Чтение 12–й страницы книги ~Мечи против колдовства~

Все это, в особенности преодоление гигантских пробок, приходилось
проделывать под ливнем каменных обвалов Звездной Пристани - так что каждая
новая пробка над головами была желанным прикрытием до тех пор, пока ее не
нужно было обходить. А по временам в камин обрушивались стремительные
снежные потоки, порожденные одной из лавин, вечно скатывающихся с тихим
шелестом вниз по Северной Косе - и это была еще одна опасность, против
которой следовало принимать меры предосторожности. Ледяная вода стекала
время от времени вниз по камину, перчатки и обувь путников промокли, а все
опоры становились ненадежными.

Вдобавок ко всему, воздух теперь был более разреженным, так что
друзьям приходилось чаще останавливаться и, задыхаясь, глубоко втягивать
воздух в себя, пока легкие не насыщались. А левая рука Фафхрда начала
пухнуть в том месте, где ее коснулся ядовитый пар из клыка лохматого змея.
Вскоре Северянин с трудом мог согнуть распухшие пальцы, чтобы уцепиться за
трещину или веревку. Кроме того, рука чесалась и ныла. Фафхрд то и дело
засовывал ее в снег, но и это не приносило облегчения.

Их единственными союзниками в этом крайне тяжелом восхождении были
жаркое солнце, подбадривающее своим сиянием и смягчающее все возрастающий
холод неподвижного разреженного воздуха, а также трудность и изменчивость
самого подъема, которые, по крайней мере, не оставляли времени думать о
пустоте вокруг них и под ними - в последнем случае расстояние было гораздо
большим, чем где бы то ни было на Обелиске. Холодная Пустошь казалась иным
миром, парящим в пространстве совершенно независимо от Звездной Пристани.

Один раз приятели заставили себя немного поесть и несколько раз пили
мелкими глотками воду. И один раз у Мышелова начался приступ горной
болезни, окончившийся только тогда, когда он совсем изнемог от позывов к
рвоте.

Единственное происшествие во время подъема, не связанное с безумной
особой Звездной Пристани, случилось тогда, когда друзья обходили пятую по
счету каменную пробку. Они двигались медленно, словно два больших слизня;
Мышелов на сей раз впереди, неся Хриссу, а Фафхрд поднимался почти
вплотную за ними. В этом месте Северная Коса сужалась настолько, что по ту
сторону снежного потока был виден горб Северной Стены.

Путники услышали жужжание, непохожее на то, которое издавали падающие
камни. Затем оно повторилось, на этот раз ближе, и окончилось резким
щелчком. Когда Фафхрд выбрался на вершину пробки и оказался под прикрытием
стен, в его мешке торчала стрела со смертоносным зазубренным наконечником.

Мышелов осторожно высунулся и посмотрел в северном направлении, при
этом третья стрела прожужжала совсем рядом с его головой, и Фафхрд,
который держал его за щиколотки, быстро втянул Мышелова обратно.

- Это был Кранарх, вне всякого сомнения; я видел, как он спускал свой
лук, - сообщил Мышелов. - Гнарфи не видно, но один из их новых приятелей,
одетых в коричневый мех, притаился позади Кранарха, на том же самом
уступе. Я не смог разглядеть его лицо, но это весьма дородный коротконогий
парень.

- Они опережают нас, - проворчал Фафхрд.

- А еще они не стесняются совмещать скалолазание с убийством, -
заметил Мышелов, обламывая оперение стрелы, торчащей из мешка Фафхрда, и
выдергивая древко. - О, приятель, я боюсь, что твой спальный плащ
продырявлен в шестнадцати местах. И тот пузырек с мазью из сосновой смолы
- он тоже пробит насквозь. Ах, какой чудесный запах!

- Я начинаю думать, что эти двое из Иллик-Винга играют не по
правилам, - заявил Фафхрд. - Так что... вставай и пошли!

Путники устали, как собаки, даже кошка Хрисса, а солнце уже стояло
всего на ширину десяти пальцев (на конце вытянутой руки) над плоским
горизонтом Пустоши, и что-то в воздухе сделало Светило белым, как серебро,
так что оно больше уже не посылало тепло сражаться с холодом. Но уступы
Гнезд были уже совсем близко, и можно было надеяться, что на них найдется
лучшее место для лагеря, чем в камине.

Поэтому, хотя каждая мышца Мышелова и Хриссы протестовала, они
подчинились команде Фафхрда.

На полдороге к Гнездам начался снегопад; мелкие, похожие на пыль,
снежинки, как и прошлой ночью, падали отвесно вниз, но более густо.

Бесшумный снегопад создавал впечатление безмятежности и безопасности,
которое было как нельзя более обманчивым, поскольку снег скрывал
камнепады, которые все еще срывались вниз по камину, словно артиллерия
Бога Случая.

В пяти ярдах от вершины камень размером с кулак задел скользящим
ударом правое плечо Фафхрда так, что его здоровая рука онемела и безвольно
повисла, но то небольшое расстояние, которое еще оставалось, было таким
легким для подъема, что Северянин смог преодолеть его с помощью ботинок и
вздувшейся, почти ни к чему не пригодной, левой руки.

