Чтение 12–й страницы книги ~Посол Господина Великого~

Губами чмокнув, тронул дедко Евфимий поводья - увез девок-русалок.

Парни его, оглоеды, припозднились. Олега Иваныча на Пробойной встретив - доложились, как и положено. Нет, мол, ни самого Ставра, ни людей его, ни вещиц каких интересных. То же и Олексаха, подбежав, сообщил. Уполз, мол, гад ядовитейший.

- Ну, а что вы хотели-то? - усмехнулся Олег Иваныч. - Ставр - не дурак, проигрывать умеет. Теперь ответного удара ждать надобно. Вот только б знать - откуда.

За Неревским концом садилось солнце. Играли в белесом выцветшем небе оранжево-алые всполохи.

Ни туч, ни облаков не было - завтра день обещал быть таким же, как и сегодня.

Год почти, неожиданно для себя подумал Олег Иваныч. Да, почти год минул с того дня, как он оказался здесь, в этом загадочном и, на первый взгляд, непонятном мире. На поверку он не такой уж и загадочный оказался, а с течением времени стал и совсем привычным. Ничуть не хуже прежнего. Вот вызволить бы только Софью. И разыскать, если удастся, Гришаню. С внезапным воскрешением Олексахи вспыхнула в душе Олега угасшая уже было надежда. Вспыхнула с новой силой... чтобы, может быть, вскоре так же быстро угаснуть, теперь уже окончательно? Кто знает... Надо просто надеяться... Нет, не так. Не просто надеяться - действовать, молиться и верить. И да сбудется эта надежда. Аминь!

Глава 6

Июнь - июль 1471 г. Шелонская битва

Мы дрались легко и честно,

И это было прекрасно.

И часто в бою казалось -

Победа в руки давалась,

И нужно самую малость -

Казалось... А что осталось?

Андрей Макаревич

Видеть главную причину войны 1471 года в Новгородской "измене" и "латинстве" можно только в том случае, если следовать тенденциозной и противоречивой версии официальных московских источников".

Я. С. Лурье, "Русь 15 века..."

Великая сушь опустилась в то лето на Новгород, на пригороды его и пятины. После майской грозы ни единой капельки не упало больше на землю. Высохли болота, обмелели реки, мелкие - так и вообще исчезли, оставив после себя лишь глинистые потрескавшиеся русла. Частыми были пожары - то тут, то там горели подожженные кем-то леса, окутывая округу черным тяжелым дымом. Давно уже не было такой засухи, старики шептали - не к добру то. В деревнях пересохли колодцы, выгорела трава на выгонах, от нестерпимой жажды жалобно мычали коровы, даже в лесах все живое пряталось в тени по низинам. А белесое, словно выгоревшее на солнце небо ничуть не обещало дождя - ни тучки, ни облачка, одна жаркая бледно-голубая пустыня.

Ой, не к добру сушь такая....

Да и политическое положение Новгорода Великого было не лучше. С южных границ доходили смутные слухи: собирает-де Иван Васильевич, князь Московский, рать несметную - воевать будет Новгород - из-за суши все пути-дорожки открыты - болота-то высохли. Тверь, Псков, Вятка да прочие города стягивали воев своих под знамена Ивана. Надежды части новгородцев на польского короля Казимира не оправдались. Не до Новгорода Казимиру было: зимой еще посадил старый король сына своего Владислава на чешский трон, думал - хорошо будет. Да не очень-то хорошо вышло - конкурент объявился в лице могущественного венгерского короля Матвея Корвина. И Папа Римский поддержал Матвея, и Ливонский орден. Так и втянулась Польша (в унии с Литвой, король Казимир был и Литовским великим князем) в борьбу за чешский престол. Не решился Казимир воевать на два фронта, с Матвеем бы справиться...

Татары, конечно, могли б московитов хорошо потрепать, да и тут незадача! Хитрый Иван Васильевич с крымским ханом Хаджи-Гиреем задружился. Против Ахмата дружили, Большой Орды хана. Так и побоялся тогда Ахмат на Москву нагрянуть. И с татарами, в общем, не вышло у Новгорода.

