провести на стекле борозды, после чего спрятал алмаз в карман. С минуту я
прислушивался, желая окончательно увериться, что в коридоре пусто и никто
не поднимается по лестнице. Потом двинул локтем в стекло - очерченный
алмазом кусок его раскололся, но не вылетел, удержавшись в дверной раме. Я
снова пустил в ход локоть - теперь стекло разбилось вдребезги, и в комнату
посыпались осколки. Отверстие величиной с кулак оказалось как раз над
замком.
я осторожно просунул в пробоину руку, нащупал круглую головку замка,
повернул ее, и замок открылся. Другой рукой я повернул наружную ручку,
нажал на дверь, и она поддалась.
остановился и замер, прижавшись к стене спиной.
и бешено колотится сердце: в комнате стоял тот же запах - запах лосьона,
который исходил от Беннета. Впрочем, скорее это был лишь слабый намек на
запах: так пахло бы от человека, который пользовался этим лосьоном утром,
а вечером повстречался бы мне на улице - и я бы его сразу узнал. Я снова
попытался определить этот залах и снова потерпел неудачу: мне не с чем
было его сравнить. Я ни разу в жизни не встречал подобного запаха. Он не
был неприятным, вернее - каким-то особенно неприятным, но мне он был
совершенно незнаком.
горбатые силуэты каких-то непонятных предметов, но когда мои глаза
привыкли к полумраку и я вгляделся повнимательнее, моему взору
представилась самая обыкновенная контора. Черные силуэты оказались
письменными столами, шкафами для бумаг и прочими предметами меблировки,
которые вы найдете в любом учреждении.
Снаружи серели поздние сумерки, но свет их, словно застревая в окнах, не
проникал в комнату. И здесь было тихо, настолько тихо, что не выдерживали
нервы.
странное. В одной из ее углов была задернутая занавесом ниша -
довольно-таки необычная для конторы деталь обстановки.
глаза прощупали чуть ли не каждый дюйм, стараясь не пропустить ни единой
мелочи, которая бы не вязалась с обстановкой. Но там больше ничего не
было, ничего из ряда вон выходящего, кроме ниши за занавесом. И запаха
лосьона.
именно я боялся, но что-то жуткое было в этой комнате.
настольную лампу. Я понимал, что это неразумно. Мало того, что я вломился
сюда, - теперь я оповещал об этом всех, включив свет. Но я пошел на риск.
Я должен был немедленно узнать, что находилось в нише по ту сторону
занавеса. При свете я рассмотрел, что занавес был из какой-то темной
тяжелой ткани и держался на кольцах, надетых на стальной прут. Пошарив
рукой, я нашел сбоку шнур, потянул его, и половинки занавеса плавно
разошлись, собравшись в мягкие складки по обе стороны ниши. Передо мной
открылся длинный ряд вешалок с аккуратно развешанной на них одеждой.
сплошную массу одежды, но мало-помалу начал различать отдельные вещи.
Здесь висели мужские костюмы и пальто; здесь было с полдюжины рубашек,
вешалка со множеством галстуков. А над вешалками, на полке, шеренгой
выстроились шляпы. Здесь висели также женские костюмы, платья и какие-то
весьма легкомысленные одеяния в оборочках, которые, пожалуй, можно было бы
назвать халатами. Здесь было мужское и женское белье, носки и чулки. А под
одеждой, на длинной, стоявшей на полу подставке, была аккуратно
расставлена обувь - опять-таки мужская и женская.
нет стенного шкафа, то какой-нибудь зануда чиновник вполне мог бы
приспособить такую нишу под вешалку для пальто, плащей, пиджаков и шляп.
Но здесь ведь был полный комплект одежды для всех служащих конторы - от
босса до последней секретарши.
додумался.
свою одежду. Не ушли же они нагишом!
проверить, из настоящей ли она ткани и существует ли она вообще. Одежда
была вполне осязаемой, а ткань - самой обычной.
ударила струя холодного воздуха. Словно на меня подуло из окна, которое
забыли закрыть. Я сделал еще шаг, и сквозняк так же внезапно прекратился.
мне обдало ноги холодом.
из окна, холодный воздух не бьет по лодыжкам, не идет направленной струей
шириной в один-два шага.
может находиться за вешалкой с одеждой?
откуда шел этот холод.
не была сквозной, не вела наружу, потому что, будь это обычная дыра,
пробитая в стене здания, я бы увидел уличные огни.
холод не только в смысле отсутствия тепла. Каким-то необъяснимым образам я
почувствовал, что тут не хватает чего-то еще - быть может, даже всего,
точно в этом мраке и холоде было полное отрицание формы, света и тепла
Земли. Я ощутил, именно ощутил, а не увидел, какое-то движение, какое-то
вращение тьмы и холода, словно чья-то таинственная рука смешивала их в
невидимом миксере и они кружились в бешеном водовороте. И глядя в дыру, я
почувствовал, как это головокружительное вращение гипнотизирует меня,
точно пытаясь заманить поближе и всосать в свою черную бездну, и я в ужасе
отпрянул и растянулся на полу.
наблюдал, как сомкнулась раздвинутая мною одежда, закрыв собой дыру в
стене.
он мог служить преградой между мной и тем, что я обнаружил за занавесом.
- эта дыра была так же необъяснима, как висевшая в нише одежда.
против этой неведомой опасности. Но вместо стола мои пальцы неловко
схватились за ящик с бумагами; он опрокинулся, и его содержимое упало на
пол. Опустившись на корточки, я принялся сгребать в кучу рассыпавшиеся
листы. Каждый лист был аккуратно сложен пополам, и даже на ощупь в них
было что-то официальное - та странная значительность, которая свойственна
самой фактуре бумаги деловых документов.
и все они, все до одной, были документами о передаче права собственности
на недвижимое имущество. И все они были оформлены на имя некоего Флетчера
Этвуда.
наугад рыться в своей захламленной всякой всячиной и далеко не совершенной
памяти, отыскивая конец нити, которая привела бы меня к этому человеку.
значило, что я встречал человека с таким именем, или писал о нем, или
просто говорил с ним по телефону. Это имя хранилось в каком-то дальнем
уголке моего сознания, хранилось недолго и так давно, что все
обстоятельства, время и место начисто стерлись из моей памяти.
упомянула это имя, остановившись на минутку у моего стола, чтобы
перекинуться парой слов - короткий пустой разговор в напряженной
обстановке редакции, где любое имя быстро вытесняется из памяти
непрерывным каскадом новых событий.
Этвуд.
купил легендарную усадьбу "Белмонт" на Тимбер Лейке. Тем самым загадочным
человеком, который в этом аристократическом предместье казался белой
вороной. Который на самом деле никогда не жил в купленном им доме; который
лишь время от времени проводил в нем ночь, в лучшем случае неделю, но
никогда там не жил по-настоящему. У него но было ни семьи, ни друзей, и он
явно избегал заводить с кем-либо дружбу.
причине, что некогда усадьба "Белмонт" была центром того неустойчивого
явления, которое в Тимбер Лейне называли "светом". Теперь же имя его
никогда не упоминалось - во всяком случае, в Тимбер Лейне. Подобно тому
как обходят молчанием грехи молодости.
бумаги. Впрочем, едва ли: судя по всему, Этвуда нимало не беспокоило, что
о нем думают в Тимбер Лейне.
миллиардами. Здесь были солидные семейные фирмы с безукоризненной
репутацией и чуть ли не вековыми традициями; здесь были небольшие