бледное опухшее лицо, я узнал Блакберна, гарпунера с "Выпада". Он и его
противник, мускулистый сушнец, рыжая поросль в ноздрях которого
соперничала по длине с усами, переругиваясь, пошли к выходу.
чаевые и заплатил по счету.
номер дока, в котором стоял "Выпад".
катались по мостовой, развлекая быстро собиравшихся зевак. Я протолкался
поближе. У Блакберна из волосатой ноздри капала кровь, у его оппонента
была разбита губа. Ни тот, ни другой уже не могли толком стоять на
ногах; их хватало только на то, чтоб изредка отоваривать друг дружку по
корпусу. Слабели как драчуны, так и их кулаки, так что эффект каждого
удара оставался прежним. После очередного тумака жертва издавала
короткий басовитый стон, прерываемый судорожным свистящим вдохом.
Наконец они остановились, измочаленные, беспомощно вцепившись друг в
друга и тяжело сопя.
обессиленно приподнял руку.
бабам.
поковыляли рука об руку в направлении веселого дома через улицу
напротив, к несказанному разочарованию зрителей.
я покинул Межзвездную улицу и поднялся в более приличную часть города,
где заказал бифштекс в ресторанчике под открытым небом. Кухня, к
сожалению, оставляла желать лучшего - сушняцкие специи придавали мясу
едкий привкус, а прилагавшийся на гарнир салат изобличал глубокое
кулинарное невежество его автора. О чаевых не могло быть и речи.
Далуза. Межзвездная оказалась запружена - какие-то парни устроили
разборку прямо на проезжей части. Заметив в свалке несколько знакомых
лиц, я счел разумным направиться в обход, через Портняжную улицу - иначе
б меня неминуемо втянули в общее веселье.
сейчас здесь обосновались продавцы масок. Каждая лавка поражала
воображение обилием цветов и форм, я даже пожалел, что в моем рюкзаке
осталось еще многое из того, что я приобрел вместе с маской на Острове.
Казалось, с тех пор прошло много лет. С тех пор прошло всего два месяца.
заранее подготовился к не менее долгому спуску вниз. Какого же было мое
удивление, когда кабина стала не то чтоб опускаться, а просто падать
так, что мои ступни не касались пола. Остальные пассажиры уже успели
надеть маски и, плавая в воздухе, выглядели степенно, будто суд
присяжных Конфедерации, выносящий смертный приговор. Я поспешил нацепить
маску, прежде чем пыль доберется до глаз и легких. Последнюю четверть
пути кабина тормозила, и я еле устоял на ногах. Нетвердым шагом вышел я
к докам и глубоко вдохнул. Воздух на уровне моря был плотнее и богаче
запахами.
приклеивая длинные полосы китового вара, другие трудились на
свежепоставленных мачтах, натягивая оснастку. Я присвистнул: наверняка
капитану пришлось основательно раскошелиться, чтоб добиться столь
многого за столь короткое время. Другой капитан мог бы обратиться в
арнарское представительство своей компании, но у Десперандума подобной
поддержки нет. Все деньги, что он тратит - его собственные. Впечатляет.
настилали палубу в том месте, где она обычно стояла. Может, Далуза
все-таки полетела в город? Я решил разузнать у капитана - он хоть и не
очень одобрял мое увлечение (я уж всерьез подумывал, не точнее ли
использовать слово "любовь"), но вряд ли стал бы скрывать.
высилась гора немытой посуды. Я снял маску и постучал в дверь каюты.
комнате. Десперандум покачивался в своем кресле, а возле койки, буравя
капитана глазами, застыл Мерфиг.
предложение. Не мог бы ты, Мерфиг, повторить все еще разочек? - Мерфиг,
потупясь, смолчал. - Нет? Ну ладно. Мерфиг прослышал, что я в некотором
роде ученый, и пришел ко мне... проситься в ученики. - Я молча слушал. -
Однако, боюсь, матрос Мерфиг и я придерживаемся разных мнений
относительно того, что есть научный метод. Матрос Мерфиг не постеснялся
выразить свою точку зрения.
из ниоткуда в своих блестящих межзвездных кораблях и думаете, что
встретились с низшей расой. Видит Бог, мы грешники. Видит Бог, мы не
вняли заповеданному, но это не повод смотреть на нас и наше знание как
на пыль под ногами. Десперандум снисходительно улыбнулся.
самом деле является мистикой, а не наукой.
Мы не говорим об этом вслух, но мы знаем, что в глубинах что-то есть,
что-то древнее, страшное и сильное. Оно... они... живут там миллионы
лет, в глубинах, учатся, живут, крепнут с каждым днем, пока наконец не
достигнут того, чего мы себе даже вообразить не можем, пока не станут
как... как боги нижнего мира.
классика. Пойми, Мерфиг, я отказал тебе вовсе не из-за недостатка
уважения к тебе лично. Ты славный матрос, но это все.
ними. Я много за чем наблюдал, - он метнул взгляд в мою сторону. - Они
всегда приходят, когда мы убиваем кита. Они не могут его видеть. Они не
могут почуять кровь, ее впитывает пыль. У них маленькие уши, они не
могут его услышать. Но стоит только киту умереть, как они уже знают об
этом. Я видел, как вы вскрывали одну из них, у них маленький мозг. И все
же они жестоки и умны; умнее, чем положено зверю.
летучие рыбы, забыл? Я думаю, ты и за ними наблюдал, маленькие такие
штучки с крыльями и отлично действующими глазами. - Мерфиг ничего не
ответил. - Еще что-нибудь, матрос?
гнева. - К концу рейса станет ясно, кто из нас ближе к Божьей истине. Я
так скажу: вы подвергаете опасности не только свою жизнь, но и гораздо
большее, чем жизнь, когда играете с тем, чего не способны понять.
понадобилось изрядное время, чтобы более-менее успокоиться.
веселых морщинках глаз, - за отсутствие должного уважения к твоему
народу. Просто до сих пор я и представить не мог, сколь значительны ваши
способности в области развлечений.
кое-как натянул свою маску с мишенями и кинулся из каюты, одолев трап в
три прыжка.
Десперандум. - Мне он нравится. Но, понимаешь ли, у него дурная
наследственность. Когда колония состоит исключительно из мистиков и
религиозных фанатиков не от мира сего; из тех, у кого рациональное на
последнем месте... ты слушаешь, Ньюхауз?
культуру... Все упирается в человеческий материал. Осциллоскоп из полена
не сделаешь.
хозяина.
бесцеремонно прервана...
разумеется.
рейс. Но то, что творится между вами, ничего кроме дурных предчувствий
во мне не пробуждает. Подумай, что может вынудить кого бы то ни было
сменить планету, тело и даже биологическую принадлежность?
страшна, что никто из ее, хм, племени, не желал ни прикасаться, ни даже
разговаривать с ней. Она была парией.