постоялых дворах и развлечениях, для людей торговых специально удуманных, они более золота получали, нежели каган на всех сборах портовых и подорожных. Так вы, други, ухо востро держите. Коли ловушку какую почуете, зараз мне шепчите. Тиун, запускай.

Синеус пошел не к дверям, покрытым разноцветными солнечными зайчиками, а назад, в тайный ход за троном, однако уже минуты через две дубовые створки поползли в стороны.

По виду своему просители больше всего напоминали самаркандских халифов или старика Хоттабыча из старого советского фильма: узенькие бородки до груди, чалмы на головах, разноцветные шелковые халаты, туфли, расшитые золотом и серебром, с высоко загнутыми носками. Сложив руки перед грудью и непрерывно кланяясь, они вошли в зал и упали на колени шагах в десяти от князя, упершись лбами в пол.

- Чего вам надобно, племя хазарское? - неожиданно сурово вопросил Владимир. - Почто покой мой тревожите, от мыслей государевых отвлекаете.

- Не гневайся, великий князь, - на поднимая головы, заговорил один из просителей. - Не с просьбами или жалобами пришли мы в твой дом, а с подарками дорогими и вестью радостной.

- Вот как? - искренне удивился Владимир. - Что же, добрым вестям я всегда рад. Сказывайте, с чем пришли?

Один из посетителей пополз на коленях к дверям - князь вздохнул и взмахнул рукой:

- Встаньте, ибо видеть желаю, с кем речь веду.

Гости поднялись, благодарно кланяясь. Тот, что полз к дверям, получил возможность пойти нормальным шагом и вскоре вернулся в сопровождении полуобнаженных плечистых слуг, в чалмах и коротких, до колен, шароварах. Слуги поклонились, поставили на пол сундуки, отправились прочь. Иудей открыл одну крышку, затем вторую. Заблестели драгоценные каменья на шапках и чашах, на рукояти круто изогнутой сабли с отделанными серебром и слоновой костью ножнами. Под кубками и кувшинами проглядывали тюки с шелками и парчой.

- Что же, это хорошая весть, дети мои, - еле заметно, одними уголками губ, улыбнулся князь. - Перед каждым закатом, умываясь из этой чаши, я стану вспоминать вас и ваши просьбы. Так чего вы хотите, дети Итиля?

- Принесли мы тебе благую весть, великий князь, - склонил голову первый из просителей. - Ведомо нам стало, что по недомыслию своему, али из корысти непонятной, волхвы святилища твоего народ смущать начали божьим именем от власти твоей отречься, криками черни безродной нового правителя избрать...

Владимир поджал губы, пока еще не зная, гневаться на такие слова или с ними соглашаться.

- Богопротивны мысли сии, что основы мира, Господом нашим сотворенного, подрывают. И в преданности нашей желаем мы спасти землю русскую от греха сего страшного и тебя, великий князь, и детей твоих на будущее от беды накрепко избавить.

- Как же вы собираетесь делать это, гости дорогие? - вкрадчиво вопросил правитель.

- Несчастья твои и страны твоей, великий князь, от неправильной веры происходят, - с уважением приложил руку к груди иудей. - Боги языческие мысли неверные у черни безродной порождают, вредные надежды вселяют в умы жалкие. Будто каждый из них от бога первого рожден и каждый смертный любому иному смертному равен. Не ведают они, что рабов своих бог создал разными. Кому властвовать отвел, кому - землю пахать, кому - в храмах служить и знания древние беречь. И изменять порядок этот никому от века не дано. Вера наша истинная, словами пророков мудрейших принесена и в книги до слова записана. Наша вера столь велика, что боги иные для нас мелкими бродягами числятся. Бога Иисуса, в коего христиане веруют, отцы наши на кресте распяли, тем себя выше прочих пред небом поставив. Коли ты, великий князь, в веру нашу ныне перейдешь, то бог наш, высший над прочими, власть твою укрепит твердо. С часа того, как ты его покровительство примешь, никто из черни глаз на тебя поднять не посмеет, слова супротив тебя не скажет. Стол твой закреплен за тобой окажется волей божией. За тобой и потомками твоими безо всякого сомнения.

