Чтение 12–й страницы книги ~Клан~

- Так бежали все, ваше величество. И Меньшой ваш, и дворяне его, что османами командовали. Кому же охота под картечь лезть? От не пришел покамест никто.

- Так, пареная репа же там?

- А на стволе сего не написано, мой господин, - пожал плечами иноземец и деловито уселся напротив царевича. - Опять же, мыслю, с полусотни саженей и репа бьет не слабо. Голову, может, и не снесет, но дух вышибет крепко. Может, кто из дворян под выстрел-то и попал. Они люди отважные, в первых рядах завсегда идут. Ну, мой господин, за вашу прекрасную победу!

Наемник наполнил свой бокал, поднял по направлению к царевичу, тут же выпил, подтянул к себе запеченного на вертеле зайца и принялся отрывать заднюю ногу.

- Нехорошо вдвоем сидеть, герр Берц, - покачал Петр, осушив кубок. - Послать кого-нибудь за ними надобноть...

Иноземец деловито обгладывал кость, словно не слышал ни единого слова. Царевич, что-то про себя недовольно буркнув, поднялся, вышел в людскую:

- Алексашка? Степка? Лука? Есть здесь кто-нибудь?

- Я здесь сижу, - услышал он в ответ тихий старческий голос.

- Кто таков? - резко обернулся на голос царевич.

- Да уж кто есть, - задумчиво ответил старец в сером потрепанном балахоне, восседающий на небрежно сколоченном из неструганых досок табурете. Седые волосы старика перехватывал темный от времени ремешок, правая рука придерживала высокий крученый посох.

- Монах? Откуда взялся? Кто тебя сюда звал, кто пустил?

- А кто же меня удержит? - пожал плечами старик.

- А и ладно, без разницы, - махнул рукой царевич. - За стол пойдем, монах. Посидишь, выпьешь с нами. Скучно без компании.

Петр дернулся к двери - но словно наткнулся на невидимую стену: пальцы его никак не дотягивались до рукоя-ш, тело не приближалось к ней ни на шаг.

- Куда же ты собрался, позорище мое? - вздохнул старик. - Дай хоть посмотрю на тебя, раз уж пришел.

- Что сие значит? Кто творит сие? Ты, старик, смотри, не шути! Ты что, колдун?

- Зови как знаешь, то мне без кручины, - разрешил старик. - А скакать перестань. В глазах мельтешишь.

- Что тебе от меня нужно? - Царевич наконец смирился и перестал рваться к двери. - Ты хочешь меня умертвить?

- Кому ты нужен, убожество? Что с тебя проку, дабы бояться тебя, добиваться смерти твоей? Устал я, засиделся у алтаря Московского, а уходить страшно. И оставаться страшно, потому как погибель земли русской видеть приходится. Мыслил ли Муромец Великий, когда алтарь мне передавал, старый Круг хоронил, а новый на силу благословлял, чем я за доверие расплачусь? Поначалу блюл, следил и за миром, и за алтарем, да вот промахнулся все же, проспал. Недоглядел, как дед твой, Мишка Романов, Неву шведам подарил. Серебро пожалел за службу давать, решил болотиной никчемной расплатиться. А те и рады...

- Как ты смеешь?! - кинулся на старика царевич. - Как ты меня назвал?!

- Что есть, так и назвал, - невозмутимо ответил гость, мимо которого непостижимым образом промахнулся мальчишка. - Дед твой за глупость и безволие на царствие был помазан, и потомки у него такие же. Не понимал он, что нет в мире никчемных земель, у каждой хоть какое-то, но богатство имеется. Где нивы густые, где воды чистые, где руды дорогие, а где и масло горючее. В болотах же приневских, на реке, остров есть. В любой день ветреный тихо на острове том, в любой мороз лютый - холода на том острове не замечаешь. Птицы перелетные любят на нем отдыхать, не протолкнуться на нем от них бывает. А коли человек на нем заснет - спит сутки сном беспробудным, а потом месяц свежим себя чует, ни днем, ни ночью отдыха не просит. На сем острове странном таится секрет силы земли русской. Непобедимости ратей ее, могущества духа ее, безграничности истории ее. Но не уберег Мишка тайного места, выкинул, как помои кухонные, - а шведы подобрали. Оттого и питается ныне империя свенская силами ворованными, покоряет народы ближние и дальние, границы что ни год раздвигает, и никто противостоять не способен их клинкам и воинам. Расцветает Швеция на силе тайной - да хиреет без нее Русь. Москва стареет. Почитай, шесть веков Круг наш земли словом и делом прикрывал, устали. А алтарь передать некому. Нет и не будет новой столицы, и Руси более не будет. Ползет на нее нечистый дух. Что ни дом - иноземцы в учителях ходят. Что ни боярин - в обновках западных. Царица полюбовника иноземного завела, ты с варягами вино распиваешь. Иноземцы хитрые богатство русское увозят, доспехи и мечи русские по весям себе на нищету скупают, да русских же еще уму-разуму поучают. Пришли крестоносцы подлые в самое сердце Руси - а набата никто не бьет, никто не встает на защиту веры отчей, души, правды русской.

