Чтение 12–й страницы книги ~Шатун~

- Какие же это оборотни, - разочарованно протянул хазар Гудяй. - Мне дед рассказывал, как в дни его молодости в хазарском стане убили "белого волка", ближника Перуна. А потом сами не рады были, что убили, ибо мстить за своего собрата пришла волчья стая. Скота они вырезали не счесть! И людьми не брезговали. А водил за собой стаю все тот же Перунов ближник, но только не в человечьем обличье, а в волчьем.

- Совпадение, - махнул рукой Ицхак. - Мало ли волков в наших лесах и степях.

- Какое совпадение?! - возмутился Гудяй, - Отстала ведь стая, когда станичники заплатили Перуновым ведунам виру за погубленного собрата. А вира была большая, такую платят только за князя или гана. Еще хорошо, что "белые волки" взяли плату, а обычно они мстят за своих до последнего, пока весь род виноватого не изведут.

Ицхак нахмурился.

- А если в сече "белого волка" встретишь - оробеешь? - спросил он у рассказчика.

- В сече совсем другой счет, - возразил Гудяй. - Там он с мечом, и я с мечом - на чьей стороне сила, тот и угоден Перуну. "Белые волки" мстят только за убитых из-за угла, и тут уж бог на их стороне.

Ицхак ответом Гудяя удовлетворился и больше вопросов не задавал. По нахмуренным бровям Горазд определил, что Жучин чем-то сильно недоволен. О причинах этого недовольства ган догадывался. Плохо, когда хазар боится ведуна и прикидывает перед сечей, как бы его ударить поскладнее, чтобы невзначай не обидеть бога. А пока он так прикидывает, ему три раза успеют снять голову. Но ведь прежде хазары с божьими ближниками, "белыми волками", боготурами и боярами, вступали в спор разве что случайно. А когда ополчались на врага, то ведуны первыми врубались в чужую рать, показывая тем самым простым славянским ратникам, что боги с нами, а следовательно, победа будет за правыми. И хазары, и простые ратники верят, что боги утраивают силы ведунов, когда приходит нужда. Надо признать, что основания для такой веры есть. Горазд пару раз сражался с божьими ближниками плечом к плечу и видел их умение собственными глазами. Как тут ни надувай щеки, а простой хазар против ведуна один в один не устоит. Разве что ганы, из тех, кто в силе, способны биться с ними на равных. Но даже Горазд, не последний из ганов по удали, не рискнул бы бросить вызов боярину Драгутину. Хотя брошенный боярином вызов принял бы, но тут пришлось бы просто спасать ганскую честь ценой жизни. Иное дело боготур Торуса. Не хвалясь, Горазд мог бы сказать, что Торуса ему по силам. Во всяком случае, бились бы на равных, в расчете на удачу.

- А колдуны вроде Листяны в радимичских лесах ныне встречаются? - спросил Ицхак, желавший, видимо, перевести разговор на другое.

- Есть колдуны в большой силе, - отозвалась Рада. - Знаю я одного такого. Он живет на той стороне реки. Велесовы волхвы давно на него точат зубы, да взять никак не могут. А власть его в тех местах велика.

- А как ты с ним познакомилась? - насторожился Горазд.

- Случай свел, - сухо отозвалась женщина и отвернулась. Ган Горазд только головой покачал - нашел Ицхак себе помощницу, ничего не скажешь. Колдуны у нее в нечаянных знакомцах. А с нечистой силой она случайно не в родстве? Да и вообще, если умом кинуть, - Жучину она служит или еще кому? Колдуны, вступая с кем-то в тесную связь, после его уже из своих рук не выпускают. Ицхаку это, может, невдомек, но Горазду крепко следует подумать, прежде чем связываться с Радой.

Подумать Горазду не дали. Прилетевшая невесть откуда стрела сбила зазевавшегося хазара за его спиной.

- Натянуть тетивы, - крикнул Горазд, загораживая лицо щитом.

Град стрел обрушился на то место, где по расчетам хазар должен был находиться удачливый лучник, но стрелы те пропали даром. Посланный в заросли Гудяй вернулся ни с чем.

- Прозевали дозорные, - досадливо крякнул Горазд, с сожалением глядя на убитого. - Впредь надо быть внимательнее, а с нерадивых взыщу после.

- Привет от Торусы, - вздохнул огорченно Ицхак. Горазд уже и сам сообразил, что внезапного напуска не получится. Ускользнувший лучник наверняка поднимет в городе переполох. Досадно, конечно, но большой беды в этом нет. Слишком мало под рукой у Торусы мечников, чтобы дать отпор хазарам Горазда.

