Чтение 12–й страницы книги ~Шестая колонна~

— Если будете держаться достаточно высокомерно, им это и в голову не придет. Главное — побольше нахальства. Они должны привыкнуть к мысли, что, если человек в мантии и с нимбом над головой, — значит, никаких документов ему не требуется. Потом это нам будет очень на руку.

— Ладно, попробую. Только я ничего не обещаю.

— Думая, справитесь. Во всяком случае, ничего плохого с вами случиться не может — вы для этого прекрасно экипированы. Не выключайте защитный экран, пока кто-нибудь есть поблизости. Не пытайтесь объяснять им, что это такое, пусть упрутся в него, если вздумают подойти. Это чудо, а чудеса объяснять не надо.

— Хорошо.

Донесением лейтенанта командование осталось недовольно. Не испытал удовлетворения и сам лейтенант. Он почувствовал, что задета его личная честь, что он потерял лицо. Это ощущение только усилилось, когда непосредственный начальник сказал ему:

— Вы, офицер армии Небесного Императора, допустили, чтобы вас унизили в присутствии людей низшей расы. Что вы можете сказать в свое оправдание?

— Прошу простить меня, мой господин.

— Дело не во мне. Вы должны держать ответ перед своими предками.

— Я понял, мой господин!

— Он протянул руку к короткой сабле, висевшей у него на боку.

— Не спешите с этим — я хочу, чтобы вы сами все рассказали Кулаку Императора.

Кулак Императора — военный губернатор округа, на территории которого находились и Денвер, и Цитадель, выслушал рассказ лейтенанта так же неласково.

— Как вас угораздило вторгнуться в их святыню? Эти люди — как дети, они легко возбудимы. Ваши действия могут привести к гибели многих более достойных, чем вы. А нам придется опять истребить множество рабов, чтобы их проучить.

— Я совершил ошибку, мой господин.

— Несомненно. Можете идти. Лейтенант вышел, чтобы в самое ближайшее время отправиться в путь, — но не к семье, а к прародителям.

Кулак Императора повернулся к своему адъютанту.

— Служители этого культа, вероятно, обратятся к нам с жалобой.

Позаботьтесь о том, чтобы умиротворить их, и заверьте, что их богам ничто не грозит. Запишите все данные об этой секте и отдайте распоряжение ее не трогать. — Он вздохнул. — Ох, как мне надоели эти дикари с их лжебогами!

Но иначе нельзя: боги, которым поклоняются рабы, и их служители всегда выступают на стороне господ. Это закон природы.

— Воистину так, мой господин!

Ардмор очень обрадовался, когда Томас благополучно вернулся в Цитадель.

Как бы ни был он уверен, что Джефф способен выпутаться из самого трудного положения, как бы ни убеждал его Кэлхун, что защитный экран, если правильно с ним обращаться, может предохранить от любого оружия, какое только есть в распоряжении паназиатов, — Ардмор немало поволновался, пока Томас ходил подавать жалобу властям. В конце концов, паназиаты не поощряют местные религии, — они их только терпят.

— Добро пожаловать домой, приятель! — воскликнул он, хлопнув Томаса по спине. — Рад снова видеть вашу противную физиономию. Ну как?

Рассказывайте.

— Дайте мне сначала скинуть эту проклятую мантию. Сигарета есть? Вот чем плохо быть святым — они не курят.

— Есть, конечно. Вот, держите. Что-нибудь ели?

— Нет, и уже давно.

Ардмор снял трубку и позвонил на кухню.

— Алекс, принесите каких-нибудь деликатесов для лейтенанта Томаса! И скажите всем — они могут услышать, что он будет рассказывать, если заглянут ко мне в кабинет.

— Спросите, нет ли у него авокадо. Давно не ел экзотических фруктов. Переговорив с Хау, Ардмор сообщил:

— Говорит, что авокадо у него в морозильнике, но он сейчас разморозит парочку. Теперь рассказывайте. Что сказала Волку Красная Шапочка?