- Понапрасну распаляешься, старик, - отмахнулся Петр. - Русь и с Казанью, и с Чингизом управилась. В Европе и близких им по доблести нет.

- Не то, не то молвишь, - покачал головой старик. - Рати с востока никому не страшны. За добычей они приходят, за славой. Коли меч слаб, от них завсегда данью откупиться можно, словом покорным. Крестоносцы же западные в дань душу народа требуют, его веру святую, а уж потом и землю. И потому невозможно с ними мира иметь, погибать или побеждать надобно. Ибо на самые невинные уступки согласившись - рабом становишься навсегда. Не может быть победителя без души, потому и выхода из ловушки не существует.

- Перестань ерунду молоть, - несколько успокоившись, прикрикнул на гостя Петр. - Иноземцы - люди полезные, послушные. Особливо в ратном деле удобны. У них в Европе, почитай, что ни год по нескольку войн случается. Оттого и опыту у них больше.

- Не у них опыта больше, а у вас дури. Эх, умирает Москва, умирает Русь. Думал, баба-царица под иноземца легла - так хоть мужи знатного рода найдутся. А какой ты муж? С ворогами лижешься, по своим с пушек пуляешь, со шведами ссориться и мыслей нет. Не царь ты, никчемный человечишко. С тобою Русь и умрет. Некому ее спасать. Продали, предали, пропили...

Старик с кряхтением поднялся и ушел прямо в стену, на глазах изумленного царевича. Тотчас откуда ни возьмись набежали холопы:

- Звал, батюшка? Звал, Петр Алексеевич?

- Пошли вон! - отогнал людишек царевич, подошел к стене, прощупал снизу доверху, выискивая щели. - Лука, на какую сторону эта стена выходит?

- Так, во двор, батюшка. Бона, и окно далее имеется, глянуть можно. Аккурат на хлев, я так мыслю.

- А кто счас в хлеву?

- Дык, коровы наши. Машка, Дарья, Бурена, Ромашка. Пасти, конечно, выгоняем, но на ночь в хлев. Подоить там, овсом подкормить...

- Все, хватит, - остановил его царевич. - Сам знаю, на что хлева нужны. Стало быть, никчемный человечишко? Ну, это мы еще посмотрим...

Нервно потирая усы, он быстрым шагом вошел в комнату с накрытым столом. Не обращая внимания на собравшихся здесь гостей, налил себе полный кубок вина и опрокинул в рот, поглощая большими глотками. Отерся, перевел дух:

- Ну что, добрались, пугливые? Грохота пушечного спугались?

- Спужаешься тут, государь, - отозвался один из новоприбывших. - Митьке Кошевичному репой так в брюхо замутузило, по сей час разогнуться не может, да все штаны в том, чему внутри живота быть положено. А Меньшому, Сашке, глаз чуть не выбило. Эй, ты где? Покажись!

На другом конце стола поднялся Меншиков - сын царского конюха, определенного тем в помощники пекарю, но сбежавшего к царевичу и за то награжденного званием сотника. Левый глаз паренька набух и покраснел, между веками осталась только тонкая щелочка.

- То неважно! - Петр налил себе еще вина. - Важно нам отвагу проверить, дабы быть к деяниям великим готовыми. Мы еще покажем, кто здесь человечишко ничтожный. Повелеваю всем полкам потешным на коней садиться! На Москву пойдем немедля! Государь я российский али нет? На трон пора садиться. Хватит под юбкой бабьей прятаться49.