К городцу подъезжали с опаской, высылая дозоры далеко вперед. К счастью, никто более Гораздову рать не потревожил до самых ворот Листянина городца. Торуса успел закрыть ворота и поднять мост. Впрочем, ров вокруг тына был неглубок и сух. Пролетевшие с Листяниных времен полстолетия почти засыпали песком и гнилью отводной канал, по которому речная вода подавалась в ров.

Горазд не рискнул подъезжать к городцу вплотную, боясь нечаянной стрелы. Бревна, из которых был ставлен тын, внушали уважение. Те, что ставил Листяна, потемнели от времени, а свежие Торусовы заплаты выделялись на их фоне светлыми пятнами. Но и эти заплаты сооружались из стволов толщиною в обхват взрослого человека. Ган Горазд неспешно объехал вокруг городца, но слабых мест в его стенах не обнаружил. Вместительное было сооружение. Листяна строился с размахом, собираясь, видимо, прожить здесь долгую жизнь. Ган Горазд приблизительно знал, что ждет его за высоким тыном. Городец был построен обычным рядом и включал в себя кроме стен еще и хозяйский терем с надворными постройками и домом для челяди. Дружина обычно размещалась в первом ярусе терема, а второй занимал хозяин с домочадцами. Сам терем, сложенный из толстенных бревен, тоже представлял собой крепость, ворваться в которую с наскока вряд ли удастся.

- В ворота надо бить, - сказал сопровождавший гана Гудяй. - Ворота, как их ни крепи, всегда самое хлипкое место в любом городце.

- А решетка? - напомнил Ицхак.

- Выбить решетку из деревянных пазов труда не составит, - пояснил опытный в осадных делах хазар. - Привратная вежа заново отстроена Торусой, значит, именно в этом месте Перуновы ведуны пробивались к Листяне Колдуну. Самое слабое место здесь, это я вам точно говорю.

- Слабое место обычно лучше всего стерегут, - возразил Ицхак.

- У Торусы мало мечников. Если мы их пугнем со всех сторон, то и вовсе растащим по всему тыну.

Горазд все больше склонялся к мысли, что Гудяй прав. Будь у Торусы побольше мечников, ган побоялся бы ломиться напролом, но в данном случае стремительный натиск оправдан.

- Готовьте таран, - распорядился Горазд. - С тына глаз не сводите, как только появится голова, так сразу бейте, спуску не давая.

Слегка тревожило гана то обстоятельство, что городец не подавал признаков жизни, словно и не замечал готовящегося напуска. Ни на стенах, ни в привратной веже никто так и не появился. Этому, впрочем, могло быть здравое объяснение: опытный Торуса хорошо знаком с меткостью хазарских лучников и не желает рисковать попусту людьми.

Таран быстро соорудили из толстенного дерева, срубленного неподалеку. Но только-только хазары приготовились преодолеть ров по уже выложенному их товарищами настилу, как подъемный мост неожиданно опустился, а ворота распахнулись настежь. Ган Горазд был несказанно поражен такими необъяснимыми действиями защитников городца. Одно из двух: либо Торуса готовил вылазку, либо отдавал городец без сопротивления. Изготовившиеся было для удара хазары отбросили таран в сторону и взялись за мечи, их товарищи вскинули луки...

- Совсем боготур Торуса ума лишился, - сказал Будимиров дружинник Синяга, стоявший в двух шагах от спешившегося Горазда с обнаженным мечом в руке.

Однако никто из городца не вышел. И даже человеческого голоса не подал. Слышно было только, как ржут во дворе кони да хрипло лают собаки. Самое время было врываться в гостеприимный городец, но Горазд медлил, не понимая, что происходит, и опасаясь ловушки со стороны коварного врага. Хотя какую, собственно, ловушку мог устроить боготур, располагающий горсткой мечников?

- Может, Торуса ушел из городца? - неуверенно предположил Синяга.

- Это мы сейчас проверим, - холодно сказал Горазд. - Первая сотня, спешиться и за мной, а остальным стеречь вежу и навершие тына. Да по сторонам смотрите, чтобы со спины не ударили.

Ган Горазд шагнул к городцу первым, зорко цепляя глазами привратную вежу, но там и муха не прожужжала. Спешившиеся хазары двинулись за своим ганом, готовые в любую секунду прикрыться щитами от летящих с тына стрел и сулиц. Но и на тыне все было тихо. Ган Горазд ускорил шаги, а потом и вовсе побежал, несмотря на отягчающий плечи колонтарь. Несколько более легких на ногу хазар обогнали гана, чтобы в случае нужды первыми принять удар. Мост преодолели одним махом и бурей ворвались во двор, готовые смять любого, кто станет на пути. Но двор был пуст. Растерянные хазары остановились и с облегчением перевели дух.