- На чем же вера ваша стоит? - поинтересовался Владимир.

- Мы исповедуем и чтим единого бога, творца всего мира, великий князь. Обрезываемся в знак нашей веры и в субботы постимся по данному нам от бога закону чрез угодника его Моисея.

- Обрезаться обязательно? - нервно передернул плечами правитель.

- Таков завет нам от пророка, - почтительно склонился иудей.

- Коли бог ваш так могуч, мудростью древней велик и пророками обилен, то, должно быть, сильны и богаты страны, что закон ваш приняли, - задумчиво произнес Владимир. - Благоденствуют они и возвеличиваются над соседями своими безмерно. Хотел бы я узреть места сии. Где же страны эти, ответьте? Есть страна, что веру вашу приняла? И не Хазария ли это? - ехидно ухмыльнулся князь.

- Хазария для нас земля не родная, - поспешили откреститься просители.

- Где отечество ваше, иудеи?

- В Иерусалиме наша родина, великий князь. Оттуда племя и вера наши пошли.

- Так там ли вы живете? - не удержался от вопроса Олег. - В Иерусалиме?

Проситель, смутившись, оглянулся на своих товарищей.

- Да вы говорите, говорите, - приободрил их ведун. - Или мне рассказать?

- Господь, грехами праотцев наших раздраженный, рассеял и расточил нас по лицу вселенныя, а землю нашу предал чужим народам, - недовольно признал иудей.

- Да ежели так?! - возмущенно вскочил Владимир. - С чем же вы тогда пришли пред мои очи?!

- Мы принесли тебе слово божие, - с некоторой даже решительностью ответил первый из гостей.

- Когда вы отвержены от бога и по чужим землям рассыпаны, то, понятно, и закон ваш ему противен, - спокойно, но твердо сказал Владимир. - Не для того ли вы нас к тому привлечь желаете, чтобы и мы подобным вашему злоключением от него были наказаны?

- Мы желали покоя для тебя, великий князь, и для твоего княжества.

- Покой мой и земли русской на воле людей русских держится и богов древнейших, что жизнь нам дали и силу свою для покорения злодеев, кои грабят племена славянские и на земли наши зарятся! - Владимир опустился обратно в кресло. - Меч русский с мечом хазарским спор сей уже решил. Ступайте, дети Итиля, и не учите более тех, кому волей богов до века дань платить обязаны.

- Какая наглость! - возмущенно выдохнул боярин. - Нашей милостью живут - и нас же учить желают!

- Странные ребята хазаряне, - согласился Олег. - Покоряются, но не сдаются.

- Их сила не в мече, ведун, - задумчиво покачал головой князь. - Не в мече... Однако же, мысль сия интересна, хоть и неосуществима.

- Принять иудаизм? - возмутился Середин.

- Нет. Просто отказаться от богов, коли их волхвы поперек воли княжеской идут. Новые боги, новые жрецы. И коли мне они своим появлением обязаны будут, то и служить станут тоже мне.

- А как же вера отцовская? - громогласно возмутился боярин.

- Оттого и молвлю, что неосуществима, - спокойно ответил ему Владимир. - И так стараниями служителя Перунова на меня все смотрят искоса да ножи точат. Коли вовсе веру истинную отрину, тогда могут и открыто возмущение свое показать. Да и как я веру новую насажу? Словом? Нет у меня слова. Тем паче, что слова одного человека тут мало, тут сотни сотен слова новые должны нести. Силой? Нет у меня силы. Потому как варягов, буде они на богов покусятся, зарежут не слушая, а соратники, дети земли русской, коих не отринут без сомнения, от меня ныне отвернулись. Да и путь, ведуном подсказанный, мне по сердцу более. - Князь повернулся к Середину. - Ладно ты иудеям язык укоротил. Откель про землю их отчую знаешь?

