Чтение 12–й страницы книги ~Жизнь и судьба~

окопы и землянки второй роты.

- Кто знает, счастливый ли я, - сказал Березкин и прыгнул на дно окопа.
- Как в полевых условиях, - проговорил он таким тоном, каким говорят: "Как
в курортных условиях".

- Земля лучше всего к войне приспособлена, - подтвердил Подчуфаров. -
Привыкла, - возвращаясь к разговору, начатому командиром полка, он
добавил: - Не то что повара, случалось, и бабу начальство отбирало.

Весь окоп шумел возбужденной перекличкой, трещал винтовочными
выстрелами, короткими очередями автоматов и пулеметов.

- Командир роты убит, политрук Сошкин командует, - сказал Подчуфаров. -
Вот его блиндажик.

- Ясно, ясно, - сказал Березкин, заглянув в полуоткрытую дверь
блиндажа.

Возле пулеметов их нагнал краснолицый, с черными бровями политрук
Сошкин и, непомерно громко выкрикивая отдельные слова, доложил, что рота
ведет огонь по немцам с целью помешать их сосредоточению для атаки на дом
шесть дробь один.

Березкин взял у него бинокль, вглядывался в короткие огоньки выстрелов,
языкастое пламя из минометных жерл.

- Вон, второе окно на третьем этаже, там, мне кажется, снайпер засел.

И только он успел сказать эти слова, в окне, на которое указывал он,
блеснул огонек, и пуля щебетнула, ударила в стенку окопа как раз между
головой Березкина и головой Сошкина.

- Счастливый вы, - сказал Подчуфаров.

- Кто знает, счастливый ли я, - ответил Березкин.

Они прошли по окопу к местному ротному изобретению: противотанковое
ружье было закреплено сошниками на тележном колесе.

- Своя ротная зенитка, - сказал сержант с пыльной щетиной и
беспокойными глазами.

- Танк в ста метрах, у домика с зеленой крышей! - закричал учебным
голосом Березкин.

Сержант быстро повернул колесо, и длинное дуло противотанкового ружья
склонилось к земле.

- А у Дыркина один боец, - сказал Березкин, - к противотанковому ружью
снайперский прицел приспособил и за день три пулемета сшиб.

Сержант пожал плечами.

- Дыркину хорошо, в цехах сидит.

Они пошли дальше по окопу, и Березкин, продолжая разговор, возникший в
самом начале обхода, сказал:

- Посылочку я им собрал, очень хорошую. И вот, понимаете, не пишет
жена. Нет ответа и нет. Я даже не знаю - дошла ли посылка до них. А может
быть, заболели? Долго ли в эвакуации до беды.

Подчуфаров неожиданно вспомнил, как в давнее прошлое время в деревню
возвращались плотники, ходившие на работу в Москву, приносили женам,
старикам, детям подарки. Вот для них строй и тепло деревенской домашней
жизни всегда значили больше, чем московский многолюдный грохот и ночные
огни.

Через полчаса они вернулись на командный пункт батальона, но Березкин
не стал заходить в подвал, а простился с Подчуфаровым на дворе.

- Оказывайте дому "шесть дробь один" всю возможную поддержку, - сказал
он. - Попыток пройти к ним не делайте, это мы сделаем ночью силами полка,
- после этого он сказал: - Теперь так... Не нравится мне ваше отношение к
раненым. У вас на КП диваны, а раненые на полу. Теперь так. За свежим
хлебом не прислали, люди едят сухари. Это два. Теперь так. Ваш политрук
Сошкин в дымину пьяный был. Это три. Теперь так...

И Подчуфаров слушал, удивляясь, как это командир полка прошелся по
обороне и все заметил... На помкомвзвода немецкие брюки... У командира
первой роты две пары часов на руке.

Березкин сказал назидательно:

- Наступать немец будет. Ясно?

Он пошел к заводу, и Глушков, успевший набить каблук и зашить прореху
на ватнике, спросил:

- Домой пошли?

Березкин, не ответив ему, сказал Подчуфарову:

- Позвоните комиссару полка, скажите ему, что я пошел к Дыркину, в
третий цех, на завод, - и, подмигнув, прибавил: - Капустки мне пришлите,
хороша. Как-никак и я начальство.

15

Писем от Толи не было... Утром Людмила Николаевна провожала мать и мужа
на работу, Надю в школу. Первой уходила мать, работавшая химиком в
лаборатории знаменитого казанского мыловаренного завода. Проходя мимо
комнаты зятя, Александра Владимировна обычно повторяла шутку, услышанную
ею от рабочих на заводе: "Хозяевам на работу к шести, а служащим к
девяти".

