Чтение 12–й страницы книги ~Избранные ходы~

Поборник честной погоды побрел домой синусоидальной походкой.

Мысль Решетнева, повторно оттолкнувшись от снеговика, устремилась по
особым ассоциативным каналам и взошла к тому, что провожатым во что бы то ни
стало, несмотря на поздний час и лютую вахтершу, необходимо проникнуть на
ночь в женский корпус вслед за девушками.

-- Иначе весь вечер пойдет насмарку, -- дооформил мысль Решетнев.

-- Может, попытаться уговорить дежурную? -- замялся Фельдман,
осматривая недоступный пожарный выход на втором этаже. -- Вдруг пропустит?

-- Бабка, мг-м, того... не молодая -- не уговоришь, так сказать, --
Матвеенков словно зачерпнул пригоршню из личного опыта. -- Будем, ну, это...
пробиваться здесь. -- На удивление легко воспрянув телом, откормленным по
беконному методу, с прослоечкой, Леша вмиг оказался на козырьке балкона.

Решетнев безошибочно повторил трюк. У Фельдмана сноровки не хватило. Он
метался под балконом, как лиса под виноградом, и шепотом умолял друзей
придумать что-либо. Ему подсказали найти какой-нибудь ящик. Фельдман не
поспешил бы на поиски с такой прытью, поучаствуй он в последнем субботнике,
во время которого все нужные и ненужные предметы были собраны в кучу и
сожжены. Прочувствовав невыполнимость затеи, Фельдман вспомнил, что он член
профкома, и отправился восвояси. "А ну их, этих девочек!" -- решил он уже в
постели.

Выходя утром из женского общежития, друзья напоролись на вахтершу.

-- Стойте! Как вы здесь оказались? -- запричитала она, схватив
Матвеенкова за рукав.

-- Да я... в смысле... безо всякого, так сказать, -- побрел Леша в свои
обычные в подобных случаях речевые дебри.

-- Ты мне не умничай! Корчишь из себя ненормального! Я двадцать лет тут
сижу и все ваши иностранные языки выучила! Разбираюсь, когда "ноль один"
звонить, когда "ноль два"!

Решетнев под шумок развернулся к балкону. Вчерашний пожарный маршрут
показался ему безопасней.

Спустя полчаса Решетнев возлежал в травмпункте.

-- Где это вы так? -- отвлекал его разговорами хирург, ощупывая больную
ногу.

-- Антенну с друзьями устанавливали.

-- Лучше бы к девушкам сходили, чем по крышам в такую погоду лазать, --
поглумился врач и что есть мочи дернул за пятку.

-- А-а! -- заорал Решетнев.

-- Ну вот, кажется, все. У вас трещина плюсны.

-- Серьезно?!

-- Шучу, у вас перелом, -- улыбнулся хирург.

535-я комната превратилась в палату. Посетители шли и шли. Даже в
понедельник, когда никто никуда не ходит.

-- Эк тебя угораздило, -- соболезновали они Решетневу. -- Жил же, как
человек, и на тебе -- по женским покоям понесло.

-- В жизни надо срываться, -- оправдывался Решетнев, используя любимое
выражение Бирюка.

Прихожане выражали потерпевшему соболезнование и попутно выметали из
тумбочек все продукты. Вместо того, чтобы, как подобает, приносить их
больному. Запасы 535-й таяли на глазах.

-- Как долго у тебя срастается кость, Решетнев! -- говорили сожители.
-- Похоже, она у тебя без всякого костного мозга! Ты нас по миру пустишь!

Самым методичным гостем был Матвеенков. Он являлся, сидел для приличия
минуты две-три у изголовья больного, а потом, жестикулируя сосисочками
пальцев, начинал элегию:

-- Я, так сказать, в смысле, одним словом, в крайнем случае, --
произносил он, словно пораженный моторной афазией.

-- В шкафу! -- обрывал его Гриншпон. -- От тебя ничего не скроешь!

Леша брал пять своих почти законных клубней и, заведя сложный
благодарственный монолог, исчезал за дверью.

-- Ты допускаешь потраву угодьев, Решетнев! -- негодовал Артамонов. --
За это раньше сажали!

-- Зачэм обижат чэловэк? -- защищал Решетнева Мурат. -- Тыбылыс лубой
гост надо отдать всо! Панравилса кинжял -- отдай кинжял, спросыли время --
отдай часы!

-- Понимаешь, брат, -- оттеснял Мурата Гриншпон, -- наш равнинный лабаз
не вынесет твоих высокогорных обычаев! И когда, наконец, тебе придет
денежный перевод от родителей на очередную помолвку?

Оставалось одно -- погрузочно-разгрузочные работы без использования
подъемно-транспортных средств.

Дабы не вымереть, 535-я комната была вынуждена устремиться на заработки
и, чтобы не попрошайничали, прихватила за компанию 540-ю, хотя Фельдман
обещал всем своим одногруппникам материальную помощь. Да еще почти силком
заставили отправиться с собой Пунтуса с Нынкиным, которые уже неделю
пытались впасть в спячку.

