стали собирать книги. Затем мисс Миллер отдала новое приказание:
порциями какого-то кушанья, посредине подноса стоял кувшин с водой и кружка.
наливал себе в кружку, которая была общей. Когда очередь дошла до меня, я
выпила воды, так как чувствовала жажду, но к пище не прикоснулась, -
усталость и волнение совершенно лишили меня аппетита; однако я разглядела,
что это была нарезанная ломтями запеканка из овсяной крупы.
поднялись наверх. Усталость настолько овладела мною, что я даже не заметила,
какова наша спальня. Я видела только, что она, как и класс, очень длинна.
Сегодня мне предстояло спать в одной кровати с мисс Миллер; она помогла мне
раздеться. Когда я легла, я рассмотрела длинные ряды кроватей, на каждую из
которых быстро укладывалось по две девочки; через десять минут единственная
свеча была погашена, и среди полной тишины и мрака я быстро заснула.
Лишь один раз я проснулась, услышала, как ветер проносится за стеной
бешеными порывами, как льет потоками дождь, и почувствовала, что мисс Миллер
уже лежит рядом со мною. Когда я снова открыла глаза, до меня донесся
громкий звон колокола; девочки уже встали и одевались; еще не рассвело, и в
спальне горело две-три свечи. Я поднялась с неохотой; было ужасно холодно, у
меня дрожали руки; я с трудом оделась, а затем и умылась, когда освободился
таз, что произошло, впрочем, не скоро, так как на шестерых полагался только
один; тазы стояли на умывальниках посреди комнаты. Снова прозвонил колокол;
все построились парами, спустились по лестнице и вошли в холодный, скупо
освещенный класс; мисс Миллер опять прочла молитву.
то и дело повторяла: "Тише! Соблюдайте порядок!" Когда порядок был, наконец,
водворен, я увидела, что девочки построились четырьмя полукружиями перед
четырьмя столами; все держали в руках книги, а на каждом столе перед пустым
стулом лежало по огромной книге вроде библии. Последовала пауза, длившаяся
несколько секунд, во время которой раздавалось непрерывное приглушенное
бормотание множества голосов; мисс Миллер переходила от класса к классу и
шикала, стараясь водворить тишину.
место у стола, а мисс Миллер села на четвертый стул у самой двери, вокруг
которого собрались самые маленькие девочки; в этот младший класс включили и
меня и поставили в конце полукруга.
Нового завета, затем отдельные главы из библии, и это продолжалось целый
час. Тем временем окончательно рассвело. Неутомимый звонок прозвонил в
четвертый раз; девочки построились и проследовали в другую комнату -
завтракать. Как радовалась я возможности наконец-то поесть! Я чувствовала
себя совсем больной от голода, так как накануне почти ничего не ела.
стояли, дымясь паром, мисочки с чем-то горячим, издававшим, к моему
разочарованию, отнюдь не соблазнительный запах. Я заметила общее
недовольство, когда аромат этой пищи коснулся обоняния тех, для кого она
была предназначена. В первых рядах, где были большие девочки из старшего
класса, раздался шепот:
из старших преподавательниц - маленькая смуглая особа, элегантно одетая, но
несимпатичная; она торжественно села на почетное место за одним из столов,
тогда как более полная дама председательствовала за другим. Тщетно искала я
ту, которую видела накануне; она не показывалась. Мисс Миллер заняла место в
конце того же стола, за которым поместили и меня, а пожилая дама
иностранного вида - преподавательница французского языка, как я потом
узнала, - уселась за другим столом. Прочли длинную молитву, спели хорал.
Затем служанка принесла чай для учительниц и трапеза началась.
овсянки, не обращая внимания на ее вкус, но едва первый острый голод был
утолен, как я почувствовала, что ем ужасную мерзость: пригоревшая овсянка
почти так же отвратительна, как гнилая картошка; даже голод отступает перед
ней. Медленно двигались ложки; я видела, как девочки пробовали похлебку и
делали попытки ее есть, но в большинстве случаев отодвигали тарелки. Завтрак
кончился, однако никто не позавтракал. Мы прочитали благодарственную молитву
за то, чего не получили, и снова пропели хорал, затем направились из
столовой в класс. Я выходила последней и видела, как одна из учительниц
взяла миску с овсянкой и попробовала; она переглянулась с остальными; на их
лицах отразилось негодование, и полная дама прошептала:
оглушительный шум, - в это время, видимо разрешалось говорить громко и
непринужденно, и девочки широко пользовались этим правом. Разговор вертелся
исключительно вокруг завтрака, причем все бранили овсянку. Бедняжки! Это
было их единственное утешение. Из учительниц в комнате находилась только
мисс Миллер; вокруг нее столпилось несколько взрослых учениц, у них были
серьезные лица, и они что-то с гневом говорили ей. Я слышала, как некоторые
называли имя мистера Брокльхерста; в ответ мисс Миллер неодобрительно качала
головой, однако не делала особых усилий, чтобы смирить всеобщее негодование:
она, без сомнения, разделяла его.