За ней шла в школу Надя, вернее, не шла, а убегала галопом, потому что
не было возможности поднять ее вовремя с кровати, - в последнюю минуту она
вскакивала, хватала чулки, кофту, книги, тетради, завтракая, давилась
чаем, а сбегая по лестнице, наматывала шарф и натягивала пальто.

Когда Виктор Павлович садился завтракать, чайник после ухода Нади уже
остывал, и его приходилось наново разогревать.

Александра Владимировна сердилась, когда Надя говорила: "Скорей бы
вырваться из этой чертовой дыры". Надя не знала, что Державин жил Когда-то
в Казани, что жили в ней Аксаков, Толстой, Ленин, Зинин, Лобачевский, что
Максим Горький работал когда-то в казанской булочной.

- Какое старческое безразличие, - говорила Александра Владимировна, и
странно было слышать этот упрек старухи, обращенный к девочке-подростку.

Людмила видела, что мать продолжала интересоваться людьми, новой
работой. Одновременно с восхищением перед душевной силой матери в ней жило
совсем другое чувство, - как можно было в горе интересоваться
гидрогенизацией жиров, казанскими улицами и музеями.

И однажды, когда Штрум сказал жене что-то по поводу душевной молодости
Александры Владимировны, Людмила, не сдержавшись, ответила:

- Не молодость это у мамы, а старческий эгоизм.

- Бабушка не эгоистка, она народница, - сказала Надя и добавила: -
Народники хорошие люди, но не очень умные.

Мнения свои Надя высказывала категорически и, вероятно, из-за
всегдашнего недостатка времени в короткой форме. "Мура", - говорила она с
большим количеством "р". Она следила за сводками Совинформбюро, была в
курсе военных событий, вмешивалась в разговоры о политике. После летней
поездки в колхоз Надя объясняла матери причины плохой производительности
колхозного труда.

Своих школьных отметок она матери не показывала и лишь однажды
растерянно сообщила:

- Знаешь, мне влепили четверку за поведение. Представляешь, математичка
погнала меня из класса. Я, выходя, рявкнула "гуд бай!", - все так и
грохнули.

Как многие дети из обеспеченных семей, до войны не знавшие забот о
материальных и кухонных делах, Надя в эвакуационное время много говорила о
пайках, достоинствах и недостатках распределителей, знала преимущества
постного масла перед коровьим, сильные и слабые стороны продельной крупы,
выгоды кускового сахара перед песком.

- Знаешь что? - говорила она матери. - Я решила: давай мне с
сегодняшнего дня чай с медом вместо чая со сгущенкой. По-моему, выгодней
для меня, а тебе безразлично.

Иногда Надя становилась угрюма, с презрительной усмешкой говорила
грубости старшим. Однажды она в присутствии матери сказала отцу:

- Ты дурак, - сказала с такой злобой, что Штрум растерялся.

Иногда мать видела, как, читая книгу, Надя плачет. Она себя считала
существом отсталым, неудачливым, обреченным прожить тусклую, тяжелую
жизнь.

- Дружить со мной никто не хочет, я глупа, никому не интересна, -
сказала она однажды за столом. - Замуж меня никто не возьмет, я кончу
аптекарские курсы и уеду в деревню.

- В глухих деревнях аптек нет, - сказала Александра Владимировна.

- Касаемо замужества твой прогноз чрезмерно мрачен, - сказал Штрум. -
Ты похорошела за последнее время.

- Плевать, - сказала Надя и злобно посмотрела на отца.

А ночью мать видела, как Надя, держа книжку в высунутой из-под одеяла
голой, тонкой руке, читала стихи.

Однажды, принеся из академического распределителя сумку с двумя
килограммами сливочного масла и большим пакетом риса, Надя сказала:

- Люди, и я в том числе, сволочи и подлецы, пользуются всем этим. И
папа подло обменивает талант на сливочное масло. Как будто больным,
малообразованным людям и слабеньким детям жить надо впроголодь оттого, что
они не знают физики или не могут выполнить триста процентов плана...
Лопать масло могут избранные.

А за ужином она вызывающе сказала:

- Мама, дай-ка мне двойной мед и масло, я ведь утром проспала.

Надя во многом походила на отца. Людмила Николаевна замечала, что
Виктора Павловича особенно раздражают в дочери именно те черты, которыми
она походила на него.

Однажды Надя, точно повторяя отцовскую интонацию, сказала о Постоеве:

- Жук, бездарность, ловчила!

Штрум возмутился:

- Как ты, недоучившаяся школьница, смеешь так говорить об академике?

Но Людмила помнила, что Виктор, будучи студентом, о многих