Облегчение оказалось преждевременным. Ган Горазд услышал скрип за спиной и стремительно обернулся. Путь назад перегородила решетка, а подъемный мост поднимался, отрезая нападающим путь к отступлению. И в ту же секунду из всех щелей надворных построек полетели в хазар стрелы.

- К терему! - крикнул Горазд, прикрываясь щитом от летящей в лицо смерти.

Захваченные было врасплох хазары опомнились быстро и, соорудив из щитов непробиваемую стену, сгрудились у красного крыльца. Горазд с мечником Синягой успели даже взбежать на это крыльцо, но тут дверь распахнулась, и из проема вывалился закованный в броню человек, превосходивший гана и ростом, и весом. Секира в его руке отливала синевой. Горазд успел закрыться щитом, но после мощного удара на ногах не устоял и покатился вниз, считая ступеньки собственными ребрами.

- Бояре! - крикнул в ужасе Синяга, разглядев на нападающем знакомый солярный крест, и тут же умолк навечно.

Оглушенный ударом, Горазд все-таки успел подняться на ноги. По всему двору рубились его хазары, хотя и изрядно поредевшие числом, но не потерявшие присутствия духа. Откуда в Листянином городце взялись бояре, Горазду выяснять было недосуг, но числом тех бояр было около двадцати. Если бы не стрелы, разившие хазар со всех сторон, то неизвестно, чей бы в результате был верх. Горазд попробовал пробиться к Торусе, который выделялся среди бояр своим рогатым шеломом, но сумел лишь опрокинуть вставшего на пути мечника. Под напором защитников городца нападающим пришлось отступить к конюшне и прижаться к толстым бревнам спинами. Рядом с Гораздом один за другим падали его хазары, но сам он пока что был невредим, хотя успел уже потерять шелом и наручье. Огромный боярин с секирой в руках развернулся в сторону гана, и тот уже готовился с честью принять смерть, но в это мгновение раздался голос Торусы:

- На тын!

Своим спасением Горазд был обязан Жучину, который бросил хазар в отчаянный напуск на стены городца. С помощью подвернувшихся под руку стволов и веревок хазары густо полезли наверх, где их, впрочем, успели перехватить защитники городца. Воспользовавшись тем, что двор почти обезлюдел, Горазд рванулся к привратной веже. С помощью уцелевших хазар ему удалось оседлать ворота, оттеснив в сторону Торусовых мечников.

- Опускайте мост! - крикнул Горазд Гудяю, который и без того уже сообразил, что надо делать.

На стенах ожесточенно дрались, но, судя по всему, защитникам удалось остановить хазар, а за пределами открывающего зев городца послышались крики, весьма удивившие Горазда. Там, похоже, завязалась нешуточная сеча, правда, пока непонятно с кем.

- "Белые волки"! - крикнул Гудяй и кубарем скатился с вежи.

- Много? - остановил его внизу Горазд.

- Две ладьи причалили к берегу! - крикнул измазанный своей и чужой кровью Гудяй. - Уходим, ган.

Горазд бросился по опущенному мосту вслед за Гудяем, за ними гурьбой повалили уцелевшие хазары. Жучин, собрав вокруг себя сотню конных, отчаянно отбивался от наседавших с берега мечников. Нападающих было числом поменее, чем хазар, и у Ицхака появилась возможность сбросить их в воду при поддержке гана Горазда, но тут из зарослей густо посыпались стрелы, смешав хазарские ряды.

Ицхак сам подвел в поводу гану его коня и крикнул, перекрывая шум сечи:

- Уходим, Горазд.

Из городца выбегали на подмогу "белым волкам" бояре и мечники, стрелы летели не только из зарослей, но и со стен.

Положение становилось безвыходным, и Горазд повернул своего гнедого коня вслед за белым Ицхаковым жеребцом.

После страшного разгрома уцелело чуть больше сотни хазар, но и среди уцелевших было немало помеченных клинками и стрелами. Прорывались прямо сквозь заросли, ломая копытами коней выросший чуть ли не в человеческий рост подлесок. Гану рассекло веткой щеку и едва не выбило глаз, но из ловушки они выскочили более-менее удачно.

Погони не было, а потому ган Горазд придержал хрипящего коня. Возбуждение проходило, а на смену ему накатывала горечь пополам с яростью. Ведь говорил же Горазд Ицхаку, что нельзя доверять вилявой женке! Но упрямый Жучин только усмехался да пожимал плечами. Горазд, быть может, обругал бы Ицхака последними словами, но вовремя вспомнил, что в беде тот его не бросил и если бы не купец, то гнить бы сейчас гану в овраге близ Листянина городца.

