неожиданно лицо Джипа стало суровым, словно вспышка гнева напрочь прогнала
неуверенность. - Черта с два это ничего не доказывает! Самая лучшая
ниточка, какая у нас есть. Сходится, все сходится, и даже слишком хорошо,
разрази меня гром! И если старина Фредерик пытается выкинуть какую-то
штуку, я самолично заставлю его переворошить каждый корень - до
последнего! Правда, времени у нас маловато, до дальнего конца мили две;
быстрее всего - на лодке, если удастся найти ее в такой час...
неподалеку... я думаю...
подпрыгнул, возбужденный, как мальчишка-школьник; я торопливо проглотил
пиво, что было просто позорно - пиво было выше всяких похвал - и
последовал за ним. В смятении я не приметил улицы, где припарковался, не
помнил даже названия той сомнительной пивнушки, но Джип все сразу понял из
описания и провел меня назад, как мне показалось, более коротким путем.
Когда мы проходили мимо пивной. Джип просунул голову в дверь, где его
встретил приветственный рев, и крикнул "спасибо"; а уж с того места, где
была пивная, я нашел дорогу без проблем.
по-настоящему, в воздухе слегка ощущалась влага, и место полностью
преобразилось. Теперь свежая краска и претенциозное оформление поглотил
мрак, казавшийся еще более густым из-за сверкающих очагов уличных фонарей.
Создавалось впечатление, что ряды ярких шаров и сияющие вывески повисли в
воздухе перед суровыми неприкосновенными тенями-зданиями; их крыши,
остроконечные и украшенные башенками, на фоне сияющего неба казались
вечными, существовавшими вне времени силуэтами. На секунду у меня
появилось сомнение - а стоит ли там еще моя машина?
обошел автомобиль, завороженный, не в силах оторвать пальцы от гладкого
покрытия, и когда я открыл дверь, он неловко залез внутрь:
машинах, - со смущенной улыбкой признался он, а потом его просто заворожил
люк в крыше.
стартер, но когда я мягко стал набирать скорость, отъезжая по булыжной
мостовой, я услышал, как у него перехватило дыхание. Набрав тридцать миль,
я бросил взгляд вбок и увидел, что он, прямой, как палка, и напряженный,
сидит, уставившись перед собой и крепко упершись ногами в пол. Я поступил
несколько жестоко, разогнавшись до сорока, когда сворачивал на Дунайскую
улицу, однако здесь эффект оказался совершенно противоположным: как только
Джип уразумел, что мы летим, не теряя управления, он взбрыкнул ногами и
завопил:
заорал:
существует такая вещь, как ограничение скорости. И светофоры! - Хотя если
посмотреть, во что я вляпался, остановившись на одном таком светофоре... -
Так куда нам отсюда, штурман?
возбужденный ребенок, чтобы поглазеть на яркие огни и ослепительные
магазины Харбор Уок. Давненько он тут не бывал, заявил Джип. Мне бы
следовало поинтересоваться, как давно он здесь не был, но, как ни странно,
мне не пришло в голову спросить его об этом - тогда не пришло. К счастью,
похоже, расположение зданий и улиц здесь изменилось мало. Джип выбрал
какой-то поворот совершенно неправдоподобного вида и стал давать мне
четкие указания, как ехать по кружившим боковым улицам. Съехав с главной
дороги, я слишком быстро проехал один-два поворота, просто, чтобы
порадовать Джипа.
закруглявшуюся террасу, где стояли каменные дома с высокими фронтонами,
украшенными полуколоннами. Деловых зданий здесь не было; должно быть,
когда-то это были городские резиденции торговцев, откуда рукой подать было
до их верфей и бухгалтерий. В те времена дома, по-видимому, выглядели
по-настоящему внушительно, с их высокими окнами и резными дверными
перемычками, возвышавшимися над широкими ступенями и отделанными прекрасно
отесанным песчаником. Теперь же ступени износились, перемычки
потрескались, раскрошились и были усеяны птичьим пометом, окна в основном
были либо заколочены, либо безглазы. Почерневший камень был залеплен
рваными афишами и надписями, разбрызганными краской. Горели всего два-три
уличных фонаря, но все было таким безжизненным, что, похоже, они были и не
нужны. Я затормозил у крошившегося бордюра, и Джип выскочил из машины чуть
ли не раньше, чем я успел поднять ручник. Что-то стукнуло о дверную раму
машины.
меч, который на тебе... ты не хочешь оставить его в машине?
