Чтение 12–й страницы книги ~Нездешний~

работу с присущим ему мастерством, хотя сейчас корчился от стыда, вспоминая
об этом, и крепко зажмуривался, видя мысленным взором, как летит к цели
стрела.

Ночь была прохладна, и звезды мерцали, как наконечники копий. Он
потянулся, силясь вернуться к настоящему, но лицо жертвы вставало перед ним
снова и снова... незлобливое лицо мучимого раскаянием человека, с мягкими
глазами и доброй улыбкой. Он нагнулся сорвать цветок, когда стрела
Нездешнего пронзила ему спину...

- Нет! - вскричал Нездешний, отмахиваясь от мучительного воспоминания.
"Надо думать о чем-нибудь другом... все равно о чем!"

После убийства он бежал на восток, собираясь отправиться в Вагрию за
золотом Каэма. По дороге он разговорился с купцом, едущим с севера, и тот
рассказал ему о смерти банкира Кероса. Трое грабителей убили его в
собственном доме и забрали все золото и драгоценности.

Нездешний понял тогда, что его предали, но нечто, что было сильнее его,
влекло его дальше по намеченному пути. Он явился во дворец Каэма и перелез
через высокую садовую стену. Убив двух сторожевых псов, он вошел в здание.
Он не знал, где находятся покои Каэма, - пришлось разбудить служанку и,
угрожая ей ножом, заставить проводить его в спальню хозяина. Каэм спал на
третьем этаже. Нездешний ударил девушку по затылку, подхватил ее, не дав
упасть, и уложил на белый меховой коврик. Потом подошел к кровати и
приставил нож к горлу Каэма. Тот широко раскрыл глаза.

- А в более подходящее время ты прийти не мог? - спросил он спокойно.

Нож Нездешнего чуть-чуть вошел в шею, и проступила кровь. Каэм посмотрел
в темные глаза убийцы:

- Ты, как видно, слышал о Керосе. Надеюсь, ты не считаешь, что это моих
рук дело.

Нож вошел чуть поглубже, и Каэм поморщился.

- Я знаю, что это сделал ты, - прошипел Нездешний.

- Может, поговорим?

- Поговорим о двадцати четырех тысячах золотом.

- Согласен.

С этими словами Каэм извернулся и рукой сшиб Нездешнего с кровати.
Внезапность нападения ошеломила его - он вскочил и оказался лицом к лицу с
жилистым воеводой, который успел выхватить меч из ножен, висевших на
столбике.

- Стареешь, Нездешний, - сказал Каэм. Дверь распахнулась, вбежал молодой
человек с луком и наложенной на тетиву стрелой.

Нездешний взмахнул рукой, и юноша упал с черным ножом в горле. Перескочив
через труп, Нездешний бросился к двери.

- За это ты умрешь! - закричал Каэм. - Слышишь меня? Ты умрешь!

Сбегая по широкой лестнице, Нездешний слышал за собой рыдания: убитый был
единственным сыном Каэма.

И теперь вагрийцы охотятся за его убийцей.

***

Нездешний завернулся в одеяла и сел, прислонясь спиной к камню. Вскоре он
услышал, как подходит старик, шурша грубыми одеждами в высокой траве.

- Можно посидеть с тобой?

- Сделай милость.

- Красивая ночь, правда?

- Почем ты знаешь? Ты ведь слеп.

- Воздух свеж и прохладен, а тишина, словно маска или плащ, скрывает под
собой самую разнообразную жизнь. Там, направо, сидит заяц, недоумевая, зачем
двое людей подошли так близко к его норе. Налево затаилась, выслеживая
зайца, лиса - самка, судя по запаху. А над головой летают летучие мыши,
любуясь ночью так же, как я.

- Слишком уж она светлая на мой вкус.

- Быть дичью всегда тяжело.

- Я так и думал, что ты знаешь.

- О чем? О том, каково быть дичью, или о том, что Черное Братство ищет
тебя?

- И о том и о другом. Впрочем, все равно.

- Ты был прав, Нездешний. Я здесь не случайно. Я искал тебя. Так, может
быть, бросим вилять?

- Как скажешь.

- У меня к тебе послание.

- От кого?

- Я не уполномочен говорить об этом - объяснение заняло бы слишком много
времени. У меня нет столько в запасе. Скажем так: тебе дается случай
искупить свои грехи.

- Очень мило - но мне нечего искупать.

- Как знаешь. Я не хочу с тобой спорить. Скоро ты доберешься до стана
Эгеля и найдешь там расшатанную, обреченную на поражение армию. Ты мог бы им
помочь.

- Ты что, рехнулся, старик? Эгеля уже ничто не спасет.

- Я не сказал "спасти". Я сказал "помочь".

- Что пользы помогать покойнику?

- А что пользы тебе было спасать священника?