- Моя вина, - хрипло сказал Ицхак, не дожидаясь упреков. - Обвел нас с Митусом вокруг пальца боярин Драгутин.

- А где Рада? - повел глазами по сторонам Горазд.

- Ищи теперь ветра в поле, - присвистнул уцелевший Гудяй.

- Шатуненок тоже пропал. Может, стрелой сбило, а может, сбежал.

Горазд все-таки не удержался и грязно выругался в пространство. Виноватых отыскать, конечно, легко, но ведь у гана Горазда на плечах имеется своя голова. Допустим, не мог отказать гану Митусу в напуске на Торусов городец, но зачем, спрашивается, полез в расставленные опытным птицеловом силки? Ведь чувствовал же, что боготур неспроста открыл ворота. А тут еще невесть откуда взявшиеся бояре и "белые волки", ударившие с реки...

- Наших много разбежалось по лесу, - сказал Гудяй, оглядываясь по сторонам. - Надо бы их подождать.

- Дождемся беды на свою голову, - возразил ему Хвет. - Кто знает, сколько лучников тут прячется по кустам.

Замечание было здравым, и ган Горазд первым тронул с места уставшего коня.

ГЛАВА 19
ГОРЕЧЬ ПОРАЖЕНИЯ

Гудяй оказался прав: пока пробивались к реке, Горазда догнали еще до полусотни хазар и Будимировых мечников. У гана даже слегка отлегло от сердца. Потери оказались значительно меньше, чем он полагал поначалу. Встала, правда, новая проблема - никто не знал обратной дороги. С потерей Рады и шатуненка Гораздова рать лишилась проводников.

- Будем продвигаться вдоль реки, - утешил Ицхак. - Она нас выведет к Берестеню.

Однако это оказалось легче сказать, чем сделать. Берег в некоторых местах столь густо зарос лесом, что волей-неволей приходилось отворачивать от воды, дабы найти более удобную тропу. А между тем уже начинало темнеть. Как ни долог летний день, а и ему рано или поздно приходит конец. Плутать же по ночному лесу было делом совершенно бессмысленным, а потому Горазд приказал устроить привал. Место для отдыха выбрали у реки и разложили костры прямо на прибрежном песке.

- Не побьют ли нас здесь стрелами? - усомнился осторожный Гудяй, косясь в сторону зарослей. - Огонь по реке далеко виден.

- Дозоры выставим выше по реке, в зарослях, - отмахнулся Горазд. - Пусть смотрят в оба.

- Свищ говорит, что пока спасался от Торусовых мечников, едва в лапы каких-то всадников не угодил.

- Каких еще всадников? - насторожился Жучин.

- Не знаю, - пожал плечами подошедший Свищ, - но числом их не менее сотни. Рада пристала к ним. А после они отошли от городца и переправились через реку.

Ицхак с Гораздом переглянулись. Конечно, можно было предположить, что эта сотня всадников прислана либо Драгутином, либо Всеволодом на помощь Торусе. Но тогда почему они не вмешались в сечу? Ударь они на Горазда - из дружины никого бы в живых не осталось. А эти, похоже, выжидали...

- Легко мы отделались, - выразил общее мнение Гудяй. Знай Горазд заранее, что под рукой Торусы не полтора десятка мечников, как его уверяли, а добрых две сотни, то действовал бы он по-другому и, быть может, городец взял. Но, как теперь выясняется, даже взятие городца не обеспечивало ему окончательной победы. В пяти верстах от места события прятались люди, готовые украсть у гана одержанную победу.

Видимо, Ицхака мучили те же мысли, поскольку сидел он у костра насупившись, словно сыч. Придется удачливому купцу держать ответ перед каганом Битюсом за невыполненное обещание взять под свою руку Листянин городец. Каган хвастунов не любит, и единожды оступившийся навсегда теряет его доверие.

- Не могла Рада быть лазутчицей Драгутина, - покачал головой Ицхак.

- Очень может быть, - вздохнул Горазд. - Но все равно, вы с ганом Митусом крупно промахнулись на ее счет. А кому она, по-твоему, служит?

- Помнишь, я завел речь о колдунах и она сразу откликнулась?

- Ты думаешь, что этот колдун ее истинный хозяин?

- Слышал я о некоем Хабале, - продолжал Ицхак, - который собирает вокруг себя бродяг и изгоев.

- Мы-то зачем им понадобились?

- Колдуну нужны схроны Листяны и городец.

- Уж больно хитро задумано, - засомневался Горазд. - Почему Хабал сам не напал на городец? Вполне мог захватить Торусу врасплох.

