Чтение 12–й страницы книги ~Смилодон~

называться "составить фоторобот".

- И всецело полагаюсь на вашу помощь, князь.

Граф в восторге от своей сообразительности кивнул и обратил свой взор
на мадемуазель Ватто, державшуюся чинно и молчком.

- Завтра же, милочка, заготовьте депешу графу Шереметеву. Пусть
пришлет этого своего... крепостного... рисовальщика... как его?

- Аргунова? У него еще все фигуры построены по законам греческого
ордера... - Лаура тонко улыбнулась, блеснув в лунном свете зубами и интеллектом.

- Вот-вот, его самого. И побыстрее. Дело, черт побери,
государственной важности, - веско произнес граф, стукнул перстнями об эфес
шпаги и направился к мосту, а Бурову стало ясно, что он влип в очередное
дерьмо. Государственной важности. По сравнению с которым инцидент на кладбище -
это так, тьфу, детские игрушки. Всего-то вульгарная мокруха.

Однако делать было нечего, он вздохнул, положил лопату на плечо и
зашагал следом за их сиятельством. Путь лежал через мост на другой берег Сены,
в квартал богатых, утопающих в зелени домов.

Шли недолго.

- Эй, кто-нибудь там! - Граф остановился у решетчатых, вычурного
литья ворот, с силой пнул чугунную, гулко отозвавшуюся створку. - Открывайте,
болваны, живо у меня!

Не обращая внимания на даму, он виртуозно выругался, снова приложился
сапогом, выдал с потрясающей энергией еще одну матерную тираду. Чувствовалось
по всему, что ждать он не привык. А из будки у ворот уже вылетел слуга -
усатый, при сабле, и на слугу-то не похожий, заскрежетал засовами, засуетился,
вытянулся во фрунт.

- Здравь желаем, ваше сиятельство!

А сам огромный, плечистый, не привратник - гренадер.

- Что, пораспустились в Париже-то, распросукины коты! Вот я вас! В
Кемь! В Березов!

Граф опять выругался, но уже беззлобно, и, галантно пропустив Лауру
вперед, обернулся к Бурову, сделал широкий жест:

- Заходите, князь. Будьте как дома. Здесь мы у друзей.

Друзья графа Орлова жили неплохо. Необъятный сад с вычурными
беседками, спиралевидными дорожками и хитро подстриженными кустами был ярко
освещен, масло здесь, похоже, не экономили. Хрустально звенели фонтаны,
зеркально отсвечивали пруды, все дышало благоуханием роз, дрока и душистого
табака. Дом, стоявший в плотном окружении кленов и тополей, был под стать саду
- огромный, четырехэтажный, с парой остроконечных башен. И тоже, несмотря на
поздний час, залитый светом снаружи и изнутри.

- Открывай, черт тебя подери! Открывай!

Граф, оттолкнув слугу, ворвался в вестибюль, глянул грозно на
подскочившего дворецкого.

- Что, маркиз еще не спит? Ждет в большой гостиной? Так давай веди к
нему! Живо у меня, живо!

Большая гостиная оказалась огромным залом, устланным коврами и
поражавшим своим великолепием. Все здесь - и высокий потолок, украшенный
гирляндами, и колонны с каннелюрами и позолоченными капителями, и резная
мебель, облагороженная бронзой и инкрустациями, - радовало глаз и наводило на
мысль: "Эх, блин, и живут же люди!" Собственно, в гостиной сейчас находился
лишь один человек, высокий, представительный мужчина, одетый, несмотря на
полночь, как на парад: изысканный, алого бархата, камзол, черные шелковые
панталоны, сиреневые чулки и лакированные, с бриллиантовыми пряжками туфли на
красных каблуках.

- О, граф! - При виде Орлова тот поднялся, бросил золотую табакерку
на великолепный, с ножками в виде лап серны стол, и бледное лицо его выразило
облегчение. - Слава богу! Я уже собирался посылать шевалье искать вас...

Заметив в дверях Бурова, он осекся, принял чопорный вид и начал
что-то лопотать гнусаво, в нос, по-французски:

- Бу-бу-бу. Бы-бы-бы. Ба-бу-бы.

- Маркиз, позвольте представить вам князя Бурова, - граф сделал
резкий жест рукой, оскалился недобро, засопел. - Лишь благодаря ему я и
мадемуазель Лаура нынче разговариваем с вами. Опять этот шут гороховый в маске,
мать его. Похоже, мне не удалось сохранить это чертово инкогнито... Кстати, князь
запомнил его лицо. - Он повернулся к Бурову и указал на человека на красных
каблуках. - А это, князь, наш радушнейший хозяин, маркиз де Сальмоньяк. Я
уверен, вы найдете общий язык...

Да уж несомненно, коли этот Сальмоньяк разговаривает на русском,
будто на родном. А впрочем, почему это "будто"? Интересно все же, куда это Васю
Бурова занесла нынче нелегкая?

- Очень приятно, князь, - маркиз плавно перешел на русский, учтиво,
но не подав руки, кивнул и окинул гостя беглым, но профессионально цепким
взглядом. - Не сочтите мою любознательность оскорбительной, но все же не
позволите ли мне узнать, что привело вас в Париж? Какими судьбами, князь?

Его можно было понять - грязный, небритый, вонючий, в разодранной
рубахе и с окровавленной лопатой, Буров выглядел, мягко говоря, настораживающе.
Во всяком случае, на князя точно не тянул. На того, Задунайского, который в
Париж по делу.

