на первую четверть XIII века -- в Париже встречаются молодой киевский боярин
Андрей Кучков и безымянный мастер, изваявший для собора Нотр-Дам знаменитую
химеру "Мыслитель" (или же "Дьявол-Мыслитель"), человек "происхождения
темного <...>, весьма искусный и очень ученый человек". Мастер говорит
о своем творении: "В молодости я имел много желаний <...> Год назад у
меня оставалось только одно: закончить статую, творение всей моей жизни. На
прошлой неделе я в последний раз прикоснулся к ней резцом, Теперь я больше
ничего не хочу". Мастер ведет Кучкова к своему творению: русский гость
пугается. На русских церквях он такого определенно не видал. Каменный дьявол
улыбается, высунув язык: он смотрит на остатки костра, где только что жгли
еретиков.
(горгулья по средневековой идее должна была скорей отпугивать нечистую
силу), не совсем мыслитель (скорей "наблюдатель") -- и не совсем цел (за
восемьсот лет мало что остается не тронуто эрозией). К счастью, он не стал
символом Франции, символов у нее много, да и Франция на свете не одна:
Савойя по сей день считает, что присоединена с помощью грубой силы, да и
провинции, что присоединились добровольно, "династически" или как-то иначе
-- отнюдь не слились в единое целое. И по-французски писали не одни
французы; даже если говорить только об оригинальном поэтическом жанре,
которому посвящена предлагаемая вниманию читателя антология, то кое-что
весьма значительное осталось и от Фридриха Великого, и от Марии Стюарт, и от
Райнера-Марии Рильке, и от Марины Цветаевой. Да и значение мирового языка
французский сохраняет по сей день: в Канаде, в Африке, даже в Океании
продолжает создаваться на этом языке литература. Дьявол с кровли Нотр-Дам...
наблюдает. "И язык высунул от удовольствия... Чему он радуется?" --
спрашивает в романе Алданова заезжий русский у мастера.
видимо, Франция в XIX веке стала родиной "проклятых поэтов", повлиявших на
всю мировую культуру так, как не влиял на нее, вероятно, ни один французский
поэт из числа творивших ранее. А порою сама литература влияет на жизнь так,
что меняется с ней местами: дети Виктора Гюго по воскресеньям ходили
смотреть на "папин собор": для них (да и для нас) Нотр-Дам существует не
только как собор сам по себе, но и как персонаж одноименного "папиного"
романа. Впору перекреститься, Химера на краю церковной крыши шутки шутит:
автор скульптуры не оставил своего имени потомству, зато собор обрел нового
творца.
загробному миру величайший поэт истекающего тысячелетия Данте Алигьери,
"Мыслитель" смотрел на Францию уже около столетия. Именно XIV век превратил
старофранцузский язык в промежуточное наречие ("среднефранцузский")*. В 1300
году родился старший из великих поэтов новой Франции -- Гильом де Машо.
Двумя годами раньше в генуэзской тюрьме закончил диктовать свою книгу
великий путешественник Марко Поло, немногими годами позже состоялся "процесс
тамплиеров", и непосредственно под присмотром нотр-дамовской Химеры сгорел
на костре Великий Магистр Жак де Молэ. Впрочем, Химера -- не одна; и даже
если с крыши Нотр-Дам костер не был виден -- без надзора нечистой силы тут
не обошлось.
святым годом, первым "Юбилейным" в истории, причем праздник этот оказался
любезен христианскому миру: с тех пор и доселе, каждые 50 лет (поздней --
25) католическая церковь праздновала и празднует все новые и новые Юбилейные
годы, рождаются все новые и новые великие люди (великие французские поэты --
в частности), а Химера с Собора Парижской Богоматери с тем же удовольствием
смотрит на Париж.
паперти этого собора последний потомок французских королей станет просить
милостыню. Сейчас, накануне наступления этого года интересно не предсказание
Нострадамуса, а то, каким образом в нынешней Пятой Республике таковой
потомок вообще отыщется: всю королевскую семью начисто истребили
многочисленные революции, да и у другой династии, императорской, тоже нет
прямых потомков. Впрочем, поклонники Нострадамуса всегда забывают, что его
"Центурии" -- это тоже стихи. Чего только не было за эти столетия написано
французскими стихами!.. Даже такие песни, как "Когда я пьян -- а пьян всегда
я..." и "Вставай, проклятьем заклейменный..." исторически имеют за собой
написанные по-французски оригиналы. Впрочем, в каждую эпоху песни популярны
разные, поэтому от наступающего двухтысячного года нужно глянуть в прошлое:
когда, собственно говоря, начала накапливаться сокровищница французской
поэзии?
года, -- этим годом датирован Верденский договор между внуками Карла
Великого о разделе его империи, едва ли не первый документ на французском
языке. Ныне это древнейшая из держав Европы, непрерывно существующая с тех
пор, как Карл Лысый стал ее королем. Легко подсчитать по датам, что наша
антология освещает две трети ее существования (в первую треть литература во
Франции тоже безусловно была, однако создавалась преимущественно на латыни,
плохо сохранилась, -- да и едва ли предки современных французов отчетливо
сознавали, что их родина именно Франция).
филология ХХ века: решительно во все века любая литература с достаточно
развитой традицией интересна: даже реформируя традицию как таковую,
преемники не могут вернуться на пустое место и в буквальном смысле слова
начать все сначала. Для того, чтобы опровергнуть предшественников, новым
поколениям приходится назвать этих предшественников по именам. А через
поколение или два второе отрицание возвратит свергнутым кумирам внимание
читателей, слушателей, зрителей. Лишь один пример: сорок раз вызывая на
сцену автора после премьеры "Сирано де Бержерака", зрители в декабрьские дни
1898 года аплодировали не столько Ростану, сколько Гюго: это романтический
Дон Сезар де Базан из появившегося на сцене семью десятилетиями раньше "Рюи
Блаза" обретал вторую жизнь. Одновременно в поэзии (пусть в качестве
стилизации) стал возвращаться к жизни жанр баллады, уже много столетий как
"отмененный".
"поминальные стихи" -- свидетельство живой литературной жизни и вечной
преемственности. Наша антология открывается стихами Гильома де Машо,
умершего в почтенном возрасте в 1377 году; тридцатилетний Эсташ Дешан
провожает его в последний путь балладой с рефреном "...Угас Машо, риторик
благородный"; через немногие поколения именно пародируя "Завещание" Дешана,
Франсуа Вийон создаст свое собственное "Завещание"; еще через недолгие годы
главной заслугой поэта Клемана Маро перед литературой окажется не столько
его превосходная поэзия (его не зря переводил Пушкин), а первое почти
научное -- даже по нашим понятиям -- издание произведений Вийона; именно
борьбой с вийоновской традицией рондо и французской баллады (во имя сонета!)
займутся лирики Плеяды в середине XVI века, -- глава Плеяды, Ронсар бросит
Сертаков Виталий
Контровский Владимир
Маккефри Энн
Маркелов Олег
Шилова Юлия
Смоленский Вадим