ворчание солдат. Мысль о еде, о любой еде, не слишком привлекала его. Он
слышал, как Гай Филипп переходил от одной группы солдат к другой, выдавая
указания:
степени. Это сделать гораздо легче, чем потом счищать ржавчину только
потому, что однажды вы поленились сделать то, что полагается. Не забывайте
также об оружии, хотя пусть боги помогут вам в вашем слабоумии, если мне
необходимо напоминать и об этом.
никто не мог показать римлянам дорогу к Амориону. Кроме них, в долине
больше никого не было. Разгневанные пастухи, чьи стада они вчера угнали,
скрылись в холмах, не желая помогать людям, которые, назвавшись друзьями,
предали их.
начал продвигаться на юго-восток. Небо по-прежнему было серым и облачным,
час за часом лил не переставая дождь. В такую погоду трудно идти ровной
колонной. Вымокшие и несчастные, легионеры и их товарищи пробирались через
бесчисленные каньоны, более запутанные, чем лабиринт царя Миноса.
Молчаливые и мрачные, они могли только надеяться, что удача не оставит их.
взглянуло на мир солнце. Но когда это случилось, солдаты недовольно
заворчали, потому что оно светило им прямо в глаза.
солнца, а теперь его же готовы проклинать.
сказал Гай Филипп. - И рассуждаешь, совсем как он.
часто заставал младшего центуриона и врача за беседой.
но достоинств, на его взгляд, у младшего офицера было больше, чем
недостатков. Марк был рад, что перепалка не зашла далеко. Похмелье наконец
перестало терзать трибуна, но он не ел целый день, и от голода голова
начала кружиться. Улаживать в таком состоянии ссору между подчиненными
было бы выше его сил.
Красно-коричневая грязь липла к сапогам при каждом шаге. Она напоминает
кровавый цвет флагов Казда, нервно подумал Марк. Ему было приятно увидеть
маленькие зеленые ростки, похожие на те, что появляются весной, но Гай
Филипп хрипло рассмеялся, когда трибун сказал об этом вслух.
холодный северный ветер и добавил: - Снег уже не за горами.
на город через несколько часов перехода. Он назывался Аптос, и жило там не
более пяти тысяч душ. Мирный, не защищенный стенами город, никогда не
слыхавший о каздах, почти растрогал трибуна. Для него города, подобные
этому, были наивысшим достижением Видессоса. Что могло быть чудеснее таких
вот мест, где поколение за поколением жили в мире, не опасаясь появления
захватчиков, которые за несколько часов уничтожают плоды многолетнего
труда? Такие тихие, не тронутые войной уголки становились редкостью на
западных равнинах, и скоро их не останется вовсе.
овощи, с удивлением проводили глазами усталых солдат. В полном
соответствии со своими обычаями они поспешили в монастырские кладовые и
вскоре возвратились с буханками свежего хлеба и кувшинами вина, предлагая
их любому, кто захотел бы на минуту остановиться.
них встречались чудесные люди - такие, как Нейпос и патриарх Бальзамон. Но
фанатизм делал многих из них страшными в нетерпимости ко всему чужому -
трибун не мог забыть вспышек мятежа против намдалени в Видессосе, попыток
жреца Земаркоса устроить в Аморионе погром. Губы Марка плотно сжались при
воспоминании об этом - Земаркос все еще находился в Аморионе.
спинами римлян. Когда они проходили через город, шумная ватага мальчишек
окружила их, приплясывая от возбуждения и засыпая вопросами, как стрелами
из лука. Правда ли, что казды ростом в три метра? Правда ли, что в
Видессосе улицы вымощены жемчугом? Правда ли, что жизнь солдата - самая
лучшая, потому что она полна славы?
Пунцовый от воинственных мыслей, размечтавшийся о битвах и славе, он готов
был немедленно присоединиться к легиону.
горячностью, какой Марк еще никогда не слышал в его голосе. - Солдатская
жизнь работа, не лучше всякой другой, возможно, более грязная. Если ты
пойдешь в солдаты ради славы, то, черт возьми, умрешь слишком молодым.
разразившегося проклятиями в адрес Фоса. Лицо его дрогнуло. В двенадцать
лет слезы приходят не часто, но жалят больно.
парнишка помечтает о славе, о битвах...
мечтал. Уже тридцать лет прошло, как он лежит в земле.
на спор. Виридовикс покраснел и ничего не ответил.
недалеки от цели и Аморион находится всего в четырех днях пути. Жители
Аптоса указали им дорогу на юго-восток, хотя никто из них не захотел пойти
вместе с отрядом. Утешением римлянам могли служить бодрые уверения
горожан, что "Аморион невозможно не найти".
Гай Филипп. Марк был полностью согласен с центурионом. Для местных жителей
ориентирами могли служить деревья и дома, но чужой в этих краях человек,
руководствуясь такими приметами, рисковал не единожды сбиться с пути. Хуже
всего было то, что на следующий день снова полил дождь, видимость стала
хуже, а дороги, узкие от жидкой грязи, совсем раскисли и сделались
непроходимыми.
пришлось прикончить. Солдаты помогали лошадям как могли, но толку от этого
было мало. "Четырехдневная прогулка" к Амориону, которую обещали им в
Аптосе, превратилась в сплошную пытку.
выглядел совсем несчастным. Его вьющиеся волосы, вымокшие под дождем,
прилипли ко лбу и падали на глаза; плащ облепил тело и стал больше
напоминать хитиновый покров насекомого, чем человеческую одежду. С головы
до ног он был покрыт пятнами грязи. Короче говоря, выглядел примерно так
же, как остальные. О чем и сообщил ему Виридовикс, громко и грубо,
надеясь, что это немного встряхнет грека. Кельт был хитрее, чем казалось
на первый взгляд, Скаурус видел, как он уже прибегал к этой уловке раньше
и она вполне удавалась. Но сегодня грек только мрачно хмыкнул и ничего не
ответил. Горгидас родился в солнечной стране, и ему нелегко было мириться
с этой ужасной дождливой погодой. Виридовиксу же, привыкшему к дождю и
сырости с детства, все было нипочем.
пеленой. Потому-то римляне и не увидели незнакомцев, пока не столкнулись с
ними почти нос к носу. Марк выхватил меч. Солдаты тоже схватились за
оружие. Гай Филипп громким голосом приказал построиться, но прежде чем
легионеры ринулись в бой, Сенпат Свиодо выкрикнул что-то на своем языке и
подскочил к ближайшему из всадников, хватая его за руку.
пригляделся к незнакомым всадникам. Это были не казды, а потрепанный
эскадрон васпуракан, таких же беженцев, как и римляне.
же, как и трибун, ожидал увидеть каздов и тоже собирался отдать приказ к
последней отчаянной атаке.
давно забитое. Когда трибун подошел, чтобы поздороваться а Багратони, его
поразило страшно осунувшееся лицо накхарара. Оно похудело до
невозможности; под глазами залегли глубокие тени. Это было лицо старика,
но не льва, полного сил и бодрости. Хуже всего было то, что его
неиссякаемая энергия, казалось, исчезла навсегда. Тяжелый груз страданий
надломил этого сильного человека и сделал его совсем беззащитным.
Анхогхин, поддержал его за плечи. Лицо Месропа, для которого пережитое
горе тоже не прошло бесследно, было таким же бледным и изможденным, как и
у Багратони.
видессианских слов.
заговорил с Гагиком Багратони, который свободно владел языком Империи,
хотя и выговаривал слова с жестким акцентом.
остановить нас? - спросил трибун васпураканина.
из Амориона?