За столом наступило неуверенное молчание. Наемники, отпрыски боярских родов, развлекавшиеся вместе с царевичем, и простые сотники переглядывались, не выказывая особого энтузиазма. Им сегодня и потешной стрельбы пареной репой с головой хватило, а на подступах к Москве под картечные заряды идти придется, да малыми силами против полнокровных полков стрелецких. Это уже не шутки.

- За тебя хоть к черту на рога! - неожиданно разорвал тишину Меншиков. - Токмо подкрепиться дозволь, государь. Мы тут все с утра не жрамши. А потом... - Он поднял свой кубок: - Выпьем же за государя нашего, Петра Алексеича!

От предложения выпить не отказался никто, после чего гости начали наполнять свои тарелки.

- За отвагу государя нашего, за великие планы его! - опять подскочил сотник. - Пусть правит вечно!

Присутствующие, равно как и сам царь, еще раз осушили бокалы. Но не успели они как следует утолить первый голод, как сын конюха снова вскочил, в очередной раз произнося здравицу своему повелителю. После четвертого тоста в голове Петра зашумело, глаза начали слипаться.

- Сейчас, мои храбрые солдаты, - пробормотал он. - Хватит есть, нужно идти на Москву. Сегодня или никогда...

- Государь, государь... Государь, поднимайтесь. Петр Алексееич, да просыпайтесь же вы!

Царь поднял голову, недовольно ей тряхнул и тут же взвыл от резкой боли в висках:

- О Господи! Где я? Сколько сейчас времени?

- За полдень уже, государь, - чуть отодвинулся Сашка Меншиков, наполовину лица которого расползся страшенный сизый синяк. - Поднимайтесь же скорее! Отец письмо прислал: донес кто-то царевне о разговорах ваших вчерашних. Холопов она послала убить вас, скачут ужо. Стрельцов мутит, сама на трон венчаться хочет.

- А я?

Сотник потешных полков молча перекрестился.

- Проклятье! - У Петра мгновенно выветрились остатки хмеля. Он скатился с широкой перины, схватился за штаны, принялся натягивать поверх исподнего. - Дал Господь сестрицу. Теперь чего?

- Кони оседланы. Бежать надобно. Салтыков молвил, в Троице-Сергиев монастырь укрыться можно. Настоятель там митрополитом недавно рукоположен. А митрополит вам благоволит. Опосля того, как земли округ Амура Софья китайцам отдала, он царевну на дух не переносит. Предательницей кличет.

- Ну, так поскакали... - Подпрыгивая, юный царь натянул сапоги и, прихватив с кресла кафтан, ринулся к двери.

До высоких, потемневших от времени стен обители Петр с небольшой свитой домчался всего за два часа, и только когда за ним закрылись две пары дубовых ворот, а пушкари заняли свои места на стенах возле тюфяков, пищалей и бомбард, государь несколько успокоился, однако к иастоятелю в келью не пошел - понурив голову и кусая губы, он измерял широкими шагами утоптанный монастырский двор от стены до стены.

- Стрельцы! - закричали монахи с надвратной башни.

Царь остановился, словно налетев на невидимое препятствие, повернул голову к воротам, но пойти туда сам не решился.

- Меньшой, где ты там?! - подозвал он сотника. - Иди, посмотри, что там происходит?

Сын конюха стремглав помчался к лестнице, через несколько минут вернулся:

- Стрельцы московские, государь, - запыхавшись, сообщил он. - Тегиляи синие и красные. Еще полки иноземного покроя50 подходят. Рать великая собирается. Как бы штурмовать обитель святую не посмели, - торопливо перекрестился он. - Нетто зачем силу такую собирать?

- Понятно, - кивнул царь, ощутив меж лопаток неприятный холодок. - Стало быть, сестрица до конца идтить решила. Понравилось ей на троне русском. Ну ладно, ступай.

- А не пойду, государь! - вскинулся паренек. - С тобой останусь, Петр Алексеич. Ты мой государь.

- Верю тебе, - порывисто обнял мальчишку столь же юный царь. - Верю. Ну, коли так, то и крест нам принимать общий...

- Может, сперва перекусим, Петр Алексеич?

