Прошина, рядом с ними топтался связной Скляр; автомат на груди, тяжелые
диски в чехлах оттягивали ремень, и все на нем сбито, мешковато - долго
бежал, видимо.
фуражку, затем, придвинув к постели сапоги, возбужденно заговорил:
"но". Я проведу вас огородами. "Рама" летает.
сказав "извиняюсь", легонько, небрежно оттолкнул его, сам подал Ермакову
шинель. Одеваясь, тот увидел усмешку на лице Прошина ("Два ординарца вокруг
одного офицера возятся!") и сказал резким голосом:
раздражение, заметил, что ресницы у него, как у девушки, длинные, темные,
загнутые вверх.
деревней тихо урчала "рама". В осенней выси, там, где мирно алыми перьями
таяли предвечерние облака, она ныряла, сверкая стеклами кабины, словно
купаясь в воздухе, - далекая, опасная, чужая.
ахните из пистолета. Упадет, как перепел. - И скомандовал Скляру: - Веди в
штаб, быстро!
здесь был один радист; оторвавшись от рации, он деловито сообщил:
вырытом песчаном окопе. Бульбанюк наблюдал в бинокль правый берег. Орлов, с
опухшей щекой, повязанной бинтом, шепотом ругался, курил, задерживая дым во
рту, и сплевывал. Тут же ожидали приказаний ротные связисты, и среди них
были заметны знакомый полковой разведчик с расстегнутой лакированной кобурой
парабеллума на левом боку, в яловых офицерских сапогах, и командир
минометного взвода - небритый молчаливый лейтенант в очках. Разведчик,
показывая на другой берег, простуженно басил Бульбанюку:
глубокие морщины прорезались на лбу; он озабоченно глянул вверх: - Слышал?
из деревни в лес вывел. Всех. И минометчики здесь. Как улетит эта штучка, ты
орудия свои сюда давай. Немедленно. Ясно? Теперь смотри сюда. Нет, подожди.
Сперва отдай приказание. Это кто? Твой командир взвода?
разведчика и сконфуженно заулыбался ему Разведчик, чуть сторонясь, басовито
хохотнул:
Быстро, Прошин!
догадливыми глазами, помолчал некоторое время.
пеленок? Ладно. Гляди в свой шикарный бинокль. Осмотри весь берег. А потом
поразмышляем. Одна голова хороша, две - хуже.
темно-розовым в увеличенном приближении бинокля: вот она, в пяти шагах, эта
вода. И тоскою, странной, глухой, повеяло от лесов, потемневших на том
берегу перед вечером. Был высок тот берег Днепра, а в межлесье прорезала
полосу зари огромная высота, чистая, без кустов и деревьев. Там, на этой
высоте, спиной к западу, отчетливым силуэтом, раздвинув ноги, стоял высокий
немец, рядом сидели двое, прозрачные дымки сигарет таяли над их головами.
Орлова. - Уж больно ясно видны!
вдруг снизившись, с ревом пронеслась над самыми вершинами сосен, над нашим
берегом, ушла, врезаясь в закат, и немец на голой высоте прощально пилоткой
ей помахал. Теперь стало очень тихо, по-вечернему тихо и пустынно. Было
слышно, как листья в безветренном лесном покое отрывались, скользили между
ветвей, падали на песчаный бруствер окопа.
высотку эту на заметку возьми. Там что-то есть. В крайнем случае огнем
накроешь. А орудия будешь переправлять последними. После рот. Вот так. Где ж
этот твой усач гусар? Чего мешкает? Прилетят, это уж ясно.
восьмом часу вечера, ровно через двадцать минут после того, как Прошин
привел орудия на берег, в темном, сплошь вызвездившемся небе послышался
булькающий гул, и на той стороне с ясно слышными хлопками взлетели близкие
ракеты, выгнулись тревожными дугами до середины Днепра. Ракеты взмывали и
над той высотой, где стоял давеча немец, и над самой кромкой берега, и из
глубины леса справа и слева.
опустевшего батальонного окопа; Бульбанюк, офицеры и связисты были сейчас
под бугром, в кустах около воды, куда солдаты, разговаривая сдержанными
голосами, перетаскивали плоты из чащи - батальон готовился.
померкшем небе распустились, разбрызгивая свет, и поплыли над лесами первые
"фонари". Под Прошиным зашуршал, посыпался песок, и коленка его задела ногу
Ермакова.
опомнясь, снова сел на краю окопа, стесненно улыбнулся. - Не люблю я
бомбежку...
бы настроенный к занимательной и опасной игре.
пронизывающий звук. Бомбы ударились в землю, толкнули ее, песчаный окопчик,
осыпаясь, дернулся, затрясся под ногами, как живое тело.
последний "фонарь" устало догорел в лесах, багровое зарево в чаще - там, где
бомбили Золотушино, - буйно боролось с темнотой, а тот берег, черный,
затаенный, мертво молчал. Слабо, облегченно засмеялись в окопе, - кажется,
Прошин, и, невольно вспомнив радиста, оставшегося в штабе батальона, Ермаков
первым вылез из окопа; сквозь звон в ушах услышал он шорох осыпавшегося
песка под чьими-то ногами - от берега бежал к орудиям человек, затем голос
Скляра раздался из потемок:
рота... Вам поддерживать!..
свершиться сейчас".
мне, товарищ капитан?
было.
дыхание у всех замерло), и в черноте ночи, слившей без границ воду и небо,
он улавливал тихие всплески отплывающих от надежной земли плотов, и вся тьма
казалась живой, дышащей. Прошин шепотом сказал рядом:
темноты: "Вот бродяги!" - и кто-то сдавленно кашлянул, поперхнулся возле
орудий. Все, что жило и шепотом разговаривало на левом берегу, напрягалось в
нервном усилии увидеть, что сейчас было на воде, все это уже как бы не
существовало, а было одно горячее, азартное, что захлестывало Ермакова
всего: зацепиться в тишине за берег, подтянуть роты к лесу, атаковать
высоту, взять ее...
ракеты смешались, змеисто извиваясь в небе и в воде. Все замерцало: свет -
потемки, свет - потемки... Лихорадочно красными мотыльками забились вспышки
на том берегу Вперекрест запульсировали струи трасс, отвесно хлестнули по
воде сверху Свет - потемки, свет - потемки... В огнях ракет появилась река,
рассыпанные плоты по быстрине, смутные фигурки людей. Свет - потемки, свет -
потемки.
падали в Днепр, то разгонялись светом; пулеметные очереди мелькали вокруг
плотов, вонзаясь в воду, на плотах разом беспорядочно задрожали всплески
автоматов, и встречные трассы малиновым веером махнули по тому берегу; и
гулко и сухо забили винтовки. Плотно покрывая эти звуки, с тяжким звоном
распустились на середине реки мины. И следом за ними, туго сбрасывая высоту,
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий
Корнев Павел
Лукин Евгений
Зыков Виталий