Город засыпал. Он долго ворочался -- искал удобную позу. То здесь гасло
и вновь вспыхивало окно, то там. Потом город долго вздрагивал во сне то
сиреной "скорой помощи", то запоздалым скрипом тормозов на перекрестке.

-- Хорошо зверям, -- говорил по дороге Нынкин, -- чуть голод -- сразу в
спячку.

-- У них хоть совесть есть, -- поддерживал вялый разговор Пунтус. --
Они нет-нет, да и просыпаются, а ты, если заснешь, то лет до сорока.

По ночам на холодильной базе платили вдвойне.

В этот раз рефрижераторы были с мойвой. Договорившись насчет оплаты,
студенты приступили к разгрузке.

Фельдман в основном перекуривал и болтался по складу. Совершенно
случайно он напоролся на чей-то тайничок с красной рыбой. Наверное, кто-то
из служащих припрятал, чтобы в удобный момент утащить, допустил он и
аккуратно переложил живность к себе в портфель. В конце разгрузки Фельдман
расколол о колено плитку свежемороженой мойвы и большую часть сунул за
пазуху.

-- Будет неплохим подспорьем, -- сказал он, застегивая куртку на все
пуговицы.

-- Да кто ее станет есть? -- попытались отговорить его друзья.

-- Ее надо уметь приготовить, только и всего, -- оправдал рыбу
Фельдман. -- У нас в стране -- дефицит поваренных книг, поэтому многое
залеживается. Никакой кулинарной культуры в быту!

На проходной студентам в рамках ежемесячника по борьбе с базовыми
несунами устроили проверку. Фельдман встал в очередь на досмотр последним --
боязно все-таки, хоть и рядовое, не для себя, но все же расхищение
социалистической собственности.

Пока ощупывали передних, мойва за пазухой Фельдмана быстро таяла.
Непоправимо быстро. Охранник, проверяя портфель, с ужасом наблюдал за
глазами Фельдмана, бегающими туда-сюда, как в нистагме. Глаза норовили и
спрятаться от непонятно откуда взявшегося стыда, и в то же время хотели все
вокруг видеть.

-- Кажется, переработал хлопец, -- пожалел Фельдмана проверяющий из
вневедомственной охраны.

-- Быстрее, дедуля, быстрее, -- крутился, как на огне, незадачливый
расхититель.

-- О! -- воскликнул дед, нисколько и никуда не торопясь. -- Красной
рыбы у нас на базе вроде бы не было! Где такую красавицу раздобыл?

Фельдман сообразил, что вагон красной рыбы разошелся по начальству
настолько тихо, что даже охрана не в курсе.

-- Рыбки мороженой почему не взяли? Питаетесь, небось, не шибко? --
спросил вохровец, не найдя мойвы, которая, как он считал, была единственным
товаром на базе.

-- Генералы не питаются отбросами! -- выдавил Фельдман фразу из шедшего
в "Победе" фильма и, будто ошпаренный, вылетел с проходной. Бросив на землю
портфель, Фельдман начал яростно раздеваться. Оттаявшие мойвинки
проскальзывали через штанины и, словно живые, падали у ног.

-- Не могли первым пропустить! -- посетовал Фельдман на друзей. -- Для
вас же старался!

-- Да ты, вроде, и не спешил, -- сказали Пунтус и Нынкин.

Грузчикам стало настолько жалко вымокшего друга, что Рудик предложил не
откладывая зайти в пивной зал "девятнарика", чтобы красную рыбу, которой
Фельдман намеревался полакомиться в Новый год, не есть всухомятку, да еще и
спозаранку.

В следующую ночь Фельдман на шабашку не вышел. Его уклончивая речь
перед бригадой прозвучала как-то неубедительно, и тогда Фельдман привлек всю
двигательную мышечную энергию, чтобы жестами доказать друзьям, насколько
чаще пробоины в отоплении общежития случаются ночью и почему он, как
дежурный сантехник на полставки, должен постоянно быть начеку, а не
таскаться по всяким базам!

А на самом деле Фельдман давненько наметил себе другой путь ликвидации
финансовых брешей -- втихую от народа занялся лотереей. Постоянное аллегри
после каждого розыгрыша придавало еще большую уверенность в успехе. Откуда
ему, наивному, было знать, что выигрышный билет нельзя купить как вещь --
такой билет могут или подарить, или всучить вместо сдачи за неимением
мелочи, а методичность здесь губительна и бесперспективна.

Остальные грузчики продолжили внеурочную пахоту, как бы желая узнать,
сколько можно выдержать вот так -- днем учеба плюс всякие секции, репетиции,
кружки и студии, а ночью -- работа.

В этот раз под разгрузку были выставлены вагоны с картошкой.

-- Жаль, Фельдмана нет, некому бульбы набрать, -- пригорюнился Нынкин.
-- А то каждый день вермишель вареная, вермишель жареная, вермишель пареная!

Уже в кишечный тракт въелась.

-- А мы иногда разнообразим, -- сказал Артамонов, -- едим прямо из
пачки. В таком виде она напрочь убивает чувство голода при исхудании...
Странно, что ее выпускает пищевая промышленность, а не фармацевтическая,