- То правда, - вздохнул царь. - Поесть тоже надобно. Пошли, узнаем, чем братия потчуется.

На монастырь медленно опускалась ночь. Холодная мгла разрывалась тысячами и тысячами костров, раскинувшихся за стенами, и несколькими факелами, пылающими на монастырских башнях. А когда первые утренние лучи разогнали сумрак, к вратам подошел одинокий богатый боярин в соболиной шубе, крытой алым, шитым золотом, сукном; под ней виднелась столь же дорогая ферязь и свисающая с пояса длинная сабля. В руке боярин сжимал посох, коим и постучал в ворота:

- Воевода стрельцов московских, боярин Андрей Шувалов к государю нашему Петру Алексеевичу челом бьет!

Воевода отступил, дожидаясь ответа. Спустя примерно полчаса сухо загремел засов калитки, наружу через приоткрытую створку вышел Петр, в одной шелковой исподней рубахе и коричневых шароварах, заправленных в яловые сапоги. Следом протиснулся Меншиков, с силой сжимая пальцы на рукояти спрятанного пока в ножны палаша.

- Здрав будь, воевода Шувалов, - кивнул юный государь. - Реки, зачем звал?

- И ты здрав будь, государь наш Петр Алексеевич, - низко, почти до земли поклонился ему боярин. - Послала нас на тебя царевна Софья с нехорошим наказом. Однако же помыслили мы, воеводы, сотники стрелецкие да дети боярские, и так разумели. Грех великий кровь царскую проливать. Не станем мы сего позора на душу свою брать. Твою руку принимаем, Петр Алексеевич. Ты - царь наш словом Божиим, тебе и править.

Юный царь улыбнулся. Сперва неуверенно, потом широко, потом еще шире, пока наконец громко не захохотал. А затем решительно приблизился к воеводе и крепко, до хруста в костях, его обнял.

- Любо, любо! - оглушительно заорали столпившиеся в воинском лагере стрельцы и наемники, издалека наблюдавшие за встречей. - Государю Петру Алексеичу... Слава! Слава! Слава!!!

Нарва, русский лагерь вокруг Ивангорода. 19 ноября 1700 года. Три часа пополудни

Дружно грохнули бомбарды, выплеснув клубы густого белого дыма, и пушкари, подступив к ним с банниками, принялись старательно прочищать стволы от недогоревших кусочков пыжей и пороховых комьев. Царь запрыгнул на бруствер, прошел по нему из стороны в сторону, пытаясь хоть что-то разглядеть в плотном дыму, но просветов не было. Попали пушкари в цель, промахнулись - оставалось только гадать.

- Холодно, государь, - поежился Меншиков, который щеголял ныне в суконном мундире, скроенном по немецкому образцу: с большими накладными карманами, шитьем по вороту и узкой донельзя, так что полы кафтана топырились в стороны, талией. - Может, пойдем, вина выпьем?

- Постой...

Порыв ветра разорвал белую пелену. Вдалеке, под стенами крепости, стали видны стрельцы, засевшие за утыканным кольями наружу земляным валом и время от времени стреляющие в сторону врага. Отсюда, с насыпи для пушек, разглядеть, по кому ведется стрельба, было невозможно. Слева жахнули могучие пищали - и новые облака дыма закрыли видимость.

- Пойдем в палатку, государь... - опять запросился сын конюха.

- Не боись, - спрыгнув с насыпи, хлопнул его по плечу Петр. - Северный бастион шведский развалим и через брешь в стене внутрь пойдем. Вишь, они никак его заложить под нашей пальбой не могут? Рождество, мыслю, уж на том берегу, в ратуше Наровской справлять станем. Там и согреешься.

- Буду бояться, государь, - мотнул головой сотник. - Про короля Карла свенского многое сказывали хвалебного. Воюет, дескать, дюже. А рати свенские по всем Европам лучшими в мире обзывали.

- Сам знаю, - поморщился царь. - Да токмо рати эти не здесь, ныне они за морем союзников наших датских воюют, короля Фредерика в Зеландии. А мы тут тем временем ему крепости ощиплем да губу Невскую для себя ими же и огородим.

От крепости донеслись истошные крики, беспорядочная пальба. Петр, уже направившийся было вслед за сотником, обернулся торопливо полез обратно на насыпь:

- Что это там такое деется? Никак, на вылазку гарнизон шведский отчаялся?