- Захватить городец он, конечно, мог, но вряд ли удержал бы. За смерть боготура божьи ближники сняли бы с него шкуру. Иное дело, если бы городец был отбит у гана Горазда и Ицхака Жучина.

- Князь Всеволод и волхвы не стали бы долго терпеть здесь колдуна, - возразил ган.

- Значит, за колдуном стоит человек, который рассчитывал договориться если не с волхвами, то с Великим князем.

- И что это за человек?

- Борислав Сухорукий, - мрачно усмехнулся Жучин, - родной брат князя Всеволода и большой друг гана Митуса. Борислав вполне мог удержать за собой Листянин городец, опираясь на поддержку Всеволода и Битюса, даже если бы Велесовы волхвы и князь Гостомысл Новгородский были против

- Стоят ли того Листянины схроны, чтобы из-за них столько людей погибло ни за куну? - вздохнул сидевший неподалеку Гудяй.

- Не в схронах дело, - махнул рукой в его сторону Ицхак. Горазд ждал продолжения, но Жучин неожиданно умолк и привстал на ноги. Ган последовал его примеру, хотя и не понимал, что встревожило купца.

- Вряд ли ведуны рискнут преследовать нас ночью, здесь на десятки верст нет ни единой души.

- Не уверен, - возразил Жучин и указал пальцем в сторону противоположного берега.

Тот берег был обрывист и крут. Именно таким его запомнил Горазд при свете дня, а в наступившей темноте он был неразличим, во всяком случае до той поры, пока ночную мглу не прорезали огненные стрелы. Зрелище было странное и никогда прежде Гораздом не виданное. За спиной гана послышались испуганные выкрики, дико заржали кони, а сам он стоял словно завороженный. Огромный огненный столб поднимался над обрывистым берегом, и отблески огня багровыми языками стелились по воде, отчего река казалась кровавым потоком, медленно струящимся мимо хазарского стана.

- Коней держите! - крикнул Ицхак и тем привел в чувство оцепеневших от ужаса людей.

На глазах у изумленных зрителей огненный столб принимал очертания человеческого тела, которое венчала рогатая голова. Горазд почувствовал холодок под сердцем, когда огненное чудовище подняло вдруг вверх руку и погрозило ею неведомо кому. Очень может быть - гану Горазду, у которого в этот момент волосы зашевелились на голове.

- Это Велес! - выкрикнул Гудяй. - Рогатый бог грозит нам своими карами.

О гневе богов Горазду не раз приходилось слышать, но ему и в голову не приходило, что этот гнев может выражаться с столь страшном и недоступном человеческому пониманию виде. Сердце бешено колотилось в груди гана, готовое вот-вот лопнуть. Никогда в жизни он не переживал такого дикого страха. Кони бесновались на песчаной косе, люди метались между ними с воплями ужаса, а огненные стрелы, пронзая черноту ночи, с шипением падали в воду. Огненный столб вспыхнул в последний раз, словно рассерженный бог рванулся к небу, и все угасло, наступила страшная, леденящая душу тишина. Тишина длилась недолго, но Горазду показалось, что закончилась не только его жизнь, но и бытие всего сущего на земле. Потом вновь захрапели кони и закричали люди, и этот шум заставил очнуться впавшего в оцепенение гана.

- Что это было? - спросил он, поворачиваясь к Жучину.

- Я сам хотел бы это знать, - недовольно буркнул тот. Судя по всему, Ицхак испытал страх не меньший, чем ган Горазд. Одно дело смеяться над славянскими богами, хоронясь за спиной своего Ягу, и совсем иное -столкнуться с ними лицом к лицу.

- В той стороне находится Велесов холм, - сказал хриплым голосом Гудяй. - Я однажды слышал рассказ приказного, служившего при богатом госте, о том, как сгинул его хозяин у божьего холма вот в таком же огненном столбе. И все, кто пошел на холм вместе с купцом, тоже сгорели. Уцелел только этот приказный, поскольку испугался божьего гнева и спрятался в ладье.

- Может, Велес грозил не нам? - испуганно предположил кто-то.

- Может, и не нам, - согласился Гудяй, - но я больше к Листянину городцу не пойду и другим не советую.

Горазду следовало одернуть хазара, но он не нашел в себе для этого сил. Да и не тот сейчас случай, когда окриком можно пресечь заползающий в сердца людей страх.

- Быка надо пожертвовать Велесу, - сказал Свищ. - Ссориться со Скотьим богом накладно.

