заметил, что она остановилась и что-то шепнула Саталу. Черноволосая
девушка обернулась и сделала ему предупреждающий жест. Он закрыл глаза и
опустил голову на руки. И услышал шаги Зачеля, спускавшегося в яму.
Прозвучал будящий свисток.
заколдованном мире, Кентон не знал Как и корабль, он запутался в
безвременной паутине.
Или если и выходила, то не попадалась ему на глаза.
верил душой и телом. Но он был уверен в хитрости северянина, не был
уверен, что тот сумеет изобразить сон, как это делал Кентон. Он не мог
рисковать.
мачты. Рабы спали. На черной палубе никого не было. И в лице Шарейн не
было насмешки. И когда она заговорила, слова ее нашли отклик в его сердце.
Пересекать барьер. Оставаться бодрствовать, когда другие рабы спят. Ты
сказал, что можешь разорвать цепи. Поскольку те две вещи ты можешь делать,
я верю, что и третья может оказаться правдой. Если только...
- Что ж, я тебе не лгал.
заковал тебя в цепи? Не высек тебя? не сделал тебя рабом?
Шарейн сыпала мне соль на раны своими насмешками? Своим смехом?
этого черного жреца? - спросил он.
заплатят. Ты получишь свободу - любые из моих драгоценностей - все бери...
мне от драгоценностей на этом проклятом корабле?
смогу высадить тебя в любом месте, где захочешь, в этом мире. Тут везде
ценятся драгоценности.
ты, кажется, можешь возвращаться, когда тебе грозит опасность?" Голос ее
теперь был сладкий яд. Но Кентон только рассмеялся.
чего же еще?
Я - должна отдаться тебе? Ты избитый пес. - Она бушевала. - Никогда!
почувствовал гнев, такой же настоящий, как и ее.
Богом, Шарейн, я возьму тебя!
меня трусом и лжецом, а теперь готова бросить мне плату мясника. Я захвачу
корабль своими руками. И теми же руками возьму - тебя!
будто ударившись о невидимую стену, упал со звоном у ее ног, лезвие
откололось от рукояти.
такое ненависть, как не очищающий пламень для чаши любви?
усмехаясь, склонил голову на весло. Скоро он спал, как и его сосед
северянин.
палубах стояли люди, они указывали, разговаривали, жестикулировали. Стая
птиц, первая увиденная им в этом странном мире, пролетела над головой.
Крылья у птиц были похожи на крылья больших бабочек. Оперение сияло как
лакированное золотым и ярко-зеленым цветом. Из раскрытых клювов доносились
крики, похожие на перезвон маленьких колоколов.
кончаются пища и вода.
Кентон взобрался на скамью, заглянул за нос. Надсмотрщик не обратил на это
внимания, его собственный взгляд был устремлен вперед.
усеянный кратерами радужной расцветки. Если не считать этих углублений,
весь остров казался сверкающим топазом, от основания, лежавшего в
переливчатом мелком лазурном море до вершины, на которой росли деревья с
листвой, похожей на оперение; ветви деревьев напоминали огромные плюмажи
из страусиных перьев, окрашенные в тусклое золото. Над ними и в них
мелькали яркие вспышки - как многочисленные летающие цветы.
и болтали. А на галерее стояла Шарейн и смотрела на остров грустным
задумчивым взглядом.
веслах медленно подходил все ближе и ближе. И только когда нос чуть не
уткнулся в берег, рулевой резко повернул рулевое весло и развернул
корабль. Они плыли вдоль берега, и султаны странных деревьев, овевающих
палубу своими листьями, походили на ту листву, которую рисует мороз на
стекле. Топазно-желтыми и солнечно-янтарными были эти листья, а ветви, с
которых они свисали, блестели, как высеченные из желтого хризалита. На них
висели огромные гроздья цветов, в форме лилий, пламенно-алых.
расщелину, которая рассекала остров почти до его середины. Берега
расщелины пестрели многоцветными кратерами, и Кентон теперь увидел, что
это просто поля цветов, росших как бы глубокими круглыми амфитеатрами. А
сверкающие вспышки оказались птицами - птицами всех размеров, маленькие не
больше стрекозы, а у самых больших крылья как у кондоров с высоких Анд.
Большие и маленький, все они летали на ярких крыльях бабочек.
изумрудного сверкания птичьих перьев.
Корабль проскользнул в устье оврага, в конце которого водопад обрушивал
дождь жемчужин в золотой бассейн, обрамленный папоротником. Послышался
звон цепи, упал якорь. Нос корабля развернулся, прорезал листву, уперся в
берег.
Шарейн смотрела им вслед с глубокой грустью. Женщины мелькнули меж цветов,
усеивавших рощу, все тише и тише звучали их голоса, совсем стихли. Шарейн,
опустив подбородок на белые руки, впивала в себя землю широко раскрытыми
тоскующими глазами. Над ее головой, над серебряным полумесяцем, по
которому струились рыже-золотые волосы, парила птица - птица из сверкающих
бриллиантов и блестящей синевы, с звоном волшебных колокольчиков. Кентон
видел слезы на ее щеках. Шарейн заметила его взгляд и гневно отвернулась.
Повернулась, как будто хотела уйти, потом уныло спряталась за цветущими
деревьями своей галереи, где он больше не мог видеть, как она плачет.
тыкву, пурпурными и белыми, большими гроздьями тех стручков, которые он
ел, когда оказался на корабле. Они занесли свой груз в каюту и вышли с
пустыми корзинами. Еще не раз они уходили и возвращались. Наконец они
унесли не пустые корзины, а мехи для воды. Их они наполнили водой у
водопада. Несколько раз приносили они мехи, полные водой, на своих плечах.
спустились с борта, скинули свои легкие одежды и бросились в воду. Как
водяные нимфы, плавали они и играли, а перламутровая вода ласкала, гладила
их изысканные округлости - цвета слоновой кости, теплого розового цвета,
мягкого коричневого. Наконец они выбрались из пруда, в цветочных венках и
с охапками водяных лилий в руках, неохотно поднялись на борт и исчезли в
каюте.
корабли, выливали воду в баки.
Вверх и вниз взметнулись весла, отводя корабль от берега. Вверх взлетел
синий парус. Корабль развернулся, поймал ветер, медленно поплыл по
Акунин Борис
Майер Стефани
Посняков Андрей
Херберт Фрэнк
Пехов Алексей
Шилова Юлия