Немцы Ливонские... Магистр Вольтус фон Герзе все выжидал да выгадывал. Опять же, Матвею Корвину венгерскому помощь обещал, а сил-то у рыцарей - прямо скажем, не очень. Да псковичи еще - тоже для ливонцев проблема - не отдают Красный Городок, хоть убей, Ивану Московскому жалуются. Псковичи и для Новгорода проблема не меньшая - вот уж вражины-то, так и норовят всякую пакость сделать - то посланников задержат, то купцов ограбят, то лаются, аки псы непотребные. Все заступником своим, Иваном, стращают, сволочи.

Худо Великому Новгороду придется, ежели Иван Московский нагрянет, ой, худо. Да еще ведь некоторые и не встанут против Ивана - митрополит Филипп, глава Церкви святой православной, чай, не где-нибудь, а на Москве проживает - вот и повоюй - все равно что против православной веры...

Архиепископ Новгородский Феофил - согбенный от забот многих - устало опустился в высокое резное кресло. Желтое морщинистое лицо его было мрачным, руки заметно дрожали. А ведь еще год назад - орлом летал, кочетом! Да, видно, ухайдакали сивку крутые горки власти.

- Подай-ко братину, человече, - хриплым голосом попросил владыко. Стоявший вблизи Олег Иваныч почтительно протянул ему серебряную чашу с холодным - только из ледника - квасом. Запрокинув главу, шумно отпил владыко, поставил братину на стол, рукою махнул устало - свободны, мол.

Тихо расходились собравшиеся софийские люди, Дьяки да житии, ничего хорошего не сказал им Феофил, ничем не порадовал. Из палаты выходя, переглядывались промеж собой, шептались. Не миновать, видно, нынешним летом беды Новгороду.

А снаружи, на улице, было все как всегда. Пахло иссохшей травой и мятой, налетая, играл листьями ветер. В куполах храмов сверкало солнце. За мостом, на Торгу, весело перекрикивались люди.

- А вот подковы, подковы, серебристы-гладеньки! Пол деньги десяток...

- Дорого берешь, борода!

- А ты поищи, поищи дешевше-то...

- Сбитень, кому сбитень?

- Да пошел ты со своим сбитнем! Кваску ледяного нет ли?

- Подковы, подковы...

- Сукна, сукна заморские... аксамит, бархат... Не проходи мимо, мил человече! Боярыне своей плат-от возьми! Богатый плат, златыми нитками вышит... Сколько стоит? Да почти даром отдаю, князь! Полденьги...

- Квас-квасок, открывай роток!

- Эй, паря! Ты, ты... С квасом... А ну, давай сюда! Почем квас-то? Сколько? Однако... Да стой ты... Давай уж.

- Кому меду, меду кому? Свежий, липовый...

- Рыба, рыба, всем рыбам - рыба!

- Да снулая твоя рыба-то! Воняет!

- Сам ты воняешь, паря!

- Подковы, подковы...

- Эй, квасник! А квас-то у тя - тухлый! А ну-ка, получи в морду! Нна!!!

На том конце Торга, что ближе к Ивановской, завязалась драка. Двое парней дубасили квасника. Остальные торговцы не вмешивались - считали, что поделом, не хрен протухшим квасом торговать...

Олег Иваныч неодобрительно покачал головой, проезжая мимо. Черт знает, к кому его неодобрение относилось - к парням иль к кваснику.

Свернул с Пробойной на Славную. Бесы бы вас взяли - и тут дрались! Трое подвыпивших мужичков остервенело колотили какого-то рябого парнищу в некрашеной сермяге с заплатками. С десяток человек, обступив кругом, с интересом наблюдали за избиением.

Ну, совсем обнаглели, ни стыда, ни совести! Нашли место - почитай, в самом центре города. Головы, что ль, им всем напекло?

Не долго думая, Олег Иваныч вытащил плеть и, растолкав конем зевак, от души перетянул по спине первого попавшегося.

По-бабьи взвизгнув, тот отскочил прочь.

- А ну, уймитеся, лиходеи! - размахивая плетью, строго прикрикнул Олег Иваныч.

