большую известность приобрел наш юный коротышка Алекс!
Они и не друзья мне вовсе, эти zasrantsy.
все сможешь рассказать и про лихие вылазки этих юных джентльменов, и про то,
как они сбивали с пути истинного бедного невинного коротышку Алекса. -- В
это время послышался звук другой сирены, но проехавшая мимо машина шла в
обратном направлении.
kozly их уже сцапали?
к твоей жертве, отвратный ты, подлый негодяй.
пьют сейчас в баре "Дюк-оф-Нью-Йорк". Заберите их, черт бы вас взял, pidery
вонючие! -- Тут снова раздался смех, и мне еще раз слегка сунули toltshok в
rot, о, бллин, бедный мой раскровененный rot! Вскоре мы подъехали к
ментовской, пинками и ударами мне помогли выбраться из машины, на ступеньках
участка вновь ждал меня изрядный toltshok, и я понял, что ничего похожего на
справедливость, на честную игру от этих podlyh gadov, tshiort бы побрал их,
не дождешься.
7
которой стояла жуткая vonn, как бы от смеси блевотины с пивом, хлоркой и
уборной, а исходила она из зарешеченных камер по соседству. Было слышно, как
некоторые из plennyh орут, ругаются в своих камерах, некоторые поют, причем
мне показалось, будто я разобрал слова одного из них:
раздался даже тот ни с чем не сравнимый звук, когда кому-то делают strashni
foltshok, после чего избитый взвыл: "Ааааааааоооооо", и его голос был похож
на vskritsh пьяной старой ptitsy, а не мужчины. В kontore со мной было
четверо ментов, они шумно прихлебывали tshai, большой чайник с которым стоял
посреди стола, и все они чавкали и громко рыгали, поднося ко рту свои
огромные мерзкие кружки. Чаю они мне не предложили. А предложили мне всего
лишь старое загаженное зеркало, чтоб поглядеться, и я действительно был уже
не тот симпатичный юный ваш повествователь, а просто zhutt что такое:
распухший pot, красные glazzja, да и нос тоже слегка покалеченный. Они от
души веселились, видя мой испуг, а один говорит: "Такой только в пьяном
кошмаре приснится! " Потом пришел главный мент, сверкая звездами на погонах,
дескать, вот какой я великий-превеликий, увидел меня и сказал: "Гм". Тут все
началось по-серьезному. Я говорю:
адвоката. Законы я знаю, vyrodki поганые. -- Конечно же, это вызвало у всех
громкий smeh, а мент со звездами сказал:
во-первых, тоже законы знаем, а во-вторых, что знание законов это еще не
все. -- У него был голос светского джентльмена, говорил он с этакой
утомленной ленцой и при этом кивнул и дружески улыбнулся тому, похожему на
быка толстому ubludku. Толстый снял китель, так что стало еще виднее его
пивное брюхо, вразвалку подошел ко мне, и когда он открыл rot в зловещей
усмешке, я почувствовал vonn чая с молоком, который он только что пил. Для
мента он был не слишком-то хорошо выбрит, на рубашке под мышками виднелись
разводья застарелого пота, а когда подошел еще ближе, от него пахнуло чем-то
вроде серы из ушей. Потом он сжал в кулак вонючую свою красную ручищу и
сунул его мне в poddyh -- низость какая! -- а все остальные менты, кроме
главного, хохотали в свое удовольствие, тогда как главный продолжал только
утомленно и скучающе ухмыляться. Меня отбросило к свежепобеленной стене, так
что весь мел с нее я собрал на одежду, пытаясь, несмотря на боль, перевести
duh, и тут нестерпимо подступило желание выблевать из себя клейкий пудинг,
которого я наелся дома перед выходом. Но таких vestshei я не терпел: как
это? наблевать по всему полу? Ну нет; и я сдержался. Потом вижу, этот жирный
молотила обернулся к своим ментовским друзьям, чтобы еще раз хорошенько
порадоваться с ними вместе; я мигом размахнулся правой ногой и, пока ему не
успели крикнуть, предупредить, треснул его со всех сил по голени. Ах, как он
завизжал, как запрыгал!
от одного к другому, как какой-нибудь изношенный и дырявый мяч, бллин, били
меня по beitsam, по morder, били в живот, пинали, и в конце концов пришлось
все-таки мне блевануть на пол, помню, я даже, как совсем уже bezumni,
говорил им: "Простите, братцы, я был не прав, я был очень не прав, простите,
простите, простите". Но мне дали обрывки старой gazety и заставили вытирать,
потом заставили посыпать опилками. А после чуть ли не дружески предложили
сесть и поговорить спокойно и po-tihomu. Потом посмотреть на меня зашел П.
