сказать, революционер на свой салтык? Так что ли? Плохо-с, что не специал,
как же так, вы же член партии?
сколько мужику земли надо? Вон, Толстой говорит, три аршина. Вы кажется
предлагаете значительно больше?
быть индифферентизм к программе партии?
вопреки глаголю. Не та специальность, Виктор Михайлович. Вы теоретик, вам и
книги в руки. Я выбираю другое. Разделение труда - верный принцип
достижений. Вам теория. А нам разрешите бомбы. Я ведь думаю, что ваш друг,
Иван Николаевич, тоже мало занят французскими утопистами?
мол, не занимаемся, что там аграрные дела, нам бомбы подавай. Ну что же, что
же, - быстрым говорком пел Чернов, - два стоят, два лежат, пятый ходит,
шестой водит. Ну, бутылочка то вся? Другую спрашивать уж не будем.
народовол.
пойдемте-ка, пойдемте, и так заобедались.
Плеве вымахивала из дома на Фонтанке. Окруженная рысаками и велосипедистами
она мчалась стремительно, как черный лаковый куб, мимо Троицкого моста,
Дворцовой набережной к Зимнему дворцу. Сквозь затуманенные стекла была видна
фигура плотного человека, смотревшего на бело-замерзшую Неву.
насмешливыми глазами Каляев; крепкий, как камень, динамитчик Максимилиан
Швейцер; такой же крепкий, только румяный и веселый Егор Сазонов;
колеблящийся Боришанский; больной экземой Алексей Покотилов. Ехал и сам Иван
Николаевич.
наступила весна, все съехались в Петербург, чтобы убить министра.
партией, еще не знали друг друга. Савинков остановился в фешенебельном отеле
"Люкс". И в один из дней, когда он без дум стоял у окна, на пороге появилась
грузная, каменная фигура Азефа.
Савинкова.
выслежены полицией, чтобы не провалить дело, я снял товарищей. Но разрешите
спросить, как вы смели бросить нас на произвол судьбы, на арест полицией, не
давая ни указаний, ни денег? Почему не было ни одного письма, по указанному
вами адресу?
Его не было.
раньше выехать. Но это все равно, вы не смели сходить с поста.
накануне ареста, я еле бежал от сыщиков.
как бы в сторону:
разговору. Ходя по комнате, Савинков говорил о выездах Плеве. Азеф грузно,
лениво вздохнул животом.
отправляться в Петербург, возобновить наблюдение.
отдельном кабинете "Яра", загримирован, у него большая русая борода. Кабинет
номер 3. Там вы решите относительно поездки. Покотилов будет готовить
снаряды. Швейцер ждет в Риге. Я его уже вызвал телеграммой в Петербург. А с
Каляевым вы связаны?
марта в купеческом клубе на маскараде. Поняли?
ласка.
люблю. Кстати, все хочу перейти на ты. Вы будете моим помощником в деле
Плеве. Ладно что ли? - тяжело вставая с низкого кресла, смеялся он, - я же
говорил, что вы барин, но ничего, неплохо, нам в конспирации нужны и баре и
извозчики, - смеялся гнусаво Азеф.
паркетом. С Тверской в Петровский парк начинали ход запаленные, заезженные
московской удалью голубцы, в бубенцах и лентах. Храпели кони. Разномастная
публика неслась в ковровых санях с отлетами. Кокотки с офицерами. Купцы в
старомодных енотах. Европеизированные купеческие сыновья в шубах с бобрами.
Заезжие провинциалы. Пропивающие казну чиновники. Кого тут не было! На сером
лихаче, приятно откидываясь на гулких ухабах, несся по петербургскому шоссе
Борис Савинков. Отставали многие от резвого лихача. Только пара наемных
голубцов, несшихся диким аллюром, объехала вскачь, словно торопились седоки,
что не доживут, не доедут до "Яра".
хрипящие кони к небольшому одноэтажному дому с обыкновенной вывеской "Яр".
но что-то было в загородном кабаке, отчего сотни мечтателей, богачей,
дураков, невропатов стрелялись в кабинетах под цыганские песни и плясы Шуры
да Муры.
татарчонком во фраке. Они прошли переполненный зал. Савинков чувствовал
запах цветов, духов, алкоголя. Сидели фраки, декольте, смокинги, сюртуки,
поддевки. Под поляковские гитары, которые, казалось каждую минуту
разломаются вдребезги от сумасшедшей игры, со сцены пела женщина с горячими
цыганскими глазами, вся в ярко-красном, смуглая как земля:
стола встал высокий русский барин с длинной, кудрявой бородой.
вами, не узнал бы.
разрешите?
бородой, очень русский. Другой бритый, с монгольскими смеющимися глазами,
похожий на молодого кюре.
размашистым пьяным почерком надпись во все зеркало - "Любовь" и
неразборчиво.
надпись "Любовь" надписью "Смерть". Но вышло плохо и он, смеясь в зеркало,
отошел.
Швейцер выехал, Егор уж на месте.
передаваться вам, вы будете непосредственно...
бьющаяся посуда. Заплясало много ног. Среди гика, свиста, словно тысячи
веселых балалаек, выговаривал хор: - "Ах, ты барыня, ты сударыня".
пенье, хлопанье бутылок.
разнос с папиросами. Вы и Швейцер - приготовление снарядов.
смолкавшему кутежу.
Савинков, сидит русским барином и из чужой бороды идут голос и мысли
эмигранта Покотилова.