Толпа тут же разбежалась. Избавленный от кулаков рябой парень уселся на траву, вытирая рукавом кровь, обильно сочившуюся из разбитого носа.

- Кто таков? - не слезая с коня, повелительно спросил Олег.

- Микита я, богомолец, - вытерев кровь, сипло ответил парень. - С Тихвинского богомолья пробираюсь, к Софии Святой приложиться...

Олег Иваныч усмехнулся:

- Приложился уже, похоже. А сюда, на Славенский, зачем пожаловал?

- Просьбу одну исполняю, - богомолец исподлобья взглянул на Олега. Кормленый конь с расчесанной гривой, доброе седло, недешевый кафтан. Тонкий, шитый золотыми нитками, плащ яркого травянисто-зеленого цвета. Длинные, тщательно вымытые волосы, холеная подстриженная бородка, глаза - холодные, стальные, властные. У пояса - рыцарский меч в красных сафьяновых ножнах.

Повалился на колени странник:

- Не гневайся, коль что не так, светлый князюшко, сокол ясный!

- Говори, что за просьба. Хм... сокол...

Богомолец шмыгнул носом, пояснил, с опаской посматривая на плеть:

- Усадьбу велено одну отыскать, на Славне. Житьего человека Олега Ивановича...

- Кого?

Олег Иваныч чуть с седла не выпал от изумления. Надо же!

- Кто просил да что?

- Рыбак один был на богомолье, к иконе Тихвинской приходил. С Паши-реки рыбак... Сказывал, рыбачил как-то, видит - струг плывет маленький. Игрушка, вроде как детям малым. Взял, детишкам своим тешиться, а те возьми - да сломай, струг-то... А в струге том - грамота березовая, с писаньем. Что за писанье - рыбаку дьякон Тихвинский прочитал. Писано: отдать в Новгороде, на конце Славенском, Олегу Иванычу, житьему человеку, за то будет от оного награда в две деньги!

- Чего-чего?

Удивился Олег Иваныч, задумался. Ни фига ж себе, заявочки. Письма какие-то приходят, от кого - неизвестно, да еще и заказные - две деньги, ну и цены, однако!

- А ну, давай сюда грамоту!

- Не можно - обет дал.

- Давай, говорю! Пришибу враз! Я и есть Олег Иваныч, человек житий.

Дрожащими руками богомолец вытащил из-за пазухи маленький берестяной свиток и, бросив его на землю, опрометью бросился прочь.

Склонившись, Олег Иваныч поддел свиток острием меча. Подняв, развернул осторожно.

"Житьему человеку Олегу Ивановичу, что в Новгороде на Славне. Подателю - две деньги дать. Пишет сие Григорий, отроче софийский..."

"Григорий, отроче..." Гришаня!

- Эй, рябой... Стой!

Хлестнув коня, Олег Иваныч нагнал богомольца уже у Лубяницы. Кто-то из проходивших купцов подставил страннику ногу. Тот и завалился с разбегу, не вставая, вскинул затравленно голову, не ведая, за какие такие вины гонят его, будто зверя лесного.

- Две деньги ты забыл, паря, - подъехав ближе, Олег Иваныч бросил рябому страннику два сверкающих серебром кружочка. - Бери, бери, заработал. На вот тебе и третью за весть такую!

"Житьему человеку Олегу Ивановичу, что в Новгороде на Славне. Подателю - две деньги дать. Пишет сие Григорий, отроче софийский. Аз и Софья боярыня в заточенье на погосте Куневичи, что на Капше-реке, то Ставрова землица. Покуда живы".

Покуда живы...

По крайней мере, были живы еще несколько недель назад. Но не туда ли рванул Ставр со своими? Отсидеться, покуда не уляжется шум, поднятый не без помощи Олега Иваныча. Может, и туда, в Куневичи. Однако - не далековато ли? Из Новгорода-то долгонько вести идти будут. Да и, в случае чего, обратно быстро не выберешься - места глухие, почти нехоженые. Неясно со Ставром. Зато с Гришаней и Софьей наконец прояснилось!

Не в силах сдержать радость, вбежал Олег Иваныч в первую попавшуюся на пути церковь, свечки поставил да молился истово, Господа благодаря. Было за что ведь! Софья... Софьюшка...