знаешь, на кого налетишь. Только не волнуйся! Никто не заметит, будто его
и нет совсем. Люди ведь видят только то, что хотят увидеть, по большей
части, а если что-то и не сходится, они просто не обращают на это
внимания. - Зубы Джипа сверкнули в темноте. - А ты сам-то сколько
странного видел краем глаза? Пошли!
было делом нелегким, и я не хотел, чтобы меня оставили позади в этом
мраке. Я недоумевал, что такое может быть Мешочник, но спрашивать у меня
просто не хватало дыхания, и когда машина исчезла из виду, мне пришло в
голову, что я и не горю желанием узнать об этом.
неприветливый разрыв где-то в середине террасы - в улочку, где когда-то,
наверно, находились стойла и стоянки экипажей, а теперь остались
полуразвалившиеся бесформенные груды. В конце старые конюшни резко
сворачивали вправо, и когда мы свернули туда, создалось ощущение, что
окружавший нас воздух стал теплее и темнее. Впереди были огни, и когда мы
приблизились, я увидел, что это старомодные уличные фонари, укрепленные на
стенах и освещавшие фасады ряда маленьких магазинчиков. Свет был теплым и
желтым; когда мы проходили мимо первого фонаря, я услышал шипение и поднял
голову: это был настоящий газовый фонарь. Я подумал, интересно, сколько их
еще используется. Под фонарем на табличке времен королевы Виктории, сильно
растрескавшейся и поблекшей, было написано "Данборо Уэй". Читая Надпись, я
проговорил ее про себя, и звук названия заставил меня остановиться и на
минуту задуматься.
странно, в одном или двух оконные стекла были из бутылочного стекла, хотя
там и тут они были починены и заменены либо обыкновенным стеклом, либо
раскрашенными деревянными щитами. Многие окна над ними были освещены; в
неподвижном воздухе витали странные запахи, раздавался негромкий гул
голосов, иногда глухие удары и стук рок-музыки, но всегда - очень тихо. На
одном из магазинчиков в дальнем углу была современная освещенная газетная
стойка, расколотая сбоку, а на другом - подальше - настоящая викторианская
вывеска, возвещавшая, что это "Торговцы продовольствием для семьи и
дворянства", а в окне виднелась куча выцветших жестяных банок. Другой
магазинчик, получше ухоженный, смахивал на лавку подержанных вещей и был
доверху заставлен мебелью. Что касается остальных, догадаться об их
предназначении было труднее; на них не было вывесок или написанных от руки
карточек, гласивших "Его Светлость Державный Иосиф!" или "Универмаг
Могущественного Гуизваба", перемежающихся рекламой женьшеня,
восстановителя для волос, чтений по Тароту, чая Гун Юн и живительных
тонизирующих средств для мужчин. Одно огромное сияющее оранжевое
объявление гласило: "А у тебя есть права???", словно пытаясь убедить меня
в том, что мне чего-то не хватает.
мебельным, содержавшемуся в наилучшем виде по всем стандартам: его
деревянные части были хорошо отлакированы, бронзовые украшения сверкали, а
в витринах аккуратными рядами располагалось все что угодно, начиная с книг
в нарядных обложках и кончая пучками перьев, палочек для курения
благовоний и чем-то, сильно смахивавшим на очень хорошие народные
украшения. Но что мне действительно бросилось в глаза - это картина:
безумный порыв наивного воображения; ярко раскрашенная, как попугай, и
какая-то по-детски прямолинейная, однако эффект она производила какой
угодно, но только не детский. Чернокожий мужчина в фантастической белой
военной форме, в полном обмундировании: с ярко-алым кушаком, золотыми
пуговицами и солнцезащитным шлемом, украшенным плюмажем, очень прямо и
гордо сидевший в седле на крылатом коне, вставшем на дыбы на фоне зигзагов
молний, пронзавших штормовое небо. В руке у него была кривая сабля, а
вокруг головы - сияющий нимб в виде золотого листа. На самом деле -
настоящая икона, только вот стиль был похож на африканский, может быть,
эфиопский, ибо она была явно христианская. А, может быть, нет? Внизу, на
аккуратной медной табличке я прочел: "Сен-Жак Мажер". Но это не
связывалось в моем представлении ни с одним из святых, каких я когда-либо
знал, причем меньше всего - дождь алых капелек, стекавших с кончика сабли.
Я обернулся, чтобы спросить у Джипа, но тот нетерпеливо промчался мимо
меня. Когда он распахнул дверь, на веревочке нежно звякнул колокольчик.
вылетел чернокожий мужчина, средних лет или даже старше, с элегантными