от группы взрослых девушек и, выйдя на середину комнаты, крикнула:
среди воспитанниц воцарился порядок и после вавилонского столпотворения
наступила относительная тишина. Старшие учительницы заняли свои места;
однако все как будто чего-то ждали. На скамьях, тянувшихся по обеим сторонам
комнаты, восемьдесят девочек сидели неподвижно, выпрямившись; странное это
было зрелище: все с зачесанными назад, прилизанными волосами, ни одного
завитка; все в коричневых платьях с глухим высоким воротом, обшитым узеньким
рюшем, с маленькими холщовыми сумками (напоминающими сумки шотландских
горцев), висящими на боку и предназначенными для того, чтобы держать в них
рукоделие; в дополнение ко всему этому - шерстяные чулки и грубые башмаки с
жестяными пряжками. Среди одетых таким образом воспитанниц я насчитала до
двадцати взрослых девушек. Это были уже настоящие барышни. Такая одежда была
им совершенно не к лицу и придавала нелепый вид даже самым хорошеньким.
учительниц, причем ни одна из них мне не понравилась; в полной было что-то
грубоватое, чернявая казалась весьма сердитой особой, иностранка -
несдержанной и резкой, а мисс Миллер, бедняжка, с ее красновато-лиловыми
щечками, производила впечатление существа совершенно задерганного. И вдруг,
в то время как мои глаза еще перебегали с одного лица на другое, все
девочки, словно подкинутые пружиной, поднялись как один человек.
недоумевала. Но так как все глаза устремились в одну точку, посмотрела туда
же и увидела ту самую особу, которая встретила меня накануне. Она стояла
возле камина, - оба камина сейчас топились, - спокойно и серьезно оглядывая
воспитанниц, выстроившихся двумя рядами. Мисс Миллер подошла к ней и о
чем-то спросила; получив ответ, она вернулась на свое место и громко
сказала:
рядов. У меня сильно развита шишка почитания, и я до сих пор помню тот
благоговейный восторг, с каким я следила за ней. Теперь, при ярком дневном
свете, я увидела, что она высока, стройна и красива; карие глаза с тонкой
каймою длинных ресниц, полные ясности и благожелательности, оттеняли белизну
высокого крутого лба; тогда не были в моде ни гладкие бандо, ни длинные
локоны, и ее очень темные волосы лежали на висках крупными завитками;
платье, тоже по моде того времени, было суконное лиловое, с отделкой из
черного бархата. На поясе висели золотые часы. (Часы тогда еще не были так
распространены, как теперь.) Пусть читатель прибавит к этому тонкие
благородные черты, мраморную бледность, статную фигуру и движения, полные
достоинства, и вы получите, насколько его можно передать словами, точный
портрет мисс Темпль - Марии Темпль, как я прочла позднее на ее молитвеннике,
когда мне было однажды поручено нести его в церковь.
глобусами, стоявшими на столе, собрала первый класс и начала урок географии;
остальные классы собрались вокруг других учительниц; последовали занятия по
истории, грамматике и так далее; затем письмо и арифметика, а также музыка,
которой мисс Темпль занималась с некоторыми старшими девочками. Уроки шли по
часам, и когда, наконец, пробило двенадцать, мисс Темпль поднялась.
Она продолжала:
наверно, голодны. Я распорядилась, чтобы всем вам дали хлеба с сыром.
и тотчас вышла из класса.
подкрепились. Затем последовало приказание: "В сад!" Каждая ученица надела
шляпку из грубой соломки с цветными коленкоровыми завязками и серый фризовый
плащ. Меня нарядили так же, и я, следуя общему течению, вышла на воздух.
возможности заглянуть поверх нее; с одной стороны тянулась веранда; середину
Володихин Дмитрий
Конюшевский Владислав
Афанасьев Роман
Прозоров Александр
Емилина Ника
Пехов Алексей