возле дома: по четным дням на одной стороне, по нечетным - на другой, чтобы
улицы можно было беспрепятственно чистить.
виски и вдруг "ахает" одним глотком - что дальше? Может "гасить свечи",
потому что все, в том числе, конечно, бармен, молча на него уставятся: он же
русский! Казалось бы, мелочь...
совершенно не похожи на разведчика!" - А. удовлетворенно сказал: "И слава
богу. Был бы похож, меня на эту работу не пригласили, потому что т а м
прихлопнули бы на вторые сутки. И что интересно: все мы не только на шпионов
не похожие, но при этом еще очень разные, в противном случае нас, как
селедку, ловили бы сетями". Я знал, что полковника А. провалил его первый
помощник X. - прочитал об этом в книге Д. Донована, крупного американского
юриста и общественного деятеля, который был адвокатом А. на суде.
слабым работником, или пьяницей, или просто дураком, резидент не может
какое-то время возразить против него, так как перечисленные качества столь
маловероятны для разведчика, что резидент скорее подумает, будто они часть
легенды и помощник так ведет себя, чтобы сбить с толку противника.
таким человеком. В книге "Люди на мосту", опубликованной в США уже после
процесса над А. и его обмена, Д. Донован написал о подполковнике X.: "Если
X. был шпионом, то он, безусловно, войдет в историю как самый ленивый,
неудачливый и неэффективный шпион, когда-либо направлявшийся для выполнения
задания". Я, конечно, спросил у Ведущего, почему вдруг Центр, известный
своей "привередливостью", прислал А. такой подарок. Ведущий в ответ пожал
плечами: мол, и на старушку бывает прорушка, не ошибаются только полные
бездельники...
случаях иную терминологию: "спутался"), стал тратить на нее большие деньги,
предназначенные на совершенно другие цели, а в довершение к этому несколько
раз пропадал из поля зрения резидента на два-три дня, что категорически
Центром запрещено, А. наконец сделал запрос: почему его не предупредили
заранее, что помощник будет с такой странной легендой? Надо сказать, А. был
человеком терпеливым и глубоко порядочным: он плохо думал о людях только
тогда, когда думать иначе уже было невозможно. Центр, всполошившись,
немедленно отозвал Х., но в спешке сделал это грубо, не прикрыв вызов
каким-нибудь "совещанием". Заподозрив неладное, X. все же вылетел в Москву.
Перед отлетом он занес резиденту коротковолновый приемник, причем А. сам
разрешил ему принести чемоданчик в номер гостиницы "Латам", 4-я Ист, 28-я
улица Манхэттена, Нью-Йорк, где жил в ту пору. Вообще-то адрес резидента
никому из помощников неизвестен, не знал его и X., но А., к сожалению, закон
нарушил. Почему? "Вероятно, по тому подлому правилу, - ответил А., - по
которому одна ошибка влечет за собой другую..." В Берлине, пересаживаясь с
самолета "Люфтганзы" на машину Аэрофлота, X. принял решение: он уехал с
аэродрома прямо в американское посольство, сдался и заплатил за свою жизнь
резидентом А., которого через два часа арестовали в злополучном номере
"Латама".
совершенстве владел шестью языками и специальностью инженера-электронщика,
был хорошо знаком с ядерной физикой, химией, математикой; много лет прожив в
США, имел в качестве "крыши" фирму, весьма процветающую на приеме заказов на
изобретения, причем был и техническим, и научным "мозгом" фирмы. Кроме того,
А. замечательно рисовал, что позволило ему открыть в Нью-Йорке
художественный салон, был музыкантом и отменным шифровальщиком. "Я хотел бы,
- сказал после процесса над А. руководитель ЦРУ Аллен Даллес, - чтобы мы
имели в Москве сегодня хотя бы трех-четырех таких агентов, как полковник А.,
тогда мы взяли бы Россию за сутки и без единого выстрела". В книге "Как
работает американская секретная служба..." И. Енсен писал, что процесс
против А. интересен и с той точки зрения, что общественное мнение было почти
единодушно на стороне А., хотя вина его установлена вне всякого сомнения, а
психоз шпионажа был на грани истерии. Вся жизнь А. и все его существование
зиждились на твердом фундаменте самодисциплины и самоотречения. Про А.
говорили: он работает так, что первая его ошибка, как у минера, могла стать
единственной и последней, что, собственно, и случилось.