- Это была прихоть, черт возьми! И я еще не скоро позволю себе нечто
подобное.

- Почему ты сердишься?

Нездешний невесело хмыкнул в ответ.

- Знаешь, что с тобой произошло? Тебя коснулся Исток, и теперь ты
пытаешься вырваться из его цепей. Когда-то ты был хорошим человеком и знал,
что такое любовь. Но любовь умерла, а поскольку в пустоте жить никто не
может, ты наполнил себя... не ненавистью, безразличием. Последние двадцать
лет ты не жил - ты был ходячим мертвецом. Спасение священника было твоим
первым хорошим поступком за два десятилетия.

- Ты пришел, чтобы прочесть мне проповедь?

- Нет. Я проповедую, сам того не желая. Я не могу объяснить тебе Исток.
Можно сказать, что Исток - это простодушие, чудесное простодушие, чистота и
радость. Но перед житейской мудростью все это терпит крах, ибо Исток ничего
не ведает о жадности, похоти, обмане, ненависти и разнообразных видах зла. И
все же он всегда торжествует, ибо он дает, ничего не получая взамен: платит
добром за зло, любовью за ненависть.

- Пустые слова. Вчера у нас погиб мальчик. Он ни к кому не питал
ненависти, но какой-то злобный сукин сын подстрелил его. По всей стране
тысячами гибнут хорошие, добрые люди. Не говори мне о торжестве. Всякое
торжество построено на крови невинных.

- Вот видишь, какой я простак. Но я встретил тебя и понял, что значит
торжествовать. Нашел еще один кусочек головоломки.

- Рад за тебя, - съязвил Нездешний и сам себя устыдился.

- Позволь мне объяснить, - мягко произнес старик. - У меня был сын -
звезд с неба он, быть может, и не хватал, но сердце у него было любящее.
Однажды его собака пострадала в схватке с волком так сильно, что ее
следовало бы умертвить. Но сын не позволил. Он сам зашил ей раны и сидел
рядом с ней пять дней и пять ночей, вливая в нее волю к жизни. Но собака
умерла, и он не мог утешиться, потому что ценил жизнь превыше всего. Когда
он вырос, я передал ему все, чем владел, и вручил ему бразды правления, а
сам отправился странствовать. Так вот, во всем, что бы он ни делал, всегда
присутствовала память о той собаке.

- И какова же мораль этой истории?

- Это зависит от тебя, ибо сейчас в этой истории появишься ты. Мой сын
увидел, что все, доверенное ему мной, находится в опасности, и предпринял
отчаянную попытку спасти свое достояние. Но он был слишком мягок, и
захватчики вторглись на мою землю и стали убивать мой народ. Тогда сын
понял, что заблуждался, и наконец-то стал мужчиной, сознающим, что жизнь
зачастую ставит нас перед тяжким выбором. Он созвал своих военачальников и
выработал с ними план освобождения народа. А после он пал от руки наемного
убийцы. Жизнь его оборвалась... и он, поняв, что все пошло прахом, испытал
такое отчаяние, что оно дошло до меня за тысячу лиг. Жестокая ярость
охватила меня, и я задумал убить тебя. Я мог бы это сделать даже и теперь.
Но Исток коснулся меня, и я пришел к тебе с разговором.

- Твой сын - король Ниаллад?

- Да. А я - Ориен Двоеручный. Вернее, был им когда-то.

- Мне жаль твоего сына, но сделанного не воротишь.

- Ты говорил о смерти невинных. Быть может, если бы мой сын не умер,
многие из них тоже остались бы живы.

- Я знаю и сожалею о содеянном... но изменить ничего не могу.

- Не в этом суть. Суть в тебе. Исток избрал тебя, но ты сам должен
сделать выбор.

- Избрал? Для чего? Единственный талант, которым я обладаю, вряд ли может
пригодиться Истоку.

- Это не единственный твой талант. Известно тебе что-нибудь о моей
прежней жизни?

- Я знаю, что ты был великим воином и никто не мог победить тебя в бою.

- Видел ты мою статую в Дренане?

- Да. Ты стоишь там в бронзовых доспехах.

- Вот-вот. Многие хотели бы узнать, где они находятся, и Братство
разыскивает их, ибо они таят в себе угрозу вагрийской империи.

- Значит, они волшебные?

- Нет - по крайней мере не в том смысле, как ты понимаешь. Их изготовил
когда-то великий Акселлиан. Его мастерство не знает себе равных, а оба меча
выкованы из заветной стали-серебрянки, которая никогда не тупится. Эти
доспехи дадут Эгелю шанс - не больше.

- Каким же образом, если они, как ты говоришь, не содержат в себе магии?

- Магия таится в человеческом разуме. Когда Эгель наденет эти доспехи,
будет так, словно вернулся Ориен, - а Ориен не знал поражений. Народ хлынет