Чтение 12–й страницы книги ~Капитан Сорви-голова~

Постельный режим, антисептика и поначалу легкая пища... Рана в пояснице?
Такое же лечение. Ранение желудка? И в этом случае ничего другого
рекомендовать не могу.

И при этом доктор каждый раз неизменно добавлял;

- Отлично. Все идет как по маслу. Быстрое и верное излечение.

Но вот он подошел к группе буров, лежавших на матрацах прямо на земле:

- Черт возьми, вот это мне уже не нравится!

Их было пятеро. Изуродованные, окровавленные, искалеченные, они без
малейшего стона переносили ужасные страдания.

Это были жертвы крупнокалиберного английского снаряда, который попал в
кучку солдат и, разорвавшись, убил наповал десять человек. Эти -
единственные, оставшиеся в живых. Но, боже, в каком они состоянии!

Растерзанные мышцы, раздробленные кости, разорванные сосуды - страшное
месиво из мяса, обломков костей, тряпья и сгустков запекшейся крови. Вид
этих несчастных был так страшен, что у Фанфана и Сорви-головы сжалось
сердце.

Даже доктор утратил свой дар красноречия и умолк: несмотря на
профессиональную выдержку, он был не в силах скрыть волнение.

Один, лишь с помощью Фанфана и Жана Грандье, исполненных усердия, но
близких к обмороку от жалости и страха, доктор приступил к своей работе.

Что за ужасная работа! Он ампутировал конечности, резал живое тело, рылся
в нем в поисках осколков или разорванной артерии, накладывал швы. Ему
приходилось теперь иметь дело с огромными повреждениями, трудность излечения
которых увеличивалась неизбежными осложнениями. Прибавьте к этому два
потрясения: шок, причиненный ранением, и шок, вызванный самой операцией. Они
ослабляют больного и уменьшают силу сопротивления организма, этого
могущественнейшего помощника хирургии. А тут еще сильная потеря крови,
вконец истощающая раненого.

Как долго тянулись и как мучительны были эти операции, производившиеся
без наркоза! Но бесстрашные буры со свойственным им мужеством стойко
переносили все страдания.

Закончив тяжелые операции, доктор Тромп направился к младшему лейтенанту,
терпеливо ожидавшему своей очереди. Его левая ключица была надломлена
ударом; который нанес ему Сорви-голова прикладом маузера; не действовала
рука; грудь была исполосована глубокими ранами, нанесенными обломком сабли,
превратившимся в руках капитана Молокососов в опасное оружие.

Доктор тщательно промыл раны обеззараживающим раствором и наложил тугую
повязку, чтобы воспрепятствовать проникновению в них болезнетворных
микробов. Затем, покончив наконец с печальными обязанностями врача, он
вскинул на плечи свой карабин, нацепил на поясной ремень патронташ и уже
готов был вновь наносить с помощью маленькой "гуманной пули" человеколюбивые
раны, которыми он так восхищался, исцеляя их.

Сорви-голова и младший лейтенант гайлендеров сразу же почувствовали
взаимную симпатию, несмотря на то что во время первого своего знакомства
они, мягко выражаясь, так неучтиво обошлись друг с другом.

Оба молодые, почти мальчики, в высшей степени храбрые и прямые, они были
решительными противниками во время битвы. Но их благородным натурам чужда
была и ненависть оскорбленного самолюбия и низкая злоба расовой вражды.
Отвага одного возбудила в другом лишь чувсгво уважения. Теперь уже не
существовало ни англичанина, ни француза-бура, ни победителя, ни
побежденного, а были двое отважных юношей, ставших друзьями.

Прошло около недели.

Ежедневно в свободное от службы время Сорви-голова часами просиживал у
изголовья раненого, который встречал его неизменной улыбкой и дружеским
рукопожатием.

Патрику становилось лучше, точно так же как и его отцу, хотя
выздоровление последнего шло гораздо медленнее, чем предсказывал слишком уж
оптимистически настроенный доктор.

Сорви-голова приносил им новости, стараясь чем только можно облегчить
участь пленников. В дружеской беседе незаметно шло время. Патрик рассказывал
о своих приключениях в Индии, Жан - о том, что пережил в стране "Ледяного
ада". Все это - к немалому возмущению Поля Поттера, непосредственная и
простая натура которого никак не могла примириться с этой дружбой между
вчерашними смертельными врагами.

Ненависть к завоевателям пылала в душе юного бура с той же силой, как и в
первый день их вторжения. Это чувство патриота обострялось еще ненавистью к
убийце его отца Ничто не могло ни смягчить, ни тронуть его. Затаив в душе
мщение, он шел к намеченной цели, не сворачивая, и сожалел лишь о том, что
пуля, уложившая волынщика, не покончила также и с полковником.

Неудивительно поэтому, что в его отношениях с на-чальником появился
заметный холодок. А в душе его зрел мрачный план мести герцогу Ричмондскому.