Куневический погост. Чуть дальше, чем у черта на куличках. Дорога не близкая. Отпроситься у Феофила... Пустит ли владыко? Должен. С собой кого попросить? Олексаху, вестимо. Не откажет, да и человек надежный, не раз проверенный. Маловато - вдвоем-то. Кто его знает, кто там в Куневичах? Наверняка действовать надо. Охочих людишек сманить? Нет, дело тайное... да и доверие - вещь важная, а поди, проверь их, охочих-то. Геронтия можно! Он один двоих стоит. Да! Еще и дедки Евфимия оглоедов. В Новгороде-то от них пока какая польза? А так - дальние погосты проверят в Обонежье Нагорном. Куневичи ведь тоже в той стороне. Да ведь - и серебришко фальшивое - оттуда же! Или - не оттуда? Нет, с тех краев. Что-то такое ведь говорил покойный Кривой Спиридон...

Завтра - и просить Феофила!

Завтра не вышло. Не вышло и послезавтра, и дале...

Сгустились тучи над новгородской свободой, все ближе витал над вольным городом удушливый тлен московитского ярма. Купцы, с Владимирских да Тверских краев приехав, доложили: великую силищу собрал Иван, князь великий Московский. Идет на Новгород войною, мир Ялжебицкий порушив! Винит новгородцев в латынстве да в том, что под Казимирову руку перейти хотели, да, старину нарушив, его, Ивана Васильевича, государем не звали. Изветы все то - не вины. В Новгороде и дите глупое им не поверит. Однако - на Москве верили, верили и в Твери, и в Вятке, и уж тем более верили во Пскове. Псковичи... те-то уж рады-радешеньки всякому сраму поверить - лишь бы про новгородцев!

Вот-вот подступят вражеские рати к Новгороду-Болот да рек малых нету - повысохли все от жару, ничто не задержит московское войско.

Стукнули в вечевой колокол. Посадники новгородские выступили, Дмитрий Борецкой да Казимир Василий. С ними и боярин Киприян Арбузьев и другие бояре.

Не хотим, кричали, рабства московского, отстоим вольности новгородские! А не отстоим - так умрем с честию! Много народу поддержало их. А некоторые - и не поддержали. Постояли, послушали, плечами пожали. Понизовым купцам - тем от Москвы прямая выгода - пошлины Иван убрать обещался, как Новгород под себя возьмет. Ремесленникам - мужам новгородским - и тем: кому как... Кто за Новгород, а кто и за Московита, церкви православной заступу. Не тоже, промеж себя судачили, воевать Руси с Русью. То многие слыхали и поддерживали... Смердам, что землицу ратали, однако ж все одно было, что Москва, что Новгород. Один черт - и там и там, всюду кровопивцы-бояре. Своеземцам софийским... Этим-то московиты могли и боком выйти. Отнимут землицу-то! Иди потом, доказывай...

Да еще, ко всему, давно по Новгороду слухи ходили. О латынстве все. Таким словом здесь католичество обзывали. Дескать, решили бояре - Борецкие, Нифантьевы, Арбузьевы да прочие многие - веру святую нарушить, идти под литовского Казимира. Мол, уже и с Казимиром о том сговорились, да и с митрополитом Киевским, что не за православную церковь стоял, за унию подлатынную. Знал Олег Иваныч точно - лжа это, изветы пакостные. Не было никакого сговора с Казимиром - сам при том присутствовал - не было и связей с Киевом. Сам Феофил-владыко не допустил бы такого, свято хранил православную веру, Филиппа уважал, митрополита Московского, а не Киевского униата.

Лжа все!

А стоял за той лжой - Иван, великий князь Московский, что уж и государем Всея Руси себя величать не очень стеснялся. Войско собрав великое, рек: изменил, дескать, Новгород. А ведь лжа то!

Для той лжи был в войске дьяк башковитый, Стефан Бородатый, что все русские летописи почти что наизусть знал. Дело его было - вины новгородские выискивать. Нашлись вины-то, как не найтись, коли великому государю угодно.

