делом, прошло много времени.
посерело от страха, когда он повернулся спиной к пролому, опустился на
четвереньки и стал спускаться вниз.
при этом глаза. Но спускаться с закрытыми глазами он не мог; привычка
прокаженного контролировать себя, а также необходимость держать все
чувства начеку были слишком сильны. Однако когда глаза были открыты,
начинала кружиться голова.
прямо перед собой. С первого же шага он понял, что наибольшая опасность
для него заключается в немоте ног. Немые руки заставляли его чувствовать
себя неуверенно из-за непрочности захвата, и прежде, чем ему удалось
преодолеть пятьдесят футов, он уже цеплялся за края ступенек с такой
силой, что у него начало сводить судорогой плечи. Но он мог видеть свои
руки, видеть, что они на скале, что боль в запястьях и локтях - не
мистификация. Ног Кавинант видеть не мог - для этого надо было смотреть
вниз. Лишь тогда он убеждался в том, что его нога попала на следующую
ступеньку, когда лодыжка чувствовала давление всего тела. Каждый шаг вниз
он делал наугад. Если неожиданно подкатывал новый приступ слабости, Томас
был вынужден, держась за скалу, крепко сжимать бока локтями, при этом
целиком полагаясь на невидимую опору под ногами. Он старался скидывать
ногу дальше таким образом, чтобы вибрация тела при контакте говорила ему,
когда ступни ног находятся у края следующей ступени; но когда он ошибался,
его голени и колени стукались о каменные углы, и острая боль заставляла
ноги подгибаться.
заливающий глаза, Кавинант проклинал судьбу, отнявшую у него два пальца,
которых, возможно, как раз и не хватит, чтобы удержаться, если ноги
сорвутся. Вдобавок, отсутствие половины руки приводило к тому, что
Кавинанту казалось, будто правой рукой он держится слабее, чем левой, что
его тело под собственной тяжестью смещается с лестницы влево. Чтобы
компенсировать это, он время от времени заносил ноги вправо и постоянно
промахивался мимо ступенек с этой стороны.
уже ничего не видели, но Кавинант боялся освободить одну руку, потому что
мог потерять равновесие. Судороги сотрясали его спину и плечи. Ему
приходилось сжимать зубы, чтобы не закричать, призывая на помощь.
быстрее. Мышцы стали уставать - напряжение в коленях и локтях было слишком
велико - и с каждой ступенькой он все больше терял контроль над спуском.
Томас заставил себя остановиться и отдохнуть, хотя страх гнал его вниз,
чтобы побыстрее покончить с этим. В какое-то мгновение ему пришла в голову
дикая мысль, что лучше повернуться и прыгнуть в надежде на то, что склон
горы окажется достаточно близко и он останется жив. Потом он услышал звук
шагов Лены, приближавшейся к его голове. Кавинант хотел протянуть руку и
ухватиться за ее лодыжку, заставить ее спасти его. Но даже эта надежда
казалась призрачной, и он остался висеть на прежнем месте, охваченный
дрожью.
выкрикнутых Леной, не сразу дошел до него:
Кавинант снова продолжил спуск вниз.
вызванной потоками пота, - и затем он оказался внизу, лег ничком на
горизонтальном грунте - основании Смотровой - и, задыхаясь, стал ждать,
когда закончится страшная ломота в конечностях. Воздух устремлялся в его
легкие и вырывался из них со звуком, напоминающим рыдания. Томас
прислушивался к нему, пока этот звук не затих и он не смог дышать более
спокойно.
черный палец Смотровой Кевина, указывающий на полуденное солнце,
возвышающийся подобно башне, склон горы и Лену, склонившуюся над ним так
низко, что ее волосы почти касались его лица.
суд Божий, оставшись в живых после ритуального испытания головокружением.
Он одолел-таки эту лестницу. Чувствуя огромное облегчение, он был уверен,
что нашел правильный ответ на ясную угрозу сумасшествия, на необходимость
реалистичного и понятного объяснения всей данной ситуации, начавшейся с
момента его появления на Смотровой Кевина. Он посмотрел вверх, на
лучезарное небо, и оно казалось чистым, не оскверненным пожирателями
падали.
она улыбается.
разглядывая свои руки, он обнаружил кровь на ладонях и кончиках пальцев.
Колени, локти и голени словно горели и, когда он их потрогал, отозвались
болью.
ноги.
чувствую этих царапин и ссадин. Никакой боли.
инфекция, и пришлось их отрезать. Мне надо немного мыла и воды.
целебная грязь.
кивнула и сразу же пошла по тропинке.
уступа крутого горного склона, пока не упиралась в ущелье, беспорядочно
усеянное камнями. Мышцы Кавинанта сжимало словно щипцами, поэтому двигался
он довольно неуклюже. Сначала он следовал за Леной вверх по ущелью, потом
осторожно спускался по ступенькам, грубо высеченным в склоне крутой
трещины, уходящей в гору. Когда они достигли дна этой расщелины, Лена
пошла дальше вдоль нее, обратив внимание Кавинанта на каменистую осыпь под
ногами. Так они шли, и тем временем полоска неба над головой становилась
все уже, а стены расщелины постепенно смыкались. Их окружали густые
влажные испарения, и холодные тени становились все глубже, пока наконец
темное платье Лены почти совсем не слилось с сумраком впереди. Кавинант
увидел, что впереди расщелина резко поворачивает влево, а затем она
внезапно открылась в маленькую освещенную солнцем долину, посреди которой
сверкал ручей, а по его берегам зеленели травы и высокие сосны.
целебнее этого?
открывшейся перед ним картины. В длину долина имела не более пятидесяти
ярдов, и в дальнем ее конце ручей снова поворачивал влево и исчезал между
двумя отвесными стенами. В этом небольшом кармашке, запрятанном в
колоссальной толще гор, земля была комфортабельно зеленой и солнечной, а
воздух был одновременно и свежим и теплым, напоенный ароматом сосны,
благоухающий запахами весны. Вдохнув этот воздух, Кавинант почувствовал,
как его грудь заныла от привычной тоски по утраченному здоровью.
была такой густой, что он чувствовал ее даже сквозь напряженные связки
коленей и икр. Казалось, она помогает ему идти к ручью и очищает его раны.
беспокоило Кавинанта. Его руки были слишком немы, чтобы быстро ощутить
холод. Присев на корточки на плоском камне возле воды, он погрузил их в
поток и начал тереть одну о другую. Его запястья сразу почувствовали
холод, но пальцы едва его ощутили, и, тщательно промывая порезы и трещины,
Кавинант не чувствовал никакой боли.
пытаясь что-то отыскать, но он был слишком занят, чтобы полюбопытствовать,
что она делает. Яростно протерев руки, Кавинант дал им немного отдохнуть,
а затем закатал рукава, чтобы осмотреть локти. Они покраснели и саднили,
но целостность кожи не была нарушена.
ушиблены. Пятна синяков на них уже начали темнеть и в скором времени они
должны были стать совсем черными; но толстый материал брюк выдержал, и
кожа здесь тоже оказалась неповрежденной. В определенном смысле синяки