И вновь ган промолчал. А ведь давно уже Горазд не жертвовал славянским богам, и волхвов их он не привечал, не желая ссориться с каганом. Может быть, поэтому и отвернулась от Горазда удача? Раз ган не ищет у богов защиты, то и защитить его от расшалившейся нечистой силы некому. А если вдруг начнет падать в станицах скот, то и вовсе отшатнутся хазары от прогневившего богов Горазда. И без того станичные старшины могут с него спрос учинить за потерянных под Листяниным городцом людей. Правда, шел туда ган не по своей воле, а по Битюсову указу, но с кагана ведь не спросишь, а с Горазда очень даже можно. Скажут старшины свое слово, отвернется от гана его род и вервь22, как от вождя неудачливого, богами забытого. В хазарских станицах не любят слабых ганов. Придется, видимо, Горазду задаривать Велеса через его волхвов, а на бога Ягу в славянских землях плохая надежда.

- Коли сам плох, то не поможет и бог, - усмехнулся Жучин, но Горазд на его слова только рукой махнул.

Это верно, что славянские боги не станут помогать ленивым и слабым, но и ссориться с ними Горазду сейчас не с руки.

Не его это дело бороться с богами и их ближниками. Если у кагана Битюса и гана Митуса есть для этого силы, то пусть они и пробуют.

Хазары понемногу успокоились и утихомирили коней. Остаток ночи прошел без происшествий, хотя вряд ли кто сомкнул глаза в хазарском стане до самого рассвета. Ган Горазд тоже не спал, а просто лежал на спине, закинув руки за голову, и смотрел в звездное небо. Небо было точно таким же, как и над родной Горазду степью, да и земли вокруг тоже были нечужими. Во всяком случае, здесь жили люди одного с ним славянского корня. Тем не менее чувствовал себя здесь ган гостем. А ведь именно эти земли прикрывали его предки на протяжении многих лет, не жалея своих голов. Правда, плату им за это положили немалую. Но ведь утерянную в бою жизнь за золото не выкупишь. Род гана Горазда никогда не сидел на земле, хотя среди хазар тоже имеются землепашцы, - скот был главным достоянием его рода и верви. Но скоту нужны пастбища, до которых есть много охотников и в скифских родах, и в печенежских, и в иных прочих. Широка степь, но далеко не всем здесь хватает места. Печенежские и славянские ганы много крови пролили в межплеменных распрях. Может, потому и возвысили они над собой кагана, чтобы его властью разрешать возникающие споры? Божьи ближники и городские князья не мешали кагану крепить власть над степью. В его крепкой власти была большая польза и полянам, и древлянам, и радимичам, и кривичам, и всем прочим севшим на землю славянским и неславянским племенам, страдавшим от набегов кочевых орд. Наместников кагана в прежние времена охотно принимали в стольных городах и не считали чужими. Если бы кагановы наместники вели себя смирно и не рвались решать чужие дела по своему усмотрению, то заведенный предками ряд, возможно, держался бы и по сию пору. Но глаза у человека, как известно, завидущие, а руки загребущие. Многим чужие нажитки мешают спокойно спать. Начались споры между ганами и князьями о дани, а там, где пошли споры о золоте, жди беды.

- Я думаю, это божьи ближники чучело подожгли, - негромко сказал Жучин, - а более ничего не идет на ум.

- Уж слишком ярко оно горело, аж глазам было больно, - возразил ган. - Ни солома, ни хворост так не горят.

- Тут ты прав, - согласился Ицхак. - Видимо, это чучело волхвы обработали особым составом.

Предполагать, конечно, можно все что угодно, но и Горазд, и Ицхак отлично понимали, что хазар столь простым объяснением не успокоишь, и слух о боге, грозящем отступникам кулаком, пойдет теперь гулять по станицам, к большому неудовольствию кагана.

Рассвет ган Горазд встретил с большим облегчением. Мир уже не казался ему враждебным. Хазары тоже приободрились, ибо ничего страшного в конечном счете не случилось, зато будет что рассказать родовичам и соседям. С места стоянки двинулись почти весело, отдохнувшие кони пошли в намет, покрыв до полудня несколько десятков верст.

Ган Горазд рассчитывал быть в Берестене уже к вечеру. А там, за крепкими стенами, можно будет зализать раны и пораскинуть мозгами, как действовать дальше. Однако действительность без труда опрокинула все намерения гана.

- Шалопуги! - крикнул Хвет, указывая витенем на дальние кусты.

Хазары мигом сорвали луки, но стрелять им, к счастью, не пришлось. Ибо, к большому удивлению гана Горазда, из зарослей навстречу его дружине вышли Будимировы мечники Глузд и Брех, которых он никак не ожидал здесь встретить.

