красивые зубы и крепкие блестящие щеки.
посмотрела вниз на город. Ручаюсь, что она впервые посмотрела
вниз. - Послушайте, это что?
апостол, вы не знаете?
по-итальянски. Мартышка расцвела, а я с гордостью слушал, как
старательно Сомов выговаривал слова.
это не Япония. Меня привезли не туда.
этот город. И эту башню.
все так безобразно.
достроили.
объясняла Сомову, слезы показались у нее на глазах.
выиграла в тото и купила туристскую путевку. Всю жизнь она
мечтала поехать в Японию. А теперь не знает, что здесь делать.
Дуреха, лучше бы она купила машину. - Сомов подмигнул мне. -
Жаль, что ты не знаешь итальянского, она бы выплакалась у тебя
на груди,
полоснула меня глазами, угадав мои мысли; черт знает, как это
происходит у женщин, но стоит что-нибудь такое подумать, и они
безошибочно чувствуют это. Из густой синевы ее накрашенных
ресниц вышли монахи в бурых власяницах, с выбритыми тонзурами,
они усадили ее в паланкин, она закричала, я выхватил шпагу, но
тут открылись ворота замка, и ко мне поскакали норвежцы в
шлемах и западные немцы с самурайскими мечами.
"Спасайся!"-крикнула синьора. Но я принял бой... наверное, я
победил. Конь мой устало трусил по узким улочкам Токио.
Старинный Токио, которого нет и не будет. Этот город напоминал
Киото, Курасики, отчасти Таллин и старый Псков, он был похож на
Зурбаган, на города, где в детстве мы совершаем подвиги и любим
безответно, преданно, как любят, когда еще не знают любви. В
стрельчатых окнах поднимались жалюзи, чьи-то глаза следили за
мною.
западные немцы, увешанные фотоаппаратами. У всех в карманах
торчали зеленые картонки, и гид поднял зеленый флажок, уводя их
к лифту.
Поднимались и опускались самолеты. Автобус с зеленым флажком
вез синьору сквозь Токио, а может, это был Детройт. Мелькали те
же мини-юбки и макси-пальто, пахло тем же кофе "эспрессо", на
экранах стрелял тот же агент 007, щелкали те же "кодаки". Токио
незаметно переходил в Осаку, а Осака - в еще какой-то город,
все было одинаково, как пилюли, поднимающие тонус,
успокаивающие, снимающие усталость, пилюли снотворные,
противозачаточные, стимулирующие...
глаз печально горели нити накала анодов, и катодов, и
электронных множителей.
Как, по-твоему, существует итальянская пуговица? - Он был
чем-то расстроен. Несмотря на это, он продолжал задавать свои
излюбленные дурацкие вопросы. Телескоп захлопнулся. Шторка
опустилась, и в объективе стало черно. -... Мы можем изменить,
но не остановить, - продолжал Сомов. -Все ваши слюни и заклятия
- сентиментальная труха... Бороться с техникой - все равно что
бороться с природой... - и тому подобное, и прочие, прочие
железобетонные неумолимые аргументы.
землю, они прорастали вглубь тоннелями, подземными заводами,
расползались, заглатывая деревни, моря. Рис выращивался в
лотке, в камне, и чай и яблоки росли под круглосуточным светом
дневных ламп, под гул кондиционеров. И новые поколения находили
в этих пейзажах свою лирику.
десять иен и посмотри вон туда. Там Черемушки. Купчино. Тот же
стандарт. Мы поносим наших архитекторов, они - своих. В Токио
строят, как в Барнауле. И квартиры такие же. Квартплата только
другая. Можете плакать со своей итальянкой над японскими
домиками из кипариса, над горницами, новгородскими пятистенками
с резными наличниками над колодцами. Их сносят. Ничего от них
не останется. Не будет ни твоих любимых татами, ни жаровен,
потому что дома проще строить бетонные и обогревать их
электричеством. Несмотря на всю твою скорбь, придется японцам
дома сидеть на стульях, за нормальным столом и спать на
кроватях. Ничего не поделаешь. Так удобнее. Не сидят же они в
автомобиле, скрестив ноги. Боюсь, что они сами не прочь
переселиться в европейские дома, да только пока это большинству
не по карману. Молись, чтобы остались палочки да чайная
церемония...
всех диапазонах, радиопророк. Иногда мне удавалось подставить
ему подножку, сбить его, и тогда он смотрел на меня опечаленно,
откуда-то из неодолимого, неизбежного будущего. Он был его
представитель, посланный к нам для разъяснения, а не для
споров. Сидя перед Садом камней, я представил себе, что
получится, если вместо этих камней сделать бетонные
параллелепипеды, вместо белого песка - асфальт, вместо
деревянных ступенек - застекленный зал радиобашни. Ничего не
получалось.
Японию сделают сплошным городом, когда все острова зальют
бетоном, что увидят люди, глядя на Сад камней? Что они
почувствуют? О чем они задумаются?
Тэйкё или эпохи Сётоку мы с Сомовым и Тэракура-сан были бы тоже
непонятными, нелюдями. А между тем пятьсот метров радиобашни
были для меня ниже, чем высота этих старых деревянных ступеней.
грохоча тяжелыми мечами, приходили сюда князья и их самураи.
Одних только князей набралось бы за эти столетия тысячи. Целый
стадион. Представляете - полный стадион князей, сидят себе
тихо, смотрят на камни и думают. Только что жгли, рубились,
казнили, пытали - и вот приехали, оставили на площади коней и
слуг и уселись... Что их влекло сюда?
необходимые военным людям. Недаром дзэн было популярно среди
военного сословия. Дзэн требовало воли для самоограничения.
Может быть, безжизненная красота этих камней позволяла думать
не о людях, а о человечестве. Наверное, это была немудреная
философия. Без всякой книжности, простая, доступная любому
простолюдину. Но все же они думали и что-то происходило в их
средневековых душах. А кроме них тут сидели монахи, поэты,
купцы. Приходили художники, чиновники, звездочеты и гейши,
студенты и ремесленники...
отрешенный от всех страстей быстротекущего времени. Другие -
аскетическую простоту, лаконизм," самоограничение, жестокое и в