- Качественное среднее образование.

- Угу... - Правитель явно ничего не понял, однако признавать этого не захотел. - То добре. Ныне мне хлопотами заняться надобно земельными, ну а вы, как проголодаетесь, тиуна зовите. В трапезную и я к вам подойду.

Владимир вышел.

- Скажи мне, боярин, - поинтересовался Олег. - А торг тут далеко? Рубахи себе хочу купить, взамен порченых.

- Дык, под горой, на Подоле. Сейчас пойдешь?

- Нет, переоденусь.

- Тогда меня обожди, я тоже упряжь новую хотел посмотреть.

Поднявшись в свою светелку, Олег обратил внимание, что окна его уже смотрят в тень, остановился перед одним из них, и содрогнулся от ужаса. Хотя, разбитая рамой на множество небольших кусочков, неровная слюда не давала ясной картинки, но и без того было понятно, что походит он на расфуфыренную до полной безвкусицы новогоднюю елку с тремя гирляндами. Середин торопливо содрал с себя ферязь, сапоги, золотистые штаны, переоделся в свои. Прихватил кошель, что всегда лежал в кармане косухи, и спустился вниз.

Когда ведун с боярином вышли из детинца, то заметившие это горожане стали поглядывать на них искоса, но следить никто не стал, а потому, свернув за первым же поворотом, друзья стали никому не интересны. Олег смотрел по сторонам, поражаясь не столько высоким, богатым домам - они в точности копировали хоромы, что строят себе в усадьбах зажиточные бояре, - сколько широким дворам и чистой мостовой. Похоже, в Киеве не испытывали той страшной тесноты, что царила во всех без исключения крепостях и городах, и даже содержали немалый штат уборщиков. Лошади - это ведь не автомобили. Их отходы не улетучиваются в атмосферу, а шлепаются вниз обильными, едко пахнущими кучами.

Они шли и шли, перекресток за перекрестком, а город всё не кончался и не кончался. Ведун уже перестал мысленно оценивать его населенность - всё равно получалось никак не менее сотни тысяч людей. Но когда друзья, наконец, вышли из ворот и по желтой грунтовке начали спускаться вниз, Середин понял, что эту примерную цифру надо умножать надвое - потому что Подол Киеву не то что не уступал, но, похоже, заметно столицу превосходил. Один торг здесь раскинулся на площади, равной размерами Изборску - а Изборск город стольный, не маленький.

Как обычно, базар затягивал, словно омут. Ведь рубашку в первой же лавке не купишь - нужно пройти, прицениться в разных местах, посмотреть, какие продают в одном месте, в другом. Поискать купца персидского или самаркандского - у них цена всегда пониже получается. Опять же, подождать, пока богатырь упряжь у шорника пощупает да нужный размер найдет. Самому то одно, то другое на глаза попадается. Бурдюк козий - хорошо бы купить, а то старый совсем протерся, вот-вот потечет. И флягу небольшую, глиняную - для меда стояночного, али вина хорошего захочется прихватить. Нагрудник конский из желтой меди - для гнедой, что уже не раз с того света вытаскивала. Наконечники для стрел - не для себя, боярин Радул в походе весь припас расстрелял. В итоге проходили они по Подолу половину дня и растрясли свои мошны до самого донышка.

Богатырь, вроде, держался хорошо, но у ведуна ноги болели, словно он опять с Себежской гати сошел. Поэтому за ужином он заморил червячка половиной зайца, двумя жареными перепелками и одной стерлядкой на пару, выпил из вежливости за здоровье Владимира Святославовича пару кубков, а после третьего, за силу богатырскую, вежливо распрощался, поднялся к себе, скинул сапоги и с наслаждением развалился на перине, подняв ноги высоко на столб балдахина.

