банки с ветчиной, на которых была написана эта буква. Теперь тропи умеет
отыскивать ее среди прочих, говорит "хэм", когда ее видит, и даже может
написать карандашом. Но все это он выполняет только за вознаграждение,
когда же он сыт, то не знает, что делать с карандашом. Он не проявил ни
малейшего интереса к тем картинкам, которые рисовал ему отец Диллиген,
впрочем, так же, как и ко всем другим рисункам и фотографиям, которые ему
показывали. Было ясно, что он их просто "не видит".
человеку. Но в то же время многие факты могли бы доказать обратное. Их
лица гораздо более выразительные, чем у орангутангов, на которых они в
общем очень похожи. Они умеют смеяться, и, если считать, что смех
свойствен только человеку, они такие же люди, как и мы с Вами. Не берусь
утверждать, что им не знакомо чувство юмора! Другое дело, что они смеются
над теми же пустяками, что и двухлетние дети.
покрытое рыжеватой короткой шерстью тело, сгорбленное, как у гориллы, если
бы не слишком короткие ноги и не слишком длинные руки - фактически четыре
руки, если бы, наконец, не срезанная линия лба и не клыки, то, глядя, как
они работают. Вы вполне могли бы принять их за каких-нибудь ремесленников
или первобытных ваятелей. Они ударяют по камню с необычайной точностью,
отбивая от него сначала крупные, а потом все более и более мелкие куски.
Удары становятся все легче и осторожнее. Они обтесывают камень до тех пор,
пока он не примет формы яйца с острыми концами, чего ни один из нас здесь
в лагере, вероятно, не смог бы сделать.
них нет никакой возможности их применить, - я говорю о тех тропи, которые
находятся в "загоне". Совсем маленькие детеныши уже берутся за работу,
сначала у них получается не очень ловко, они попадают себе по пальцам, а
все вокруг смеются.
камень при помощи настоящего молотка и долота. Тропи так и не научились
пользоваться долотом, но из-за молотка началась настоящая ссора, так как
они поняли, что молотком камни обтесывать гораздо быстрее. Другими
словами, усовершенствовать методы работы они способны, но не в состоянии
понять, что сама-то работа бесцельна. Вроде крольчих перед окотом:
устройте им гнездо - они все равно с прежним рвением будут выщипывать у
себя шерсть, хотя уголок для будущих детенышей уже готов.
сам не продвигаюсь вперед, так как, кроме меня (если не считать отца
Диллигена), по-прежнему никого не волнует вопрос, принадлежат ли тропи к
роду человеческому.
затормозил бы нашу работу. Наша обязанность - вести объективные
наблюдения. Если же мы начнем доказывать что-то, вся наша работа полетит к
черту. Вы рассуждаете, как журналист, которому важнее всего броский
заголовок: "Можно ли считать тропи человеком?" Но науке чужды такие грубые
приемы. Поэтому, прошу вас, отстаньте от меня раз и навсегда с этим
вопросом.
поохотиться на тропи. Вы разрешите мне это или нет?
или утконосов. Закон охраняет вымирающие виды.
поставлю вопрос по-другому: если бы нам пришлось голодать, а вокруг не
было бы никакой дичи, кроме тропи, могли бы вы со спокойной совестью есть
их мясо?
палатки.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Носильщики-папуасы решают этот вопрос. Отчаяние отца Диллигена растет.
Лагерь в унынии. Визиты тропи. Их дружба с Цугом, и его спутниками. Первое
отступление от научной объективности. Акционерная компания фермеров
Такуры. Австралийская шерсть и английский конкуренция. Бесплатная рабочая
сила и проекты технического переоборудования текстильной промышленности.
Будут ли продавать тропи как рабочий скот? Второе отступление от научной
объективности. Колумбово яйцо. Щекотливое предложение. Отец Диллиген в
негодовании.
вернее, в одну прекрасную ночь, в ту самую ночь, когда в лагере
носильщиков-папуасов необычно ярко запылали костры.
темноте; он направился к лагерю, где при свете горящих костров можно было
различить десятки темных силуэтов, не то кружившихся в пляске, не то
размахивавших руками.
заметила Сибила. - Они еще не слишком тверды в своей вере.
папуасов в христианство. И в самом деле, несмотря на все его увещания,
новообращенные продолжали покрывать свои тела татуировкой. С той только
разницей, что теперь среди прочих замысловатых рисунков можно было порой
увидеть крест и терновый венец. Подобное кощунство приводило святого отца
в такую ярость, его громовой голос звучал так грозно, что несчастные
заблудшие овцы в смертельном ужасе застывали на месте.
бури. Но все было тихо.
глядя, опустился он на свое место.
поклоняются: Вишну, луне или еще кому?
головой, сделал не совсем понятное движение рукой, как будто медленно
поворачивал вертел.
членов экспедиции, кроме Дугласа и бенедиктинца, конечно, не придал бы
этому большого значения. Отругали бы папуасов, пригрозил бы, что накажут
их, если это еще когда-нибудь повторится. А между собой они, наверное,
даже посмеялись бы, как смеются родители над шалостями своих детей.
Крепса и Сибилы, значительно изменилось. Постепенно равнодушие и чисто
научный интерес вытеснила самая искренняя симпатия. Симпатия, а порой даже
неподдельное уважение и сочувствие. Конечно, чувства эти они испытывали не
к тем ласковым, ставшим совсем домашними тропи, которые жили в "загоне" (к
ним они привязались так, как привязываются к прирученным животным, таким
милым и верным), а к тем, которые продолжали жить на воле среди скал. Ибо
вскоре стало совершенно ясно, что их отчужденность объясняется не столько
трусостью или недоверием, сколько независимым нравом.
толпиться у лагеря, выпрашивая куски ветчины, - той самой ветчины, из-за
любви к которой они в конце концов отказались от свободы, - вторые,
наоборот, в течение нескольких недель не удостаивали лагерь своим
посещением.
Неторопливо, без малейшего признака страха подошел он к лагерю и, как
будто для него в этом не было ничего необычного, начал медленно
прохаживаться среди палаток с невозмутимым, чуть скучающим видом
завсегдатая выставок. Его решили не трогать, сделали вид, что на него
вообще не обращают внимания. И он с непринужденностью парижского зеваки
останавливался то здесь, то там, разглядывая вещи и людей. Его определенно
заинтересовало белье, сохнувшее на ветру, казалось, удивило присутствие
стоящего в специальном укрытии геликоптера, привел в восхищение работающий
двигатель генератора и совершенно покорил вид бреющихся механиков с лицами
в мыльной пене.
шагах в десяти, издал короткий гортанный звук. Старый тропи даже не
вздрогнул, он внимательно посмотрел на святого отца, но не подал голоса.
Отец Диллиген, не сходя с места и продолжая улыбаться, снова повторил тот
же мягкий звук, но так и не добился ответа. Зато тропи, переложив в левую
руку отточенный камень, который он, по-видимому, прятал в правой, медленно
погладил себя по волосатой груди, как бы желая этим жестом выразить свое
миролюбие и кротость.
уходил. Дуг попытался предложить ему большой кусок ветчины, но в ответ
получил высокомерный, подчеркнуто пренебрежительный отказ. Дуг не стал
настаивать, и старый тропи с величавым спокойствием удалился.
них вчерашний знакомец? Этого никто не мог бы сказать. Тропи слишком
походили друг на друга, или, вернее, жители лагеря еще не научились