- Не стрелять! - положил Меншиков руку на плечо ближнего пушкаря. - Пусть дым маленько развеется...

Прежде чем в белых облаках наметились просветы, прошло несколько минут, и тогда глазам государя, его приближенного и пушкарей открылась ужасающая картина: прижатые к валу стрельцы, смешавшись с невесть откуда взявшимися кирасирами, рубились насмерть, падая один за другим, хотя и прорежая грозными бердышами ряды конницы. Ворота Ивангорода отворились, и оттуда в помощь нападающим выскакивали новые сотни. А по дороге, ведущей вдоль реки, быстрым маршем приближались плотные эяды шведской пехоты.

- Огонь! - заорал Меншиков. - Картечь в стволы! Наводку опускай!

Бомбарды плюнулись ядрами в сторону древней русской крепости, после чего пушкари, выбивая деревянные клинья, помощью которых регулировался угол возвышения, повернули стволы вдоль насыпи, принялись подносить тяжелые бумажные пакеты с крупнокалиберными пищальными пулями взамен приготовленных в зарядных ящиках ядер. Ветер опять смел с позиций дым. Стало видно несколько шведских сотен, во весь опор мчащихся на позиции осадной артиллерии.

- За мной! - выхватил саблю царь, но сотник сграбастал его за пояс, рванул вниз, поволок с позиций.

Опять жахнули пушки, почти в упор сметая первые ряды конницы, но перезарядить свое мощное оружие еще раз русские уже не успели - из дымовой пелены один за другим начали выскакивать кирасиры и рубить палашами отмахивающихся банниками пушкарей. Мимо вся в пене промчалась лошадь без всадника. Сотник, отпустив Петра, погнался за ней, скоро вернулся, ведя ее в поводу, и подсадил дико озирающегося царя.

- В Гдов! - заорал Ментиков, пытаясь перекричать громыхающую со всех сторон стрельбу, вопли ярости, стоны умирающих. - В Гдов гони! Туда выходить будем!

Со стороны выкопанных вокруг крепости валов донесся ровный треск, потом снова и снова, с частотой человеческого дыхания.

- Плутогонами шведы палят, - понял сотник. - Похоже, теперь точно задавят. Уходить нужно. Уходить, пока всех не побили...

Однако разгромленной русской армии повезло: преследовать и добивать ее никто не стал. Сняв осаду с Нарвы, разнеся в пух и прах опасного врага, шведский король, только что победивший Данию и молниеносно перебросивший войска на прибалтийское побережье, так же резко развернулся против Польши.

- Как же так? - обхватив голову руками, покачивался за столом деревенской избы царь. - Как, почему? Когда он успел?

Петр отказался от предложения гдовского воеводы поселиться в его доме и, дабы не попадаться лишний раз на глаза горожанам, замял жилище местного рыбака, кот орого стрельцы покамест выгнали с семьею в амбар. В тесной хибаре лишнего места не имелось, а потому минуты позора переживал с государем только его верный сотник.

- Дык, флот у него и свой, и английский, и голландский. Все они на Карловой стороне, - пожал плечами Меншиков, пытаясь растопить печь. - Что за хозяева, все дрова сырые! А шведский король - вояка лихой, от и обернулся, куда не ждал и...

- Ерунда все это, - покачал головой царь. - Ну-ка, брось палки да сюда садись. Было мне, Сашка, знамение. Видать, от самого Господа. Дескать, вся сила русская на одном из островов Невы спрятана. И пока земли эти русскими оставались, то и армии наши непобедимы были. А ныне на островах этих швед осел. Оттого и справиться с ним никто не может.

- Странно сие, государь, - пожал плечами сотник. Коли острова эти рати любые непобедимыми делают, то как шведы захватить их смогли?

- Обманом, Сашка, обманом, - вздохнул Петр. - Союзниками нашими во время Смуты на эти земли пришли, да так на Неве и остались.

- Ну так, стало быть, обманом и назад взять их надобно!

- Как? С залива к Неве ныне нам путь заказан, отбил Карл Ивангород, краденный у нас, обратно. А с Ладожского озера шведы в крепости нашей, ворованной же, Орешке сидят и в реку никого не пропустят. Других путей к заветному острову нет. Болота одни округ Невы, армию туда не провести.