Пыльными дорогами, болотами сухими, чрез реки высохшие, шло московское войско. Тянулись к Новгороду кровавые паучьи лапы Ивана. Тремя потоками текли московитские рати. Слева - князь Даниил Холмский да воевода Федор Хромой - вояки опытнейшие, войско отборное. Справа - князь Иван Стрига Оболенский - путь преграждал, чтоб не прошло подкрепление к Новгороду от восточных пятин. В центре - сам Иван Васильевич командовал. В ратном деле не силен, да ведь воеводы на что? Ума хватало к воеводам прислушиваться.

Огромно войско московское, сильно. Землицы в княжестве много, можно воям за службишку жаловать. А как не хватит землицы-то - так и захватить не грех, у соседей. На то и войско. Страшна власть князя Московского, сильна да кровава. Нет на Москве закона, кроме слова княжеского. Все пред ним рабы - от последнего холопа до самого знатного боярина. Захочет князь - и землицы лишит, и головы, может статься. Вот и унижались, гнули спины, сами себя лучшими людьми считая. Ну, то - от дикости. Где Москва-то? В углу медвежьем, да зато лесами, реками, землями полном. Богатство. Много всего - и землицы, и рек, и леса... Пожжет кто - не страшно. А лучше мы сами кого пожжем! Все от князя зависят, он и есть - государство Московское. Служат за землицу людишки, нет людей свободных, все тягло несут - служат. Ни договоров нет, ни княжеских обязательств. Какое еще "вассал моего вассала - не мой вассал"? Слыхом не слыхивали. Это все там, у латынщиков поганых. Мы - не они! Они - не мы. А значит - придурки полные. Мы - лучшие! Все, что у нас, - то правильное! Никому князюшко великий ничем не обязан. Ах, поцеловать бы ноженьки, а если и пнет, что ж - то честь великая...

Не сразу, конечно, подлость таковая складывалась... Но проявлялась уже, проглядывала, проклевывалась!

Доходили о том и до Олега Иваныча слухи - да что слухи - слова правдивые! Плевался Олег Иваныч да про себя радовался - хорошо, Бог сподобил, новгородским свободным гражданином быть - не рабом московским. Теперь бы защитить свободу эту, и не только свою...

Велико войско московское. Каждый дворянин князю служить обязан. Да не сам по себе - "конно, людно и оружно". Людей своих, "боевых холопов", ратному делу туго обученных, с собой приводили. Росло войско. Биться с ворогом каким - великая честь, достойное мужа дело. Не какая-нибудь там торговлишка. Купчины пузатые - те вообще не люди, так, пыль... Каждый знал - будет сражаться справно - будут и слава, и почести, и землицы с людишками. А в чем провинится - отнимут быстро, землицу-то, иди - попрошайничай Христа-ради. Али - и башку с плеч долой, вместе с землицей-то. Как князь великий захочет! Нет закона другого. Раз в два, да в три лета производил государь московский по областям своим перечет, переписывал детей боярских. Сколько кого, да сколько лошадей, да служителей. Затем определял каждому жалованье. Не всем. У кого достаток какой был - те и так служили, без жалованья. Постоянно почти в деле ратном - не война, так на границе службишка, а там стычек - полным полно, с татарами, да с литовцами, да с прочими. А как большая война - все люди служилые воевать идти обязаны.

Лошади в войске большей частью татарские - маленькие, холощеные, иногда и не подкованные вовсе, но выносливые. Посадка в седле высокая - копейного тарана не выдержит всадник, однако же стрелять из лука удобно. Лук и стрелы у всякого имеются, да боевой топор, да шестопер, булавица. Кто побогаче - у того сабля, чешуйчатые латы, под ними кольчужка, на голове шлем. Кто победней - ватным тегиляем обходится да шапкой такой же. Саблей прорубить - трудно, однако ж копейный удар не держит. Пушки-тюфяки тоже имеются, есть и пушкари искусные. Однако ж главная сила войска московского - в единстве. Попробуй-ко кто приказа ослушаться! Ну, и воеводы - рубаки опытные. Не раз и не два в лицо смерти, смеясь, заглядывали.