Мечникн заговорили наперебой, так что Горазд не сразу понял, что в городе Берестене, куда он так стремился, теперь всеми делами заправляет совсем другой человек. Кровь ударила гану в голову, а пальцы побелели от напряжения на рукояти меча. Гнев, впрочем, был бессильным, а расправа над оплошавшими мечниками только уронила бы авторитет гана в глазах хазар.

- Если бы не щенок Осташ, то все получилось бы как задумывали, - сокрушенно вздохнул Глузд.

- Не только в Осташе дело, - возразил Брех. - Стражники переметнулись на сторону Рогволда. А в городе таилось немало сторонников Вузлева.

- Вузлева? - удивленно переспросил ган Горазд.

- Так разве бы Рогволд захватил город, если б ему не помогли Велесовы волхвы! Более сотни мечников привел с собой внук кудесника Сновида. И "белые волки" причалили на ладье к пристани.

- А ган Митус? - спросил Ицхак.

- Ган Митус две трети своих людей потерял под Берестенем, а с остальными чуть жив ушел.

Весть о поражении гана Митуса Горазда не огорчила, скорее он испытал чувство, очень похожее на злорадство. Толстому гану этот ушат холодной воды, выплеснутый на голову божьими ближниками, поможет, надо полагать, избавиться от спеси.

- Рогволд принародно дал слово, что отдаст за Осташа Злату, если волхвы удостоят его боготурского звания.

Горазд за всеми обрушившимися на его голову неприятностями как-то упустил из виду, что в детинце утерянного города осталась его жена. Обещание Рогволда передать ее другому иначе как кровное оскорбление расценивать было нельзя. Жену, честно сказать, Горазд не любил, и выходка Рогволда не затронула его сердца. Зато чести гана был нанесен серьезный урон.

- Смерть изменнику! - крикнул Свищ, и все хазары дружно его поддержали.

Что там ни говори, а этот приблудный щенок, невесть за какие заслуги обласканный ганом, уронил не только свою честь, но и честь всего хазарства. А произошло это потому, что ганы стали брать в свои дружины кого ни попадя, не считаясь с обычаями предков. Для таких выскочек слово, данное гану, пустой звук.

Горазд речь Свища прерывать не стал, выслушал обидные для самолюбия слова молча, признавая тем самым его правоту. Молчание гана понравилось хазарам. То, что ган оступился беда поправимая, плохо будет, если он правдивого слова слушать не захочет. А речь простого хазара часто бывает не глупее речей старшин. Осташ не только Горазду нанес обиду, но всей дружине, всему роду и всей верви. И за то, что он на чужую жену глаз положил, и за то, что изменил своему гану, кара ему одна - смерть. А уж чьей рукой будет порушена жизнь Осташа - не важно. Каждый хазар, давший слово гану Горазду, каждый, кто не чужд ему по крови и роду, обязан, если случай представится, свершить суд. А если не представится, то хазары сами должны этот случай создать.

Хазарский круг, выслушав речь Свища, признал его правоту и постановил: изменника Осташа извести любым способом, но ни рода, ни семьи его не трогать, ибо на службу родовичи того щенка не посылали, а действовал он по своему почину, за который семья и род не в ответе.

Ган Горазд в свою очередь поблагодарил хазар за поддержку и назначил за голову Осташа плату двадцать гривен серебром. Что же до утерянного Берестеня и не взятого Листянина городца, то ган признает свою вину. Правда, поражение случилось не по недостатку разума, а исключительно из-за предательства. Впредь гану наука: не доверяйся чужакам. Дедовы обычаи тоже взялись не с ветра, за ними мудрость щуров, никогда не ронявших хазарской чести.

Покарать изменника Осташа вызвались Глузд с Брехом, у которых были личные счеты с вилявым отроком, а также Гудяй с Хветом, которые ганскую обиду восприняли как свою. Ну и двадцать гривен серебром на дороге не валяются.

- Если доставите мне отрока живым, то я вам сверх оговоренного вдвое приплачу, - пообещал Горазд.

Он велел выделить Глузду и Бреху заводных23 коней и снабдить оружием и припасом. Дело им предстояло свершить нешуточное. И не щенка Осташа им следовало опасаться, а божьих ближников, которые заимели на хазар большой зуб.

- Про шатуненка не забывайте! - крикнул Горазд вслед отъезжающим мечникам. - Если сможете убить, то убейте. Но в любом случае остерегайтесь сына оборотня.

