Мюллером. Это будет нелегко, я понимаю. Обе стороны наточат ножи, но
элемент неожиданности даст вам очко. Вы отлично знаете, что ему не надо
показывать. Крайне важно не раскрывать наших агентов - даже если для этого
придется затемнить кое-какой важный материал. У Дэвиса же нет вашею опыта
соприкосновения с БОСС... и с этим их Мюллером.
- А почему мы должны что-то ему показывать, сэр?
- Вы когда-нибудь задумывались, Кэсл, что произойдет с Западом, если
золотые копи Южной Африки закроются из-за расовой войны. И война эта ведь
может быть проиграна, как во Вьетнаме. До того, как политики успеют
договориться, чем заменить золото. И Россия станет главным его
поставщиком. Это будет, пожалуй, посложнее нефтяного кризиса. А еще
алмазные копи... Компания "Де Бирс вест" покрупнее, чем "Дженерал моторс".
Алмазы ведь не устаревают, как автомобили. А есть и кое-что посерьезнее
золота и алмазов - там же добывают уран. Я полагаю, вам еще не говорили
про секретный документ Белого дома об операции под кодовым названием
"Дядюшка Римус".
- Нет. Ходили, правда, слухи...
- Так вот хотите вы или нет, а мы, Южная Африка и Штаты будем
осуществлять совместно операцию "Дядюшка Римус". Поэтому мы должны
держаться любезно с господином Мюллером - даже если он и шантажировал вас.
- И мне надо будет показать ему?..
- Информацию о партизанах, о поставках, осуществляемых, невзирая на
блокаду, в Родезию, о новых людях, ставших у власти в Мозамбике, о
проникновении русских и кубинцев... информацию экономического характера.
- А что же остается?
- Попридержите информацию о китайцах. Южноафриканцы склонны валить их в
одну кучу с русскими. А может настать день, когда китайцы нам понадобятся.
Мне эта операция "Дядюшка Римус" нравится не больше, чем вам. Политические
деятели называют это "реалистической политикой", а реалистический подход в
той Африке, которую я знал, никогда еще никому не сослужил доброй службы.
Моя Африка была моей сентиментальной любовью. Я по-настоящему любил ту
Африку, Кэсл. Китайцы, да и русские и американцы не любят ее... тем не
менее мы должны работать рука об руку с Белым домом и господином Мюллером
и участвовать с ними в операции "Дядюшка Римус". До чего же все было легко
в добрые старые времена, когда мы имели дело с вождями племен и шаманами,
и школами в буше, и дьяволами, и королевами дождя. Моя Африка еще была
немного похожа на ту, которую описывал Райдер Хаггард [Хаггард Генри
Райдер (1856-1925) - английский писатель, автор приключенческих романов,
действие их происходит на разных континентах, в том числе и в Африке, в
изображении которой превалируют экзотические мотивы и утверждается культ
сильной личности, прежде всего белого человека]. Неплохое было местечко.
Император Чака [Чака (ок. 1787-1828) - зулусский правитель, глава
объединения родственных южноафриканских племен] был намного лучше
фельдмаршала Амина Дада [Амин Дада (р. 1925) - политический и военный
деятель Уганды, в 1971 г. пришел к власти в результате переворота, в 1979
г. был свергнут]. Ну, в общем, постарайтесь быть пообходительнее с
Мюллером. Он ведь личный представитель самого шефа БОСС. Я бы предложил
вам сначала принять его дома - в порядке оздоровительной шокотерапии.
- Не знаю, согласится ли жена.
- Скажите ей, что это я прошу. Но решение за ней: если ей это слишком
мучительно...
Уже на пороге Кэсл обернулся, вспомнив о своем обещании.
- Можно мне замолвить слово за Дэвиса, сэр?
- Конечно. А в чем дело?
- Слишком долго он сидит в Лондоне. Мне кажется, надо бы его послать
при первой же возможности в Лоренсу-Маркиш. Пусть сменит агента Шестьдесят
девять-триста - тот тоже наверняка уже нуждается в перемене мест.
- Это Дэвис просил вас со мной поговорить?
- Не совсем, но мне кажется, он был бы рад уехать из Лондона - куда
угодно. У него нервы на пределе, сэр.
- В связи с чем?
- Сложности с девушкой, насколько я понимаю. И надоело ему сидеть за
канцелярским столом.
- О, насчет того, что надоело сидеть за канцелярским столом, - это я
понимаю. Посмотрим, что можно для него сделать.
- Я _действительно_ немного за него беспокоюсь.
- Обещаю вам, Кэсл, не забыть о нем. Кстати, этот визит Мюллера -
сугубо секретен. Вы же знаете, как мы любим, чтобы наши ящики были крепко
закрыты. Так вот, у вас теперь будет ваш личный ящичек. Я не говорил об
этом даже Уотсону. А вы не должны ничего говорить Дэвису.