Шло, ползло московское войско, словно змея ядовитейшая, просачивалось сквозь леса и болота, все ближе и ближе... Эх, Новгород, Господин Великий, видно, и вправду черные дни для тебя настали!

Собиралось в Новгороде ополчение. Бегали, кричали, тысяцкий да сотские. Посадники тут же, на конях белых - Дмитрий Борецкой да Казимир Василий. Хмурились, на людишек глядя. Да и как не хмуриться-то? Отряды собиралися - кто во что горазд. Ладно, оружейники - те в доспехах справных, для себя кованых, да с мечами, со щитами, с рогатинами. А остальные? Кто в панцире ржавеньком, кто в кольчужке какой рваной - не войско, смех один. Воевать опять же не все умели. Это в Москве профессионалы-воины, здесь по-другому. Молодые-то ребята, правда, встречались с ворогом. С псковичами да и со свеями, бывало. Однако до самих битв часто и дело не доходило. Ослабление проводили друг дружке: пробирались на вражьи земли, жгли, грабили, убивали да в полон брали. Редко когда выпадало рубиться. А вот теперь, видно, не миновать того.

Владычный полк стоял угрюмо. Не очень-то хотели с православными биться. На худой конец - уж лучше с псковичами. Хмурились.

Хмурился и сотский, у тюфяков-пушек, со стен принесенных, прохаживаясь. Грузили на телеги те пушки, да ядра каменные, да зелье. Грузить-то грузили... Стрелков вот толковых мало! Оборотился к ополченцам сотский:

- С огненным боем знаком кто?

Тишина. Ну откуда - кожемякам, да мытникам, да приказчикам - огненным боем владеть справно?

Один вылез было. Даже выкрикнул что-то... Но - затихарился вдруг почему-то.

Олег Иваныч как раз на коня вспрыгнул, домой поехал.

Проводил его крикун тот взглядом змеиным. Как уехал, выскочил, оглянулся, заорал громко:

- Я! Я огненный бой знаю... Бери к себе, соцкий, была не была!

Шапку оземь кинув, осклабился... бороденкой тряхнул козлиной.

Ой, сотский, сотский... Змеюгу ты взял, змеюгу!

Олег Иваныч собирался дома. Разложил на лавках кольчужные чулки, рукавицы перстатые, стальные поручи, поножи, панцирь... свой, новгородский. Немецкой-то работы, тот, что у пиратского вожака ван Зельде когда-то позаимствовал, частью скинуть пришлось в лодке-то, ну, кое-что продал в Ревеле. А сейчас бы сгодились латы-то! Панцирь кой-где поржавел - отдал Пафнутию - чистить. Мечом узким взмахнул - то, что надо. Шлем... Вот этот, литовский... С забралом, с бармицей... Тяжел, однако. Может, не брать? Легким обойтись, лика не скрывающим?

Пафнутий воспротивился:

- Что ты, батюшка! А ну как стрела какая? Тяжел, говоришь, шеломец-то? Дак, чай, своя-то ноша не тянет! Да и я с тобой пойду... Позволь уж старому воину... А не позволишь, не обессудь - так уйду. Лучшей смертушки и не надо - голову сложить за Новгород, Господин Великий!

- Да и мы, чай, вместях держаться будем, - вошел в дом Олексаха, в кольчуге, с мечом коротким.

- Откель оружьице?

Смутился Олексаха:

- Настена... От мужа пропавшего осталось кой-что.

Оглоеды собрались. Кольчуги блестят, шеломы - куполами Софийскими, из-под шеломов кудри светлые вьются! Не вой - богатыри былинные!

- Ужо, постоим за Новгород!

Дедко Евфимий аж прослезился, их собирая. Един он на усадьбе и оставался - двор охранять от лихих людишек. Акинфий-то, сторож, вчера еще в ополченье ушел. Нелюдим, нелюдим - а смотри ж...

Немного погодя Геронтий, лекарь-палач, пришел. В бригантине - латах немецких - и откуда они у него? На поясе меч короткий, за плечами саадак с луком. Сел рядом с Олегом на лавку, усмехнулся:

- Невместно мне под московитом, сам знаешь.