— Знаете, вы можете не поверить, командир, но все прошли на удивление гладко. Я добрался до города, подошел к первому же азиату-полицейскому, который попался навстречу, сошел с тротуара и благословил его — посох в левой руке, правая над головой. Никаких там смиренных поз, сложенных рук и склоненных голов! Потом я говорю: «Да пребудет с тобой мир! Пусть повелитель проводит своего слугу к наместнику Небесного Императора!» По-моему, он был не силен в английском и позвал на помощь еще одного плоскомордого. Этот по-английски немного понимал, и я еще раз сказал то же самое. Они пощебетали что-то между собой нараспев, а потом отвели меня во дворец к Кулаку Императора. Так и шли, вроде торжественной процессии — они по бокам, а я в середине и немного впереди.

— Это вы хорошо придумали, — одобрил Ардмор.

— Мне тоже так показалось. В общем, привели они меня туда, и я рассказал всю историю какому-то мелкому чиновнику. Результат был потрясающий: меня тут же повели к самому Кулаку.

— Ну да?

— Погодите, это еще не все. Я, правда, немного струхнул, но сказал себе: «Джефф, приятель, если покажешь им, что боишься, тебе отсюда живым не уйти». Я знаю, что перед чиновником такого ранга белому человеку полагается пасть на колени, но я этого делать не стал, а благословил его стоя в точности так же, как тех двоих. И это мне сошло с рук! Он посмотрел на меня и сказал: «Благодарю тебя за благословение, святой человек. Ты можешь подойти». Между прочим, прекрасно говорит по-английски. Ну, я довольно подробно рассказал ему, что тут у нас случилось, — официальную версию, конечно, — и он начал меня расспрашивать.

— О чем?

— Сначала спросил, признает ли моя религия власть Императора. Я заверил, что признает, что наши последователи обязаны подчиняться светским властям во всех светских делах, но что поклоняться наша вера велит только истинным богам и так, как мы привыкли. Потом я пустился в теологические рассуждения. Сказал, что все люди поклоняются единому Богу, но у него тысяча ипостасей. В своей небесной мудрости Бог представляется разным народам в разных ипостасях, потому что не подобьет слугам и повелителям поклоняться ему одинаково. Поэтому шесть его ипостасей — Мотаа, Шаам, Менс, Тамар, Бармак и Дис — отведены для белых людей, так же как Небесный Император та его ипостась, которой поклоняется раса повелителей.

— Ну и как он к этому отнесся?

— Кажется, решил, что это довольно удобное учение — для рабов. Он спросил, чем еще занимается наша церковь, кроме богослужений, и я сказал, что наше главное стремление — помогать бедным и больным. Это ему, по-моему, понравилось. Похоже, что раздача пособий на бедность доставляет нашим добрым повелителям порядочные хлопоты.

— Пособий? А разве они раздают какие-нибудь пособия?

— Ну, не совсем пособия. Но когда сгоняешь пленных в концлагерь, их нужно чем-то кормить. Экономика почти совсем разрушена, и наладить ее они еще не успели. Я думаю, они будут только приветствовать движение, которое хоть немного облегчит им заботу о пропитании рабов. — Хм-м-м… Ну и что дальше?

— Ничего особенного. Я заверил его, что наша вера запрещает нам, духовным пастырям, заниматься политикой, а он сказал, что нас трогать больше не будут, и отпустил меня. Я еще раз его благословил, повернулся и пошел восвояси.

— Похоже, тебе удалось его умаслить, — сказал Ардмор.

— Не знаю, командир. Этот старый прохвост умен, как Макиавелли.

Впрочем, нет, никакой он не прохвост, он настоящий государственный деятель.

Должен сказать, что он произвел на меня большое впечатление. Паназиаты вовсе не такие дураки — все-таки они завоевали и удерживают полмира, это сотни миллионов людей. Если они терпят местные религии, значит, считают, что это правильная политика. И пусть считают, нам только на руку, что у них такие умные и опытные чиновники.

— Вы, конечно, правы, мы, безусловно, не должны их недооценивать.

