неизменное море, которое от начала времен отмечало границу вселенной. Чуть
дыша от волнения, Робин узнала, что Боги произошли из моря, из бесконечной
беспредельности океана...
был бы велик, как океан! Твое могущество, поддержанное мною, было бы почти
безграничным, как само море!.."
читала, как со дна моря поднималась земля - тусклая и безжизненная, но
твердая и надежная. Так родились Миры, дав основание всему, что затем
последовало. Камень был плотью вселенной - и в овладении его секретами,
обещанном в свитке, Робин увидела надежду для своих друзей-друидов...
которую опираются мои надежды, не только для нас, но и для всей земли и
народов Муншаез! Ты можешь стать прочной основой для многих поколений,
живущих в мире я покое!.."
прикосновении, убивающего и очищающего своим жаром, из искр которого
произошла жизнь на островах во всевозможных формах...
легко поглотить тебя? Почему ты оказался таким слабым?.."
жизнь. Она узнала, что именно ветер несет жизнь, вселяя здоровье и унося
гниение и порчу. Ветер, такой легкий и неощутимый, - и в то же время,
такой настойчивый и сильный. Без воздуха ничто не могло бы существовать...
такой хрупкой, что одного прикосновения этой странной женщины оказалось
достаточно, чтобы оторвать тебя от меня? Или удержать тебя так же
невозможно, как удержать воздух... удержать дыхание?.."
холодным огнем гнева. Она поняла, что не в силах простить предательство
Тристана.
силой. Волшебство свитков овладело ее душой.
Мурлок. Там, в ожидании избавления, стояли ее друзья-друиды. Она больше не
нуждалась в помощи меча, тем более, когда меч лежал в столь неверной руке
ее короля. Сила пульсировала в ней, и друида, шагнув за окно, легким
ветром пронеслась над двором замка - она летела в Долину Мурлок.
сторону моря. Блестящие глаза птицы были устремлены на запад - ведь именно
туда, откуда наступала тьма, направлялась птица. Два дня, без устали,
летела она, пока не достигла черных опустевших земель.
- появилась в центре царства своего господина, у Темного Источника. Ее
тело снова стало телом друиды, и она спокойно доложила Хобарту, что
исполнила его задание.
ему, и теперь весь его стыд и досада переплавились в гнев, направленный
против женщины, которая, он чувствовал, была виновницей всех его бед. Он
распахнул дверь, готовый на все. Он выкинет ее из замка, выкинет с
позором!
думать о женщине. Ему не показалось странным, что раньше он никогда ее не
видел. Даже будучи принцем, он никогда не путешествовал по всему Корвеллу.
Тем не менее, женщина вроде бы знала его. Ее глаза и тело действовали на
него, как крепкий наркотик.
приворожить его, чтобы он предал свою возлюбленную. Его разум отказывался
признать, что предательство было следствием его собственной слабости.
К полуночи пирушка была в самом разгаре. Горькие воспоминания о
собственном позоре заставили Тристана оставаться в комнате. Он не мог
вынести укоряющих взглядов друзей и подданных. Тристан не мог забыть
горящего взгляда Даруса.
Он вскочил на ноги и начал, как затравленный зверь, ходить из угла в угол
по своей большой спальне. Он должен любой ценой помириться с Робин! Он
отправится в Мурлок и мечом Симрика Хью победит обитающее там зло! Тогда
она поймет, как сильно он ее любит.
спальни и направился к двери Робин. Тихо подойдя к двери, он прислушался -
из спальни друиды не доносилось ни звука.
на лютне, и большинство гостей сидели тихо, зачарованные балладой о юных
влюбленных. Осторожно ступая, король вернулся на свое место за столом.
выражение разочарования и даже гнева. Еще больше разозлила Тристана
усмешка Понтсвейна. Грюннарх приветственно помахал ему рукой, явно не
понимая, что произошло с королем ффолков.
как краска стыда заливает его лицо. Не имеет значения! Друзья простят его,
когда он расскажет им о плане дальнейших действий. А уж что думает
Понтсвейн, Тристана беспокоило меньше всего.
говорить с друзьями, сидящими вокруг него. Ффолки за соседними столами
перестали обращать на них внимание, занятые собственными разговорами.
Рыжей женщины нигде не было видно, и Тристан вздохнул с облегчением.
с отвратительным священником и уничтожим его - вот когда мы вернемся
оттуда, можно будет отпраздновать все по-настоящему!
оставалось хмурым. Полдо кивнул, а Тэвиш поклонилась.
смогу сочинить песню, которая останется в веках, можете не сомневаться!
Грюннарх, порядком удивив молодого короля.
нашем походе. Мы будем сражаться в самом сердце Корвелла, ффолки сами
должны победить врага.
обиду.
ты, конечно, согласишься. - Тристан вздохнул и торопливо продолжил: -
Сможешь ли ты вернуться в Норландию и рассказать о мире, который мы
заключили? Объявить, что война между северянами и ффолками закончена?
сделать? Наши враги существуют не только в центре Гвиннета. Сахуагины,
напавшие на наши корабли, прекрасное тому доказательство. Расскажи о нашем
союзе северянам, и, объединив наши силы, мы сможем победить любого врага!
стал.
твоих руках, - сказал Тристан, обращаясь к Рэндольфу.
его лица.
сможет это сделать лучше, чем я?
идти вместе с ним. Только сейчас он понял, какое огромное значение имеет
для него их поддержка. Теперь, когда они активно начали обсуждать план
кампании, воспоминания о его позоре уже не преследовали короля с прежней
силой. Но тут он заметил сверкающую Корону островов Муншаез, которую он в
начале пира поместил в центре стола. Чистое сияние, испускаемое ею,
казалось, дразнило его, причиняя боль глазам. Тристан резко вскочил на
ноги.
не начнется по-настоящему! - заявил он всем собравшимся, и в зале сразу
стало тихо. - Я оставлю корону, символ моих прошлых побед, здесь, в
Корвелле. Пусть она ждет моего триумфального возвращения! Тогда и только
тогда будет произведена коронация в моем наследном замке - здесь, перед
вами, я стану Высоким Королем ффолков!
короля чувство вины. Это, действительно, будет замечательным событием,
когда он, вместе с Робин, вернется в Кер Корвелл, покончив со всеми злыми
силами!
появилась после его столь эффектного заявления. Она с беспокойством
посмотрела на корону, а потом снова на короля. Она восхищалась им, даже
любила его, но сейчас ей показалось, что он совершает ошибку.
путешествия. Тэвиш рассказала, что вернулась в Корвелл из Кингсби на
могучем королевском жеребце - Авалоне. Там, несколькими месяцами ранее,
Тристан оставил его. Узнав об этом, король ужасно обрадовался.