Радостно почему-то стало на душе у Олега Иваныча - с этакими молодцами да не победить? Замерла душа в томленье сладостном. Постоим за вольный Новгород, эх, постоим! Сгинем все - не отдадим Родину врагу на поруганье! А погибнем - так за правое дело, за свободу, за вольности новгородские! За достоинство гражданина Республики, за то, чтоб не кланяться всяким, не унижаться, на брюхе не ползать...

На Загородской, в корчме у Явдохи, пили. Человек с полсорока, может, чуть поболе. Вой со стражи башенной, пара сотских да разные. Воинов лично Явдоха за собственный счет угощал. Вином твореным, исполненным - с зельем - для пущей дури, такой, что лошадь чаркой с ног сваливает. Капустой квашеной заедали, чуть сладковатой - померзла за зиму капуста-то. Как выпили, петь-плясать пошли. Да все какие-то невеселые выходили пляски. Пару коленцев выкинув, упрели танцоры - по жаре-то - в обрат потянулись, к лавкам, а кто и на улицу, охолонуть, полежать-поспать под березами на траве мягкой.

К сотским за стол мужичонка один подсел, по виду - ни богат, ни беден - стрижен в кружок, борода козлиная. Разговоры стал разговаривать, мужичонка-то, - дескать, хотят бояре-то к латынянинам перейти да грешничать заставляют - со святой православной ратью биться. А то и не нужно совсем простым-то людям новгородским, другое надо - в единой вере быть, под благословением святым митрополита Московского Филиппа. Иван Васильевич, князь великий Московский, простым-то новгородцам не враг есть, а только переветчикам злым - Борецким, да Арбузьевым, да прочим - что похотят в латынскую веру перейти, да чтоб был Новгород Великий под рукой Казимира Литовского.

- Да то не лжа ль есть? - усомнился один, других потрезвее, сотский, на мужичка козлобородого посмотрел подозрительно.

- Вот те крест! - тут же и перекрестился тот. - Самолично слыхивал, как Марфа Борецкая, да Киприян Арбузьев в Михайлиной церкви под Литву сговаривались. Дескать, придет Иван Василич, все богачество наше порушит.

- Вот сволочи...

- И я про то. Эй, Явдоха! Тащи-ка еще вина доброго!

Долго таскался по Новгороду козлобородый. Из корчмы в корчму. С улицы на улицу. С Плотницкого на Славну. Со Славны на Людин. С Людина на Загородский. Везде про латынство боярское рассказывал. Да про рать московскую православную...

Шла вторая половина июня, жаркая, сухая, с пожарами. Уже с конца мая горели к востоку от Новгорода деревни, леса да острожки - то действовать начал московский полк - рать князя Ивана Стриги Оболенского. В июне выступило из Москвы войско князя Даниила Холмского. Отборная та рать была: государевы служилые люди имели дощатые брони, сабли, ручницы. Отряд огненных стрельцов-пищальников огнестрельным боем непокорных новгородцев сразить собирался. Воеводы у князя Холмского добры: Федор Хромой, да Пестрый-Стародубский, да Силантий Ржа - в черненых доспехах, в плаще черном, в шеломе с забралом причудливым в виде страхолюдной морды. На Шелонь-реку путь держали - там хотели соединиться с псковичами да вместе разом на Новгород идти.

Другое, самого Ивана Васильевича, князя великого, войско чуть попозже выступило - артиллерию-"наряд" везли, похвалялись. С ним и татарин касимовский - Данеяр-царевич. Ужо несдобровать отступникам!

Новгородцам деваться некуда - со всех сторон обложены. Пришлось на части войско делить: одно в Заволочье отправить, против Стриги-Оболенского, другое - "рать кованую" да "судовую" - на Шелонь, против Даниила Холмского. Часть ополчения двигалось по Шелони навстречу псковичам.

Шумели над высохшими лесами злые ветры, знойное солнце, жарило, нагревало тяжелые пластинчатые брони.

