серебряными масками на лицах, по обоим бонам от них - восемь женщин, тоже
в масках. От этой группы исходило низкое заунывное пение без слов,
завывающее причитанье, дрожащие звуки которого то поднимались по
синкопированной хроматической гамме, то таким же образом опускались.
звуков этих непонятных псалмов. В мозгу его зазвучал нежный женский голос:
боли, во мне покой и избавление от страданий, познанных тобою..."
лучами. Он почувствовал, как какая-то необъяснимая сила влечет его вперед,
как он скользит, повинуясь ей...
себя.
сердце, станешь с радостью служить мне и тем обретешь вечность".
них руки своих соседей. Все вокруг залил фантастически прекрасный свет,
неся с собой тепло и всепроникающую нежность.
Волшебнице и преклонили перед алтарем колени.
заканчивается всякая борьба: в изначальное чрево творения возвращается все
сущее, обратным ходом пройдя все стадии.
исключительности, отказаться от своей индивидуальности, стать частью
братства, которое называло себя Культом Волшебницы. Он почувствовал, как
тревога и сомнения, крепкой хваткой скреплявшие его разум, постепенно
исчезают под воздействием нежных сладких песнопений. И как легко будет
отделиться наконец-то от своего "я", позволить своему разуму и душе
слиться с разумом и душами остальных.
Волшебницы. Однако через мгновенье взгляд его почему-то соскользнул с нее
и устремился на тех одиннадцать служителей, которые выстроились позади
нее. Его заворожила яркость отражения фигуры Волшебницы от их
отполированных масок. Создалось впечатление, будто в каждой из этих масок
сияет все великолепие Волшебницы.
еще принадлежала только одному ему. Нижняя часть лица одного из этих
служителей была иссечена шрамами, конфигурация которых показалась ему
знакомой.
он прекратил всякое рациональное мышление и капитулировал, однако он
решительно поборол в себе это искушение, рука его потянулась вверх и стала
ощупывать глубокие борозды, обезобразившие его собственное лицо.
подумал он.
вырвал свои руки из рук других неофитов, которые продолжали причитать,
оставаясь коленопреклоненными по обеим сторонам от него, и поднялся во
весь рост. Он вспомнил теперь все.
пронзительный крик будто взорвал колдовские чары, которыми она опутывала
всех здесь находящихся. Остальные послушники стали бесцельно кружить около
алтаря, не осознавая того, что с ними происходит. Будучи вырванными из
состояния транса, в котором пребывали до этого, они еще не способны были
снова стать полновластными хозяевами своих слов и своего ума. Позади трона
ошеломленные служители окаменели в изумлении, а сама Волшебница некоторое
время еще все так же оставалась воплощением нежности. Ее лишенное всяких
черт лицо, как будто загадочно улыбалось, но затем стало постепенно
превращаться в мрачное воплощение ужаса.
сюда, чтобы забрать тебя, увести отсюда. Ты помнишь, откуда у тебя эти
шрамы, Зигмунн?
Он бросился вперед, к кольцу служителей.
Познай ее однажды, становишься ее частью, остальное все - чисто внешнее.
Ты познал ее, Барсак?
существует только в том случае, когда ее волшебные чары существуют в тебе,
в черном колодце твоего подсознания.
всецело слился с нею! Тебя уже нет, согласись с этим, Барсак! Не
упорствуй! Поклоняйся ей, коль она уже внутри тебя!
сознании возник какой-то шепот, но он понял, что слова предназначены не
ему, а послушникам.
отбивался. Тело его, столь долго бывшее скованным, вновь обрело свободу, и
весело застучали по серебряным маскам его кулаки. Один из противников
грузно осел наземь, не устояв перед напором его неистовства.
Зигмунн в панике спрятался за троном Волшебницы. Руки Барсака работали,
как молотилка, послушники, кувыркаясь, летели наземь, разлетались во все
стороны от его бешеным ударов. Он прокладывал себе дорогу голыми кулаками.
Остановить его было невозможно.
двое, один. Оторвав от себя последнего, от отшвырнул его далеко в сторону
и кинулся прямо к Волшебнице. Сквозь Волшебницу!!!
видением, и, оставив трон позади, схватил Зигмунна за горло. С горечью
оглядев шрамы на подбородке луаспарца, он одним небрежным движением
смахнул с его лица серебряную маску.
принадлежали луаспарцу, но это были глаза не того Зигмунна, которого он
знал. С отвращением Барсак отпустил его, и тонкий, как карандаш, луаспарец
отшатнулся в сторону.
ты последовал сюда за мною? Зачем ты устроил весь этот кавардак?
- Но ничего уже не осталось такого, что я мог взять с собой. И душой, и
телом ты принадлежишь... этому...
Зигмунн. - Преклони колени и проси у нее прощения. Она радушно встретит
тебя. Единожды узрев ее, тебе уже никогда не убежать от нее. Твоя душа уже
навеки принадлежит только ей.
тщетными были все его попытки спасти Зигмунна. Отсюда нет спасения, и
Зигмунн потерян навеки. Опустошенный пониманием совершившегося, он
обернулся. Волшебница, устремив вперед взгляд отсутствующих глаз, все так
же продолжала восседать на троне.
беспринципные, неразборчивые в средствах жрецы проецируют на сознание
собираемых здесь несчастных? Или какое-то чуждое, внегалактическое
существо, которое, обосновавшись на этой мертвой планете, ищет общества
других существ и не в силах само покинуть ее. Этого ему никогда не узнать.
неожиданным порывом Барсака. Они стали ползти к нему. Отовсюду, из всех
концов этого погруженного в сумерки амфитеатра к нему приближались фигуры
в серебряных масках.
себе исхудавшее тело Зигмунна и крепко обхватил изнуренного луаспарца.
Затем с дикой, необузданной силой он швырнул Зигмунна прямо в прозрачный
алтарь из розового камня.
по-видимому, не толще оконного стекла. Зигмунн откатился в сторону и так и
остался лежать, не шевелясь.
алтарь и служителей Волшебницы, издавших истошный вопль отчаяния.
Атмосфера, более не удерживаемая полупроницаемым куполом, с чудовищной
силой устремилась наружу, и безжалостный вакуум Азонды воцарился в Чертоге