- Какие болота, государь? - наклонившись вперед, перешел на шепот Меншиков. - Ноябрь ныне, зима на носу. Замерзнет все скоро. Карла с армией своею куда-то на запад ушел. Кто нам помешает?

- Ты... - задохнулся царь, потом неожиданно схватил за уши, притянул к себе и поцеловал в губы: - В дворяне тебя, Сашка, отныне произвожу! И землю на прокорм жалую, на вечные времена! Прав ты, стервец. Земли тут безлюдные, дорог никто отродясь не видел. Кто нас остановит?

Река Ижора, 50 километров выше впадения в Неву. 12 декабря 1702 года. За час до полудня

Подпиленные саперами осины рухнули на лед, и первые стрелецкие сотни начали одна за другой выходить на реку, направляясь вниз по течению. Прочно схватившаяся под жестоким морозом Ижора даже не потрескивала, а потому царь, решительно махнув рукой, разрешил:

- Сани ни к чему. На колесах пушки ведите. Бог даст, не провалятся. Стрельцов придержите, пусть наряд пушкарский следом за псковской тысячей пойдет. Не приведи Господь, шведы появятся! Так дабы картечью их похлестать успели, пока прочие полки развернутся.

- Да откуда им взяться, государь? - удивился едущий рядом с Петром Меншиков, из-за лютого холода сменивший изящную французскую треуголку на лисий малахай. - Вона как в Польше завязли. Второй год за ними следим.

- О прошлом разе мы Карла тоже не ждали, - сухо возразил царь, - однако же явился. Сей урок нам впредь наукой пусть будет. Не разевай рта, гофмейстер, лучше по сторонам смотри внимательней.

Пятидесятитысячная армия вытянулась длинной черной змеей, ползущей по безупречно белым, заснеженным, приневским землям, и к тому времени, когда первые сотни уже начали готовить ночлег в трех верстах от Невы, последние участники похода еще только выходили из леса на ижор-ский лед. Зато следующим утром, разбившись на сотни и полусотни, стрельцы в ярко-зеленых, красных, малиновых, синих тегиляях начали выхлестываться на Неву. Разгоняясь по наезженным санным следам, они поворачивали налево и направо по скованным льдом протокам, что ныряли здесь и там под искрящиеся инеем кроны деревьев.

Казалось, русские всадники заполонили все пространство вокруг. В первый же час в плен попачи два десятка не ожидавших подобного оборота рыбаков и две бабы, на беду свою вышедшие к полынье полоскать белье. Город Ниен-шанц торопливо захлопнул ворота, загрохотал тревожным колоколом. Перепуганные солдаты маленького гарнизона с тревогой следили с бревенчатых стен, как русские пушкари разворачивают свои батареи напротив главных и единственных ворот городка, однако первыми стрелять не решались - а ну обойдется? Самим напрашиваться на каленые ядра им совсем не хотелось.

- А городишко-то свой они построили неправильно, - задумчиво сообщил царь, во главе небольшой свиты наблюдая за быстрыми и умелыми действиями артиллеристов, которых до изнеможения тренировали почти весь минувший год. - Не на острове построили, на берегу.

- За крепостью ров, - сообщил один из бояр. - Так что, очитай, на острове городишко.

- То ров, Данила Елисеевич, - оглянулся на него царь. - А ров завсегда засыпать можно. Тебе поручаю шведов стеречь. Обложите плотно, дабы ни войти, ни выйти никто не смог. Пальбы не начинайте, порох на случай беды пригодиться может, а везти его сюда далече. Лагерь воинский стройте, мы тут встать намерены надолго. А ты, Сашка, со мной отойди...

Отъехав от свиты на две сотни саженей, Петр придержал коня:

- Тебе, друг мой верный, поручаю то, чего другим и сказать не могу. Возьми людей самых доверенных, поезжай округ. И сделай так, Меньшой, чтобы никаких следов пребывания шведского, датского, английского али иного какого духа даже памяти малой не оставалось. Земля сия руская есть, и никаких сомнений иных ни на земле, ни на небесах остаться не должно. Не бывало здесь никогда шведов, и все тут. Понял?

- Да, государь... - с некоторым сомнением кивнул Меншиков.

- Ну, так делай!