2
В середине октября Сэм все еще считался в карантине. Осложнений у него
не было, и, значит, в будущем хотя бы с этой стороны можно было ничего не
опасаться, а его будущее всегда представлялось Кэслу полным
непредсказуемых ловушек. Шагая в воскресенье утром по Главной улице, Кэсл
вдруг почувствовал желание воздать благодарность Богу - пусть даже
мифическому - за то, что опасность для Сэма миновала, и зашел на несколько
минут в приходскую церковь. Служба близилась к концу, и прихожане -
принарядившиеся, и немолодые, и совсем старые - пели стоя, со своеобразным
вызовом "Там, вдали, зеленый холм за городской стеной", словно в глубине
души сомневались в этом факте. Простая, немудреная эта сценка с
единственным цветным пятном вызвала в памяти Кэсла местный пейзаж, который
часто можно увидеть на примитивных картинках. Городскою стеной можно было
счесть развалины крепости за железнодорожной станцией, а на зеленой
холмистой общинной пустоши, в верхней части заброшенного стрельбища,
когда-то стоял высокий фонарь, на котором вполне могли вешать людей. На
мгновение Кэсл, как это ни невероятно, чуть не присоединился к окружавшим
его людям и не уверовал в Бога - ведь не убудет же от него, если он
шепотом вознесет благодарность Богу своего детства. Богу общинной пустоши
и замка, за то, что с ребенком Сары ничего плохого пока не случилось. Но
тут грохот сверхзвукового самолета раздробил слова гимна, старый витраж в
западном окне задрожал, и задребезжал шлем крестоносца, висевший на
колонне, напомнив Кэслу, что мир повзрослел. Кэсл поспешно вышел из церкви
и купил воскресные газеты. Крупный заголовок на первой полосе "Санди
экспресс" гласил: "В лесу найден труп ребенка".
Во второй половине дня Кэсл взял Сэма и Буллера и, решив не тревожить
спящую Сару, отправился с ними на прогулку по пустоши. Он предпочел бы
оставить Буллера дома, но пес наверняка залился бы лаем в знак протеста и
разбудил бы Сару, а потому Кэсл постарался успокоить себя мыслью, что
Буллер едва ли встретит на пустоши кошку. У Кэсла в душе всегда сидел
страх после того лета три года тому назад, когда Провидение сыграло с ним
злую шутку, неожиданно выведя его к компании, устроившей пикник среди
берез, а с ними была роскошная кошка с голубым ошейником и малиновым
шелковым поводком. Кошка - сиамская - не успела даже взвыть от возмущения
или боли, как Буллер перегрыз ей хребет и швырнул труп через плечо, точно
человек, закидывающий мешок в грузовик. После чего пес умчался в рощу,
настороженно глядя по сторонам: ведь там, где одна кошка, наверняка должна
быть и вторая, - и Кэслу пришлось одному предстать перед разгневанными и
потрясенными участниками пикника.
Однако едва ли кто устраивает пикники в октябре. Тем не менее Кэсл
отправился гулять, лишь когда солнце уже почти село, и всю дорогу по
Кингс-роуд, затем мимо полицейского участка, что на углу Главной улицы, -
вел Буллера на поводке. Но как только они перешли через канал и новые дома
(они стояли тут уже четверть века, но все, чего не существовало, когда
Кэсл был мальчиком, казалось ему новым, вместе с железнодорожным мостом)
остались позади, он спустил Буллера, и тот, как хорошо выученный пес, тут
же уселся и не спеша оставил свою метину на краю дорожки. Глаза его были
устремлены куда-то вдаль, хотя смотрели в себя. Только в такие минуты
Буллер выглядел умной собакой. Кэсл не любил Буллера: он купил пса с
единственной целью - для спокойствия Сары, но Буллер оказался плохим
сторожем, так что теперь был для всех только обузой, - правда, с чисто
собачьим отсутствием здравого смысла он любил Кэсла больше всех остальных.
Папоротник стал уже тускло-золотым, как это бывает погожей осенью, и
лишь на утеснике сохранились редкие цветы. Кэсл и Сэм тщетно пытались
найти стрельбищные валы, которые холмиками красной глины некогда
возвышались на пустоши. Теперь их затянуло пожухлой зеленью.
- Здесь расстреливали шпионов? - спросил Сэм.
- Нет, нет. Откуда ты это взял? Здесь просто практиковались в стрельбе.
В первую мировую войну.
- Но ведь шпионы - они же есть, настоящие шпионы?
- Думаю, что да. А почему ты спрашиваешь?
- Просто хотел знать - только и всего.
А Кэсл вспомнил, как в таком же вот возрасте спрашивал отца, существуют
ли на самом деле феи, и ответ был менее правдивым, чем тот, который он
дал. Отец Кэсла был человек сентиментальный: ему хотелось любым способом
внушить своему маленькому сыну, что на свете стоит жить. Так что
незаслуженно было бы обвинять его в бесчестном поступке: он вполне мог бы
возразить, что феи - это символ чего-то существующего. Ведь и нынче
встречаются отцы, которые говорят своим детям, что существует Бог.
- Шпионы вроде Ноль-ноль-семь? [речь идет о герое шпионских романов
английского писателя Иана Ланкастера Флеминга (1908-1964), агенте
Британской контрразведки под номером 007, неуязвимом супермене: нули в его
номере означают право на убийство противника в случае необходимости]
- Ну, не в точности такие. - Кэсл попытался переменить тему разговора.
Он сказал: - Когда я был маленьким, я считал, что здесь, в старом
блиндаже, среди траншей, живет дракон.