Р. Дельтоид, спустился из своего кабинета, который был у него здесь же, в
этом же здании. Он выглядел усталым, griaznym, приблизился ко мне и говорит:
-- Тут он повернулся к ментам со словами: -- Привет, инспектор. Привет,
сержант. Привет, привет всем. Что ж, моя веревочка на этом рвется, н-да. Ах
ты Боже ж мой, что за вид у парня, что за вид! Поглядите, на кого он похож!
Он оказывал сопротивление аресту.
Глянул на меня своими холоднющими glazzjami так, словно я стал вещью, не был
уже избитым, окровавленным и очень усталым tshelovekom. -- Похоже, завтра
мне придется присутствовать на суде.
-- Замолвите там за меня словечко, сэр, пожалуйста, я не такой плохой! Меня
обманом завлекли мои дружки, сэр.
мент. -- И песня такая жалостная, того и гляди все растаем.
Завтра буду там, не волнуйся.
главный мент. -- Его подержат. Надо же как вас опять подвели!
человека, как он, от человека, которому положено превращать всяких plohishei
вроде меня в pai-mallfshikov, особенно при том, что вокруг было полно
ментов. Он подошел чуть ближе и плюнул. Да-да, плюнул. Плюнул мне прямо в
litso, а потом вытер свой обслюнявленный rot тыльной стороной ладони. А я
принялся тереть, тереть, вытирать оплеванное litso кровавым платком, на
разные лады повторяя: "Благодарю вас, сэр, спасибо вам большое, сэр, вы
очень добры ко мне, сэр, спасибо". После этого П. Р. Дельтоид вышел, не
сказав больше ни слова.
потом подписал, а я подумал, ну и пусть, будь оно все проклято, если эти
выродки стоят на стороне Добра, тогда я с удовольствием займу
противоположную позицию.
Пишите, пишите все до конца. Я не собираюсь больше ползать тут на briuhe,
мерзкие вы гады. Откуда хотите, чтобы я начал, поганые животные? С того
момента, когда меня последний раз выпустили из исправительной школы? Хорошо
же, начнем оттуда. -- И я как пошел, как пошел им выдавать -- выкладывал и
выкладывал, а стенографист, тихий человечек с испуганным litsom, совсем не
похожий на мента, исписывал страницу за страницей. Я выдал им по полной
программе: избиения, krasting, dratsing, делишки с добрым старым sunn-vynn,
все в kutshu вплоть до последней vestshi с участием богатой старой ptitsy и
ее вопящих kotov и koshek. И уж я постарался, чтобы мои так называемые
друзья были замазаны, что называется, ро ushi. Когда я закончил,
стенографист, казалось, вот-вот свалится в обморок, бедный kashka. Главный
мент участливо сказал ему:
покрепче нос и перепечатай всю эту грязь и мерзость в трех экземплярах.
Потом дадим ~их нашему симпатичному юному другу на подпись. А тебе, --
повернулся он в мою сторону, -- сейчас покажут твои апартаменты с
водопроводом и всеми удобствами. Ну, взяли, -- это он уже обращался к двоим
самым здоровущим ментам, причем голос у него стал опять утомленным. --
Уберите его.
затрещинами, и вбросили в камеру к десяти или двенадцати другим plennym,
многие из которых были пьяны. Были среди них действительно lizhasnyje,
звероподобные существа -- один с полностью сгнившим носом и ртом, отверстым,
как пустая черная дыра, другой валялся на полу и храпел, а изо рта у него
непрестанно сочилась какая-то слизь, третий весь свой kal откладывал себе в
shtany. Тут же оказались двое, видимо, голубых, которым я вроде как
приглянулся, один прыгнул на меня сзади, и пришлось устроить ужасный
dratsing -- действительно ужасный, потому что от напавшего исходила zhutkaja
vonn, как бы смесь гнилого болота с дешевой парфюмерией, такая гадкая, что
мне вновь захотелось блевануть, только желудок теперь у меня уже пуст был,
бллин. Потом руки распускать стал другой голубой, и между ними разгорелась
крикливая свара по поводу того, кому из них достанется моя plott. Поднялся
ужасный shum, явились двое ментов с дубинками, слегка обработали ими
голубых, и те затихли, спокойно уселись, глядя в пространство, причем no
litsu одного из них -- кап-кап-кап -- стекала каплями кровь. В камере были
нары, но мест на них не оказалось. Я залез на верхний ярус (ярусов было
четыре) и нашел там храпящего пьяного kashku, заброшенного туда, по всей
вероятности, ментами. Короче, скинул я его обратно вниз (он был не очень