Сын конюха кивнул еще раз, задумчиво поглаживая гладко выбритый подбородок, а затем решительно дернул повод коня, поворачивая к группе всадников, что выделялись на фоне ярких тегиляев европейским покроем одежды...51

Почти полгода, день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем государь всея Руси исследовал невские острова, подолгу расхаживая по каждому из них, иногда возвращаясъ на тот, где уже был, а затем снова продолжая никому не понятные поиски. Сперва царь совершал свои поездки пешком, а после ледохода - на небольшой рыбацкой лодке. Он запрещал стрельцам строить деревянные дома, вынуждая их мерзнуть в палатках и шатрах, а когда первого мая не вынесший осады Ниеншаиц сдался - запретил его занимать, приказав спалить начисто. Чтобы и следов никаких не осталось. И только шестнадцатого мая тысяча семьсот третьего года после долгих раздумий приказал всем боярам, сотникам и офицерам приехать на крохотный островок в месте самого широкого разлива Невы, далеко ниже по течению и от Ижоры, где когда-то высаживался ярл Биргер, и от Охты, в устье которой стоял Ниеншанц, хоть как-то перекрывая несколькими своими пушечками русло реки. В присутствии огромной толпы Петр взял у солдата лопату, вырезач из сырой земли два куска дерна, сложил их крестообразно и коротко сказал:

- Здесь быть городу.

Еще долго разные советники пытались объяснить государю, что ни крепость, ни город, ни тем более столица у самых северных границ стране не нужны, но царь оставался непреклонен. Финский залив оказался непроходим для кораблей - Петр распорядился прорыть канал. Исконные торговые пути России шли через Архангельск - Петр запретил Архангельску внешнюю торговлю. Город заливали наводнения - Петр повелел надсыпать острова. Он упирался вопреки всем разумным аргументам: вопреки нездоровому климату и рыхлым землям, вопреки целесообразности и законам стратегии, но добился своего. Русь получила новую столицу. И именно там, откуда исходила основная сила ее существования.

Шведский король Карл продолжал одерживать победу за победой, громя армии европейских стран одну за другой, а тем временем, пользуясь отсутствием основных сил врага, царь Петр захватил Нотебург, Нарву и Дерпт52, основал Кронштадт, выстраивая вокруг новой столицы широкое кольцо обороны из старых и новых крепостей. Убедившись в надежности своего приобретения, с тысяча семьсот шестого года царь начал реформировать армию, вводя рекрутский набор, обучая новые части но европейскому образцу и заменяя слишком хозяйственных и склонных к обдумыванию приказов стрельцов полностью оторванными от дома и содержащимися из казны солдатами.

К тысяча семьсот восьмому году король Карл XII начисто разгромил Данию, Польшу и Саксонию, лишив Россию всех ее союзников. Но это уже не имело никакого значения, поскольку она успела уже достаточно уверенно обжить свои исконные священные земли. Летом тысяча семьсот девятого года под Полтавой сошлись в генеральном сражении русские и шведские войска... Это стало последней датой в истории имперской Швеции. С того дня Швеция превратилась в тихую и мирную буржуазную страну.

Санкт-Петербург, аэропорт Пулково. 21 сентября 1995 года. 08:45

Пассажиры рейса №773 "Иркутск-Санкт-Петербург", выходя с бегущей дорожки подземного выхода с летного поля, поднимались наверх к встречающим, после чего опять спускались на пол-этажа и поворачивали налево - к залу получения багажа. И только пять гостей города на Неве - четыре женщины и один мужчина - сразу прошли к автоматическим дверям, после чего проследовали направо, к остановке автобуса. Спустя полчаса рейсовый "Икарус" Распахнул свои дверцы возле станции метро "Московская". Однако пятеро спиритов не стали спускаться в подземный переход, а двинулись прямо через дворы в сторону проспекта Гагарина. Спустя пять минут они пересекли улицу Ленсовета, еще через четыре вышли к широкому скверу, тянущемуся вдоль всего проспекта, от начала до конца. В этот момент по проспекту с ревом промчался мотоцикл, и путники остановились.

- Он пропал, - растерянно закрутил головой толстяк. - Я больше не чувствую его запаха.

- Он не пропал, Сергей Салохович, - поправила его остроносая Инга Алексеевна, свитер на которой свалялся мелкими катышками. - Он передвинулся. Вот туда...