- Стало быть, молвишь, подождать маленько?

От неожиданности Середин чуть не свалился на пол - ноги со столба соскочили.

- А ты от... - И остановился на половине слова. Понятно, откуда. Зачем они подпятники так мажут, что двери вообще никакого скрипа не издают? Надо же и меру знать.

Пребрана, олицетворяя собой живой укор совести, прошлась до бюро, развернулась перед ним:

- Подождать маленько! Знаешь, каково мне было, когда дворня постель стелить пришла? Что люди теперь подумают?

- А чего они могут подумать, если ты спала одна? - сел на постели Олег и развел руками. - Подумали, что устала очень.

- Устала?! - резко подошла к нему боярышня, толкнула в плечи, опрокинув обратно на спину. - В чужой постели устала?

Середин, словно собираясь подняться, наклонился вперед, подсунул руки под подол платья, повел ладони по ногам наверх, добрался до талин. Никакого нижнего белья на Пребране не было - не придумали еще таких хитростей, - а потому девушка мгновенно оказалась полностью в его власти.

- Я знаю, что ты важнее всех дел государственных и великокняжеских, прекрасная Пребрана, но мне было трудно объяснить это Владимиру. Однако я все-таки вернулся...

Он поднял юбку еще выше и начал целовать пахнущий ромашками впалый живот - похоже, боярская дочка тоже успела посетить баню. Пребрана обняла его за голову, прижала к себе, закрыв глаза и откинув голову. Ведун, не убирая рук, встал - и ситцевое платье оказалось у нее почти на груди. Девушка подняла руки - и одним движением Олег оставил ее обнаженной. В дверь постучали.

- Электрическая сила! - Середин схватил девушку, опрокинул на постель, накрыл краем одеяла и подошел к двери: - Кто там?

- Князь Владимир Святославович тебя, боярин, к себе кличет! - послышался незнакомый ломкий голос.

Олег приоткрыл дверь, окинул взглядом мальчишку лет десяти, одетого так же, как и прочая дворня.

- А что случилось?

- То мне неведомо, боярин. Князь тебя привесть повелел.

- Ладно... - Ведун присел на край скамьи, взял чистую фланелевую портянку, быстро намотал на ногу, натянул сапог. Потом подошел к постели, наклонился, поцеловал девушку, тихо шепнул:

- Подожди, я быстро, - и вышел вслед за посланником.

Светелка князя оказалась на удивление тесной: метра два в ширину, четыре в длину, одинокое бюро у окна, большой, окованный железными полосами сундук за ним. Одна стена была полностью закрыта ковром, по второй, бревенчатой, рядком шли четыре отопительных продыха.

Владимир сидел на скамье под медными пластинами продыхов, с золотым кубком в руках и изящным медным кувшином с длинным тонким горлышком под ногами. Увидев ведуна, он приглашающе хлопнул ладонью по скамье рядом с собой, махнул рукой на мальчишку:

- Ступай! Смотри, никому ни слова!

Олег подождал, пока холоп закроет дверь, подошел к князю, сел рядом, откинувшись спиной на стенку.

- Тебя не обидит, ведун, коли я тебе в серебряный корец налью?

- Мы люди простые, - пожал плечами Середин. - И из деревянных пить привычны.

- Тогда давай. - Правитель откуда-то сбоку выудил серебряную чашу, наполнил ее из кувшина, протянул гостю. - Давай выпьем, чтобы на Руси завсегда порядок и покой держались.

- За землю русскую, - согласился Олег и не спеша выпил. В чашу, предназначенную скорее для меда, нежели для вина, входило не меньше бутылки, так что в голове зашумело почти сразу.

Князь между тем молчал, тревожно покусывая губу. Потом неожиданно снова взялся за кувшин:

- За родителей наших, ведун, поднимем чашу. Чтобы гордились нами, со счастливых земель за нами наблюдая.