Обида жгла сердце гана, обида и ярость. Так глупо было зариться на потерянное богатство! Черт бы побрал этого Сороку с его колдовским золотом. А также спасибо гану Митусу и Жучину, которые совместными усилиями посадили Горазда в грязную лужу. Прежде ему казалось, что хитрее толстого гана и хабибу на славянских землях людей нет. Теперь он точно знает, что есть. Но за приобретенное знание ответ придется держать перед каганом Битюсом. Можно, конечно, не возвращаться в каганскую ставку, но в этом случае Битюс услышит историю о потерянном Берестене из чужих уст. А что эти уста наплетут кагану, можно только догадываться. В одном Горазд не сомневался: Митус постарается всю вину свалить на трехсотенного гана, а себя выставит жертвой чужой глупости и измены. Хорошо, если Жучин поддержит не Митуса, а Горазда. Но если купец объединится с толстым ганом, то Горазду солоно придется. Каганская немилость обернется для него полным разорением и поношением. Придется Горазду все-таки ехать к кагану, оставив на потом отмщение обид. Настанет время, и ган вернется в радимичские земли, и горе будет тем, на кого сейчас горит злобой его сердце.

ГЛАВА 20
ТРИЗНА

Торуса отстоял свой городец малой кровью, потеряв пятерых мечников, но и эти потери переполнили его горечью. Двое из павших были его ближайшими родовичами. Да и пришлых мечников было жалко - по нынешним временам каждый верный человек на счету. А эти трое ценой жизни доказали верность боготуру, которому обязались служить. Среди бояр был только один сильно пораненный - Ратибор. Самый молодой из ближников Драгутина. У Ратибора еще и усы не успели отрасти толком, а жизнь заканчивалась тяжкими хрипами в пробитой стрелой груди. Боярин Забота топтался вокруг товарища, мешая Дарице вершить нелегкую работу по врачеванию раны, которая, по мнению Торусы, исцелению не поддавалась. Стоявший поодаль "белый волк" Божибор только головой качал, глядя на старания Дарицы. Как и Торуса, он понимал, что часы молодого боярина сочтены. И вряд ли человеческие руки помогут там, где боги уже сказали свое слово.

- Несите боярина в терем, - махнул рукой челядинам Торуса.

Хазар положили около полусотни. И хотя пришли они к чужому городцу незваными, но все же эти люди были славянской крови, и оставлять их непогребенными Торуса не счел возможным. Окрестные мужики-новосельцы, столь хорошо поспособствовавшие Торусе в защите городца, старательно рыли одну на всех хазар братскую могилу. Боготур Торуса лично проследил, чтобы мертвых погребли в согласии со славянскими обычаями, ибо большинство павших кланялись славянским богам, а вина их была лишь в том, что пошли они по ганскому слову на неправое дело. Теперь боги будут решать, достойны ли эти люди попасть в Страну Света, а Торуса павшим хазарам препятствий не чинил.

Своих мечников боготур велел хоронить отдельно, на облитом солнцем высоком холме, с которого души павших могли лететь в Страну Света без задержки, ибо их заслуги перед богами были велики. Павшим за правое дело в славянских землях вечная память, а в Стране Света теплый прием. От высокого холма павших мечников провожали в дальний путь Торуса, Забота и Божибор, а в стране Вырай их встретят давно уже ушедшие туда "белые волки" и укажут дорогу к свету.

В память об ушедших Торуса собственной рукой поверг на жертвенный камень быка, мясом которого утолили голод все участники отгремевшей битвы, а кровь, сердце и печень достались богу Велесу, как это и положено по древнему ряду.

На тризну в Торусовом тереме собралось немало достойных мужей. А тех, кому не хватило места в тереме, привечали во дворе городца. Медов боготур Торуса не пожалел ни для бояр, ни для "белых волков", ни для мечников, ни для простолюдинов. Меды дело наживное, а тризну по уходящим мечникам надо справить громкую, чтобы отогнать злых духов, если те вздумают мешать душам павших отправиться в дальний полет.

Громко стучали била в Торусовом городце, и еще громче топали ноги по затвердевшей земле. Танцевали в такт билу плечом к плечу, не чинясь званиями, как на рати, по исстари заведенному порядку вещей. А после вновь возвращались к накрытым столам, чтобы остудить закипевшую в жилах кровь.

- Век себе не прощу, если мы потеряем Ратибора, - покачал захмелевшей головой боярин Забота, сидевший ошуюю Торусы. - Он ведь еще женщин не целовал и на ложе с ними не восходил.

- Знать, выпало так, - вздохнул Божибор. Торусе вдруг пришло на ум, что дело с нецелованным Ратибором еще можно поправить, и было бы большим свинством со стороны боготура, если бы он лишил боярина покровительства богини Макоши. Быть может, если бы Торуса был потрезвее, то промолчал бы о Макошином ложе, но хмель крепко сидел в голове боготура, а потому и решил он поделиться своей тайной с Божибором и Заботой.