Офицеры-шотландцы, в свою очередь, не могли понять как это Жан Грандье,
образованный и богатый человек, мог до такой степени увлечься борьбой
каких-то мужиков южноафриканских республик за свою независимость

Однажды Патрик, желая объясниться, со своей обычной прямотой спросил
Жана:

- Вы ненавидите Англию?

- Нисколько. Англия - великая страна, и я восхищаюсь ею. Но теперь она
ведет несправедливую войну, и потому я сражаюсь против нее.

- Но это наше внутреннее дело: мы подавляем бунт в своей стране.

- Отнюдь нет. Буры не являются подданными Англии, следовательно, их
нельзя рассматривать как мятежников.

- Не будем играть словами, - возразил Патрик. - Южноафриканские
республики находятся в самом центре сферы английского влияния, и мы считаем,
что они составляют неотъемлемую часть королевских владений.

- Но, черт возьми, тут я не согласен с вами!

- Напрасно! Они наши на том же основании, что и Бечуаналенд*, и Родезия*
, и Капская* земля, и Англо-Египетский Судан*, и другие аннексированные
империей территории. И разве буры не такие же дикари? Это тупые крестьяне,
безграмотные в своей массе, отказавшиеся от благ современной цивилизации,
нравственно и физически нечистоплотные люди, закосневшие в своих примитивных
способах производства... Да, да, повторяю - дикари, вернее, белые,
вернувшиеся к первобытному состоянию. Мы, англичане, ставим их не выше
краснокожих, или арабов, или каких-нибудь кочевников Центральной Азии...

При этих словах Сорви-голова вспыхнул, потом побледнел и готов уже был
взорваться и выложить собеседнику начистоту свое возмущение, однако
сдержался и, решив юмористически парировать этот выпад, ответил добродушным
тоном:

- Но, милейший, эти дикари пользуются электричеством, строят железные
дороги, у них есть типографии, они производят современное вооружение...
Забавные дикари, не правда ли? Думаю, что они неплохо выглядели бы и в
Европе, хотя бы, например, в вашей Ирландии! А?.. Что же касается главы этих
"дикарей"-президента Крюгера, то князь Бисмарк ставил его куда повыше
биржевых спекулянтов, этих вождей европейских сиуксов*. А Бисмарк разбирался
в людях!

- О, Крюгер! Бесхвостая макака!.. Шут, еще более смешной и нелепый, чем
его изображают карикатуристы.

- А буры находят, что он самый прекрасный человек обеих республик, как и
вы, вероятно, видите в своей королеве Виктории самую прекрасную женщину
Соединенного королевства. Охотно присоединяюсь к обоим суждениям: старый бур
и старая английская леди прекрасны, как полубоги, но каждый в своем роде.

Этот меткий ответный удар так точно попал в цель, что ни отец, ни сын не
нашли слов для возражения.

После неловкого молчания полковник обрел наконец дар речи.

- Все это только слова, мой юный друг, - задумчиво произнес он, - одни
слова. Война - страшная вещь, и тот, кто начинает ее, должен быть неумолим.
Мой сын прав: буры - бунтовщики и дикари, и мы должны уничтожать их как
бунтовщиков и дикарей. Мы пришли сюда не для того, чтобы сентиментальничать.
Мы сражаемся здесь за самое существование Британской империи, и последнее
слово в этой войне скажем мы, хотя бы ради этого нам пришлось принести в
жертву двести тысяч человеческих жизней и потратить двести миллионов фунтов
стерлингов.

Сорви-голова вторично был вынужден подавить свое негодование.

Он как бы воочию увидел пропасть, которая отделяла его от джентльмена,
только что обнажившего перед ним всю свою высокомерную, эгоистическую и
жестокую душу английского аристократа. Жан вдруг почувствовал такой приступ
возмущения, что голос его задрожал:

- Не говорите так, милорд! Посмотрите, как добры и человечны к пленным
эти патриоты, которых вы хотите уничтожить. Они усердно ухаживают даже за
вами, несмотря на то что вы так безжалостно поступили с фермером Давидом
Поттером.

- Это был мой долг председателя военного суда, который я готов исполнить
снова хоть завтра.

- Вы снова приказали бы убить, почти без суда и следствия, патриота,
лишить семью супруга и отца только потому, что он защищал свою жизнь и
свободу?

- Без колебания! В полном соответствии с волей ее величества королевы,
желающей завоевать и окончательно присоединить к своим владениям обе
республики.

Сорви-голова вскочил, готовый на решительный отпор. Его остановил чей-то
крик, раздавшийся извне:

- Ты никого больше не убьешь, английский пес!

Угроза была произнесена дрожащим от ярости голосом. Капитану разведчиков
показался знакомым этот юношеский голос.

Очевидно, кто-то подслушивал их разговор, стоя за тонкой полотняной
стеной палатки.

Сорви-голова поспешно вышел, не сказав ни слова, отчасти для того, чтобы
узнать, кто кричал, но больше с целью прервать этот возмущавший его
разговор. - Не сердитесь же! - крикнул ему вдогонку Патрик. - Все это ничуть
не относится к вам. Лично вас мы глубоко уважаем. А угрозы мы не боимся.