— Но я еще не кончил. Когда я выходил из дворца, меня опять взяли под караул два солдата и так от меня и не отходили. Я шел и шел себе, не обращая на них внимания. Идем мы мимо центрального рынка, а там стоят в очередях несколько сотен белых — пытаются купить какой-нибудь еды по своим продовольственным карточкам. И тут мне пришло в голову: дай-ка проверю, так ли уж я неприкосновенен. Я остановился, забрался на ящик и принялся говорить проповедь.

Ардмор присвистнул.

— Господи, Джефф, вы не должны были так рисковать!

— Но ведь надо было это выяснить, майор. К тому же я был почти уверен, что в самом худшем случае они меня только остановят, и все.

— Ну, пожалуй. Так или иначе, нам все равно приходится рисковать, тут ничего не поделаешь. Вполне может оказаться, что храбрость — самая лучшая политика. Простите, я вас перебил. И что было дальше?

— Сначала мои конвоиры обалдели от неожиданности и не знали, что делать. Я продолжал, а сам время от времени на них поглядывал. Скоро к ним подошел еще один, видимо, старший по званию, они посовещались, и он куда-то ушел. Минут через пять снова появился, встал и смотрит, как я разглагольствую. Я решил, что он ходил звонить куда следует и ему велели меня не трогать.

— А как реагировали люди?

— По-моему, больше всего их поразило то, что белый человек у всех на глазах нарушает установленные правила и это ему сходит с рук. Много говорить я не стал, а только твердил, что «грядет Учитель», и всячески разукрашивал эту тему разными красивыми словами. Говорил, что они должны быть паиньками и не бояться, ибо Учитель грядет, чтобы накормить голодных, исцелить больных и утешить страждущих.

— Хм-м-м… Значит, вы надавали обещаний, и нам теперь придется их выполнять.

— Я как раз к этому подхожу, командир. Мне кажется, мы должны срочно открыть в Денвере свой филиал.

— У нас слишком мало людей, чтобы открывать филиалы.

— Разве? Не хотел бы с вами спорить, только я не представляю себе, как мы сможем навербовать себе последователей, если не отправимся к ним сами.

Сейчас они вполне к этому готовы: будьте уверены, что каждый белый человек в Денвере уже слышал про старика с нимбом — не забудьте про нимб, командир! — который говорил проповедь на рынке, и азиаты его не трогали. Да они будут сбегаться к нам толпами!

— Может быть, вы и правы.

— Думаю, что прав. Согласен, мы не можем послать туда никого из основного персонала Цитадели. Но вот что можно сделать. Мы с Алексом пойдем в город, подыщем подходящее здание и начнем службы. На первых порах можно будет обходиться излучателями, вмонтированными в посохи, а потом Шир отделает нам интерьер и установит стационарный излучатель в алтаре. Как только дело наладится, я оставлю там Алекса — и он станет нашим миссионером в Денвере.

Пока Ардмор беседовал с Томасом, в кабинете понемногу собрались все остальные. Ардмор повернулся к Алексу Хау.

— Что вы на это скажете. Хау? Сможете изображать из себя священника, говорить проповеди, организовывать благотворительность и все такое?

Горец ответил не сразу.

— Я думаю, майор, мне бы лучше остаться при прежнем занятии.

— Да тут нет ничего трудного, — настаивал Ардмор. — Проповеди для вас можем писать мы с Томасом. Все, что от вас потребуется, — это не болтать лишнего, глядеть в оба и всех подходящих людей заманивать сюда для вербовки.

— Дело не в проповедях, майор. Проповедь я сказать могу, когда-то в молодости сам был проповедником. Но только мне совесть не позволит распространять эту липовую религию. Я знаю, цель у вас благородная, и я согласился быть с вами, но лучше уж я останусь при кухне.

Ардмор задумался, а потом очень серьезно ответил.

— Алекс, я, кажется, вас понимаю. Я никого не хочу заставлять действовать против совести. Мы бы не пошли на то, чтобы создавать видимость церкви, если бы могли сражаться за Соединенные Штаты как-нибудь иначе.

Неужели ваша вера запрещает вам сражаться за свою страну?

— Нет, не запрещает.

— Главной вашей обязанностью в качестве священника будет помогать беспомощным людям. Неужели это не соответствует вашей вере?