- История, приключившаяся со мной, маркиз, слишком драматична, чтобы
я мог выразить ее словами... - отвечал Буров уклончиво. - В неравном бою я был
жестоко ранен, как следствие, контужен и утратил память. Что мне пришлось
пережить, господа, один бог знает. И носило меня, как осенний листок, я менял
имена, я менял города, наглотался я пыли заморских дорог, где не пахнут цветы,
не блестит где луна... Однако несмотря ни на что, в душе я остаюсь патриотом и
готов хоть сейчас положить живот свой на алтарь служения отечеству. Виват,
Россия!

При этом он приложил одну руку к сердцу, а другой, сжимающей лопату,
сделал мощное кругообразное движение. Такой выдал монолог - Смоктуновскому и не
снилось. А сам все думал об этом Сальмоньяке, говорящем по-русски не хуже
мадемуазель Ватто, в доме коего лакеи так похожи на гвардейцев. Тоже, кстати,
изъясняющиеся на языке Гоголя, Бунина и Достоевского.

- Эх, маркиз, вечно вы со своей подозрительностью, - закашлявшись,
граф Орлов отвернулся и смахнул украдкой слезу. - Да если бы все так рубились,
как князь, мы бы уже давно покончили с премерзкими супостатами - и с
клопоедами, и с янычарами, и с пруссаками недорезанными. Потому как смел,
примерно отважен. А ведь отечеством-то, сразу видно, не обласкан, - забыт,
прозябает в безвестности, в материальной тягости. Без парика, стрижен, как
колодник... Ну ничего, это дело мы поправим. Вы ведь ничего не имеете против,
князь?

Как все жестокие и властолюбивые люди, граф Орлов был до жути
сентиментален. Однако разговаривал напористо, с начальственными интонациями, не
оставляя сомнения в том, кто здесь командует парадом.

- Да, да, конечно, я немедленно прикажу согреть воды. В большом чане,
- маркиз кивнул и с виноватым видом посмотрел на Бурова. - Князь, я полагаю,
портной и парикмахер подождут до утра, вам действительно необходим парик.
Кстати, господа, вы не слыхали о казусе, приключившемся с графом де Ноайлем, с
этим рогоносцем, целомудрие жены которого побывало уж верно в двадцати
ломбардах? Так вот, находясь в Ceil de Boeuf ["Бычий глаз" (фр.). Освещаемая
через потолок комната для придворных перед королевской спальней в Версале.
Здесь в ожидании короля придворные обменивались новостями, пересказывали
сплетни, затевали интриги.], муж сей неудачно облокотился о стол, так что от
свечи у него загорелся парик. Само собой, он поступил так, как это сделал бы на
его месте любой - стал топтать его ногами, чтобы затушить, после чего снова
надел на голову. В комнате от этого распространилось изрядное зловоние. В эту
минуту вошел король. Удивившись неприятному запаху и не понимая источника его
происхождения, он сказал без всякой задней мысли: "Что-то здесь скверно пахнет,
похоже, палеными рогами". При этих словах, как можно догадаться, все стали
смеяться - короля и все благородное собрание так и трясло от хохота. Так что
бедному рогоносцу не осталось ничего, как только спасаться бегством.

Хорошо рассказывал маркиз, с выражением, искусно лицедействуя и
сопровождая монолог жестами. Да только соловья баснями не кормят. А уж
смилодона и подавно.

- Браво, маркиз, очень поучительная история. Нектар, амброзия для
ушей, - похвалил рассказчика Буров, одобрительно выпятил губу и сдержанно, но
демонстративно проглотил слюну. - А вот что касаемо желудка... Прошу извинить
меня, господа, что вырываю вас из объятий муз, но случилось так, что
обстоятельства вынудили меня пропустить ужин...

Знай, маркиз, наших - так есть хочется, что переночевать негде.

- Ах да, да, я прикажу немедленно подать его вам в комнату, - де
Сальмоньяк встал, подошел к цветастой, с бандеролями шпалере, резко дернул
неприметный шелковый шнур. - А завтра после парикмахера и портного я пришлю к
вам свою младшую дочь Мадлену. Она поможет вам улучшить ваш французский.

Дверь неслышно отворилась, вошел гвардеец-слуга, и Буров с
достоинством откланялся.

- Спокойной ночи, господа. Весьма признателен за радушие.

- Спокойной ночи, князь, - граф взглянул на него с благодарностью,
маркиз - оценивающе с хитрецой, мадемуазель Ватто - внимательно с тщательно
скрываемым восхищением. И отправился Буров по широкому коридору да по мраморной
лестнице на третий этаж в отведенные ему апартаменты. Просторные, с
инкрустированной мебелью, ничуть не хуже той, что в склепе на кладбище. А вот
кормежка здесь была не в пример лучше, не вульгарное баранье варево - паштет из
жаворонков, рагу из утки, голубиный бульон, легкое бургундское винишко марки
"Вольнэ", доставляемое из провинции Кот-д'Ор. А потом был огромный, окутанный
паром чан, пахнущее миндалем ореховое мыло, юркий, истово подливающий воду из
ведра лакей... Наконец, размякнув душой и телом, с зубами, вычищенными
ароматизированным мелом, Буров отправился на покой. В шелковой длинной рубахе,
на хрустящую простынь, под кисейный балдахин. Только что-то не спалось ему -
тяготила неопределенность. В голове все вертелись мысли, вернее, одна, словно
заведенная, по кругу. Интересно, куда все-таки он попал? Что это за маркиз
такой, изъясняющийся московской скороговоркой, в доме коего граф Орлов держится
на правах хозяина? Нет, скорее начальника, пожаловавшего с инспекцией. Или даже