Он осторожно выглянул через верх камина, но Коса здесь снова
расширилась, так что Северная Стена была не видна. Первый уступ тоже был
благословенно широким и так сильно прикрыт выступом скалы, что на его
внутреннюю часть не попадал даже снег, не говоря уже о камнях. Фафхрд с
новым пылом забрался наверх, за ним последовали Мышелов и Хрисса.

Но в тот момент, когда они свалились наземь, чтобы отдохнуть у задней
стенки карниза, и Мышелов, извиваясь, выбрался из лямок своего тяжелого
мешка и отвязал от запястья скалолазный шест - потому что даже он
превратился в мучительно тяжелую ношу - путники услышали в воздухе
привычный уже шелестящий звук, и огромный плоский силуэт медленно
скользнул вниз, сквозь обрисовывающий его посеребренный солнцем снег. Он
поравнялся с уступом и на этот раз не пролетел мимо, но остановился и
завис, словно гигантская манта, обнюхивающая берег моря; а на снегу у края
уступа появилось десять узких отпечатков, вдоль которых виднелись следы
присосок, словно туда вцепились десять коротких щупалец.

Со спины этого чудовищного невидимки поднялся другой, так же
обрисованный снегом. Он был поменьше, ростом и размером с человека. На
высоте, примерно там, где у фигуры находилась грудь, была единственная
видимая вещь: тонкий меч с темно-серым клинком и серебристой рукоятью,
направленный прямо в сердце Мышелова.

Внезапно меч метнулся вперед - почти так же быстро, как если бы его
бросили, - следом за ним, с той же стремительностью, рванулся
человекообразный вихрь, верхняя часть которого издавала теперь резкий
хохот.

Мышелов схватил одной рукой свою отвязанную скалолазную пику и нанес
удар по очерченной снегом фигуре позади меча.

Серый меч скользнул вокруг пики и внезапным резким поворотом выбил ее
из вялых от усталости пальцев Мышелова.

Черное приспособление, изготовлению которого Искусник Глинти посвятил
все вечера Месяца Ласки три года назад, исчезло в серебристом снегопаде и
пропало в бездне.

Хрисса попятилась к стене, рыча, брызгая слюной и дрожа всем телом.

Фафхрд лихорадочно нащупывал свой топор, но распухшие пальцы не могли
даже стянуть чехол, крепивший лезвие к поясу.

Мышелов, разъяренный потерей своей бесценной пики до такой степени,
что ему уже было совершенно наплевать, видит он врага или нет, выхватил из
ножен Скальпель и свирепо парировал удар серого меча, который снова
молнией метнулся вперед.

Мышелову пришлось отразить с дюжину ударов, и серое лезвие дважды
проткнуло его руку, прижав его спиной к стене, почти как Хриссу, прежде
чем Мышелов смог приноровиться к своему противнику - который был теперь
укрыт от падающего снега и стал полностью невидимым - Мышелов сам бросился
в атаку.

Теперь, свирепо уставившись в точку в футе над серым лезвием - в ту
точку, где, по всей видимости, находились глаза врага (если, конечно, на
голове врага были глаза) - Мышелов с напором устремился вперед, отбивая
удары серой шпаги, обводя Скальпель вокруг нее и отдергивая его в самый
последний момент, пытаясь сковать ее действия своим собственным клинком и
даже нанося стремительные уколы по невидимой руке и торсу.

Трижды Мышелов ощутил, как лезвие пронзало плоть, а один раз оно на
мгновение согнулось, встретив на пути невидимую кость.

Противник отскочил назад, прямо на спину незримого летуна, оставив
следы узких ступней в собравшемся там подтаявшем снегу. Летун покачнулся в
воздухе.

Мышелов, разгоряченный схваткой, чуть было не последовал за своим
врагом на эту невидимую, живую, пульсирующую платформу, однако
предусмотрительно остановился.

И хорошо, что он это сделал, потому что летун резко нырнул вниз,
словно скат, спасающийся от акулы, стряхивая растаявший снег со своей
спины и смешивая его со снегопадом. Мышелов и Фафхрд услышали, как
последний взрыв смеха, похожий больше на вой, затихает далеко внизу,
посреди серебристого мрака.

Мышелов и сам рассмеялся, слегка истерическим смехом, и отступил к
стене. Там он вытер свой клинок, почувствовал липкую невидимую кровь и
снова нервно рассмеялся.

Шерсть Хриссы все еще топорщилась - и улеглась очень нескоро.

Фафхрд прекратил попытки вытащить топор и серьезно сказал:

- Девушки не могли быть вместе с ним - иначе мы бы увидели их фигуры
или следы на покрытой грязью спине этого летуна. Я думаю, что он ревнует
их к нам и действует вопреки их желаниям.

Мышелов рассмеялся в третий раз - теперь уже просто дурацким смехом.

Темнота вокруг приняла темно-серый оттенок. Приятели занялись
разведением огня в жаровне и приготовлениями ко сну. Несмотря на все раны
и ушибы, а также крайнюю усталость, шок и страх, вызванные недавней
схваткой, пробудили в них новые сим, подняли дух и вызвали зверский
аппетит. Они на славу угостились тонкими ломтиками козлятины, поджаренными
над горящими шариками смолы или сваренными до бледно-серого цвета в воде,
которую, как ни странно, можно было пить, не обжигаясь, в то время, как