стоматологом, литератором (причем не поэтом, а именно прозаиком), дамским
портным, смотрителем в музее, но никогда - разведчиком! Представьте: венчик
седых волос вокруг большой и умной лысины, густые черные (крашеные?) брови,
на плечах много перхоти, уныло зависший над губами нос, кожаные налокотники,
подчеркивающие "мирный" характер его профессии, глаза как бы задернуты
старческой мутной пленочкой-занавеской. И ничего "выдающегося", никаких
особых примет. Классический вариант шпиона, незаметного в толпе, если,
конечно, подобное тотальное отсутствие примет уже не есть "особая примета"!
Но иногда, что-то рассказывая, полковник легким движением руки отодвигал в
сторону занавеску, и в его глазах мгновенно появлялась жизнь, а с нею и
мысль - яркая, острая, озорная. Глядя на А., я терялся в предположениях: кто
он по национальности? Ломать голову не имело смысла, потому что А. мог быть
кем угодно, от датчанина до испанца. Не удержавшись, я задал ему вопрос о
его национальности. Он улыбнулся одними уголками рта: "Мой адвокат считал
меня немцем". И поставил очень большую точку, тут же задернув на глазах
занавесочку и тем самым лишив меня возможности переспрашивать и уточнять:
мол, Донован считал немцем, а вы можете думать, как вам угодно, мне это не
интересно. Я прикинул, и у меня получилось, что полковника следует относить
к числу иудеев: чернота бровей - раз (если они, конечно, не подкрашены),
загнутый книзу нос - два, а главное - манера упоминать евреев, если по ходу
рассказа появляется надобность перечислить несколько национальностей, что
характерно, мне кажется, как раз для комплексующих иудеев (или истинных
интернационалистов?). Например: "В ресторане "Ланди" на Шипсхед-бейе в
Нью-Йорке, где можно получить ведерко моллюсков, приготовленных на пару, и
вареного омара, кого только не увидишь в уик-энд: и армян, и французов, и
русских, англичан, итальянцев, евреев!" Или: "На "Куин Мэри" был у меня в
попутчиках целый "интернационал": испанцы, турк
представители еще десятка каких-то национальностей!"
верил в разведывательную службу своей страны, что не допускал даже мысли о
возможной присылке ему столь ненадежного и некомпетентного помощника, как X.
Вот факторы, приведшие X. к измене: пьянство, блондинка, беззаботное
отношение к деньгам, склонность влезать в долги. Известно, что агент,
перешедший на сторону противника, может представлять для него гораздо
большую ценность, чем агент собственный.
напротив (№ 252 по Фултон-стрит), с пятого этажа, при помощи бинокля (10/50,
дает десятикратное увеличение и имеет линзы диаметром пятьдесят
миллиметров).
почему-то имел странную форму: стены его сходились не под прямым углом.
Номер имел следующую обстановку: двуспальная кровать, низкий комод,
небольшой письменный стол, складная подставка для чемоданов, стенной шкаф
для платья, дверца которого выдавалась в комнату. Размер номера примерно
десять футов в ширину и тридцать в длину. Тут же маленькая ванная комната.
Это восьмой этаж, цена 29 долларов в неделю.
познания в этой области начинаются и заканчиваются несколькими вариантами
пасьянса". Я представил себе последние перед арестом часы полковника А.:
сидя в дешевом номере отеля "Латам", одинокий, несмотря на то, что его
окружают в том же отеле две тысячи шестьсот человек, шпион раскладывает
пасьянс...
оценить "двойную жизнь" шпиона: электрический генератор мощностью в треть
лошадиной силы, коротковолновый радиоприемник "Холликрафтер" с наушниками (в
чемодане), фотокамера "Спидграфик" с набором фотооборудования,
многочисленными кассетами и оберткой от фотопленки, полые болты, запонки и
зажимы для галстуков с высверленными в них отверстиями, служившие
"контейнерами", блокнот с кодами, зашифрованные тексты, оборудование для
изготовления микрофотографий, напечатанные на машинке заметки на тему:
"Нельзя смешивать искусство и политику", географическая карта США с
отмеченными на ней кружочками основных районов обороны страны, карта парка
Бэр-Маунтин-Гарриман, планы расположения улиц Куинса, Бруклина, Патанама,
планы улиц городов Чикаго, Балтимора и т. д., расписание прибытия и
отправления международной почты, блокнот с записями математических формул,
ноты, магнитофон с пленками, альбом с эскизами рисунков, научные журналы и
брошюры, банковская книжка, гитара, картины, написанные маслом, 20 тысяч
долларов, находящиеся по частям в разных местах, в том числе четыре тысячи в
папке с застежкой "молния", и т. д.
старыми и ржавыми. Поворачивая их, вы лицезрели настоящее чудо: новенькая
модная нарезка находилась полностью в рабочем состоянии, и простой и