По левому берегу Шелони двигалась рать новгородская. В первых рядах - люди именитые, бояре знатные - посадник Дмитрий Борецкой, да Василий Селезнев, да Киприян Арбузьев, да старый боярин Епифан Власьевич. С ними, чуть позади, на верном коньке кауром Олег Иваныч гарцевал, искоса на войско новгородское посматривая. Велика рать, то верно, да только отборных воинов мало - вон, впереди, в доспехах справных, кромя бояр, только люди житии скачут, да те, кто побогаче, - оружейник Никита Анкудеев, да подмастерья его, да прочие оружейники со Щитной. Пластины на латах толстые, стальные, у кого - и сплошняком кирасы, на манер доспехов рыцарских, только у рыцарей-то куда как легче да удобнее. Наши-то оружейники к бою не очень привычны - думают, чем крепче - тем лучше - шутка ли: почти что сантиметр - Олег Иваныч лично измерил, интереса ради - да это еще не считая кольчужицы, под доспех надетой, - в общем, миллиметров тринадцать получается - как у немецкого танка PZ-II. Рыцарские-то латы - прочные, но удобные и не столь тяжелы - килограмм двадцать - двадцать пять, не то что нынешние новгородские - почитай все сорок будут! Попробуй рукой шевельни. Рыцари-то в этаких только по турнирам ездили. Зато и пробить доспехи новгородские затруднительно, разве что ружьишком противотанковым.

Кроме латников, остальные ополченцы куда как хуже выглядели. Кто в панцире, кто в кольчужице драной, кто с копьем, кто с мечом дедовским. Оружие-то ладно - так ведь и умения воинского - кот наплакал. Да и откуда ему взяться, умению-то, у тех же кузнецов, молотобойцев, кожемяк? Ежели и умеет кто драться, так впереди не судный поединок ждал - битва знатная. Не только от воевод в битве победа зависела, но и от сноровки ратной. В бою строй менять, переходы да защиту делать - все взаимодействия требовало, от каждого - мастерства да понимания.

Людина конца проехали ополченцы, за ними Загородский, затем Неревский... Геронтий, с уличанами своими прошествовав, Олегу рукой помахал.

Потом Торговая сторона пошла - Славенский конец да Плотницкий.

Олег Иваныч дождался своих - Славенских, коня пришпорил, замахал рукой Олексахе - тот с Путной улицы с людишками шел - конь-то в пути пал от жары. Весел был Олексаха - шутил да смеялся, верил - близка победа, вон воинство-то эдакое! Ни конца не видать, ни краю. Голова с воеводами да посадником впереди - еле видать! А хвост, с Плотницкими, еще из лесу не вышел. Многолюдство грозное...

Ничего не сказал Олег Иваныч, услыхав похвальбу Олексахину. Покачал головой только, понимал - не числом воюют, уменьем. Знал - в московском-то войске не сбитенщики да квасники - народец подобрался умелый, сноровистый. Воеводы опытны - каждый свой "наказ" от великого князя имеет, однако и нарушить "наказ" сей, в случае чего, запросто можно, так и сказано: "поступать по делу глядя".

За холмом деревня показалась. Избы бревенчаты, черны, церковь с маковкой, серебристой дранкой крыта. Мусцы - селишко то звалось. Дорога здесь проходила из Пскова к Новгороду. Тут и должны были появиться псковичи, с ратью московской соединиться. Тут их и ждать порешили. По одному вражин разбить.

Спешились, кто о конь был, лагерь творить стали. Разбивать шатры узорчатые, коновязи ставить, кто попроще - ветки на шалаши рубить. Запалили костры, сели полдничать - к вечеру было дело.

Олег Иваныч знакомых навестил в полку владычном. Сам-то он со славенскими шел, в ополчении, не звал его нынче Феофил в полк, не приказывал. А прощаясь, говорил смурно, ровно на смерть провожая. Видно было - не хотел владыко на православного государя руку поднимать, в святой вере русской раскол посеять. Те же мысли и в полку софийском были. Говорили: "Будем с плесковичами биться, а с москвитянами - как Бог..." Как Бог... А как Бог? Конечно, за православных, за Филиппа, митрополита Московского. Вот и смотри на владычный полк, вот и думай. Где же славенцы-то? Вона, кострище палят... Мужики бугаистые. Нет, вроде не славенцы.

- Откель будете, вой?

- Неревские мы, с Кузьмодемьянской...

- Часом, не видали Славны?