Она указала в начало проспекта.

- Да, - подтвердила Ольга, которая по-прежнему пребывала в спортивном костюме. - Он там, запах есть. Но слабеет.

- Он уезжает... - Толстяк торопливо затрусил через сквер, перебежал проезжую часть и замахал руками. Почти сразу к нему подрулила бежевая "Волга". Водитель наклонился к полуопущенному стеклу пассажирской дверцы:

- Куда надо?

- Туда! - нетерпеливо подпрыгивая, Сергей Салохович указал вдоль проспекта.

- Куда "туда"? - не понял водитель.

- Ну, туда, в ту сторону, - замахал рукой толстяк.

- В какое место нужно-то?

- Ну, туда... - опять показал спирит.

- Ты сперва пойми, куда ехать хочешь, - сплюнул водитель, - а уж потом тормози.

"Волга" сорвалась со своего места и умчалась вдоль проспекта, а Сергей Салохович опять замахал руками. К тому времени, когда дорогу пересекли женщины, от него уже уехали две машины.

- Отойди, мы сами, - посоветовала ему Ольга и, привстав на цыпочки, замахала мчащемуся зеленому "Москвичу" с драной, вымазанной черной грунтовкой, правой дверцей. Тот вильнул к бордюру, остановился. - Молодой человек, нам нужно к первому дому по проспекту. Подвезите, пожалуйста, мы очень опаздываем.

- К первому дому? - удивленно переспросил круглолицый водитель в милицейском кителе со споротыми нашивками. - Там же промзона сплошная, одни заводы!

- Да-да, - закивала рыжая, - мы на работу опаздываем.

- На работу? - Водитель с удивлением окинул взглядом спортивный костюм женщины, помятые платья ее подруг. Но предпенсионный возраст дам, их потуги на ухоженность несколько успокоили бывшего милиционера, и он открыл дверцы. - Ладно, поехали.

Вперед села Инга Алексеевна, остальные женщины втиснулись на задний диван. Едва захлопнулись дверцы, как Ольга наклонилась вперед, обхватила водителя локтем под подбородок и откинулась назад, выдергивая его к себе. Тамара Семеновна и Елена Павловна, презрев приличия, ухватили его за руки, а остроносая молодая леди, торопливо сняв туфлю, принялась со всей силы мутузить несчастного острой шпилькой по лицу, по глазам, по шее под Ольгину руку. Однако минуты проходили за минутами, а жертва не желала умирать ни от удушья, ни от травм. В конце концов, водителя уложили головой на заднее сиденье, после чего Ольга села ему на лицо всем своим весом. Бедолага изогнулся дугой, застучал ногами по панели магнитолы, крышке бардачка, приборной доске - и затих. На всякий случай женщина посидела еще немного, пока ее подруги пытались нащупать пульс своей жертвы, после чего Инга Алексеевна позвала толстяка.

Сергей Салохович устроился за рулем, немного проехал по проспекту Гагарина, перед автозаправкой повернул к густому кустарнику с заболоченной мусорной ямой перед ним. Спириты выкинули труп к старым коробкам из-под моторных вкладышей, бутылкам от импортного пива и рваным полиэтиленовым пакетам, после чего снова выкатились на проспект. Теперь они могли пускаться в погоню без глупых объяснений и оправданий.

Толстяк гнал машину вперед как только мог, но уже после нескольких перекрестков дорога стала все более сужаться, на ней появилось множество глубоких ям, через которые "Москвич" пробирался с немалым трудом, и наконец превратилась в пыльный переулок, что уперся в широкую улицу, заполненную непрерывным потоком машин. Знак перед перекрестком предписывал поворачивать только направо, то есть практически назад. Сергей Салохович повернул, потом, на ближайшем перекрестке, еще раз - и уткнулся в закрытый железнодорожный переезд. Он выругался, сдал чуть назад, вкатился в какой-то проулок, еще один - и опять оказался перед выездом на оживленную улицу. Толстяк вырулил направо, но на ближайшем перекрестке уже не стал отворачивать, а развернулся в обратную сторону и припустил по проспекту. Виадук черед железнодорожную одноколейку, перекресток, пост через широкую реку и... Спириты оказались перед "Т"-образным перекрестком.