фигура Санина и его лицо, освещенное синим светом луны. Он стоял в глубокой
росистой траве и смеялся.
дрожало и билось и мысли путались. Она слышала шаги Санина, уходившего по
шуршащей траве, и прижимала рукой колотившееся сердце.
гадость! Случайная фраза, а я уже... Что это, эротомания? Неужели я гадкая,
испорченная!.. Как низко надо пасть, чтобы подумать..."
и только чувствуя себя несчастной, жалкой и униженной. Она плакала о том,
что отдалась Зарудину, и о том, что уже она не прежняя, гордая и чистая, и о
том, что ей показалось страшного и обидного в глазах брата. Она подумала,
что раньше он не мог бы смотреть на нее так, а это потому, что она пала.
обидно, что она - женщина и что всегда, пока она будет молода, сильна,
здорова и красива, лучшие силы се пойдет на то, чтобы отдаваться мужчинам,
доставлять им наслаждение и тем больше презираться ими, чем больше
наслаждения она доставит им и себе.
спрашивала Лида, напряженными глазами глядя в тусклую тьму комнаты. -
Неужели я никогда не увижу другой, лучшей жизни!"
брать от жизни все, что интересно, приятно, нужно ей, и что она имеет право
делать все, что хочет, со своим, ей одной принадлежащим, прекрасным,
сильным, живым телом.
бессильно и тоскливо.
VIII
свободное время. Когда-то он мечтал сделаться художником, но сначала
отсутствие денег, а потом партийная деятельность загородили ему путь, и
теперь он занимался искусством только порывами и без определенной цели.
живопись не доставляла ему приятного удовлетворения, а возбуждала в нем
тоску и разочарование. Каждый раз, когда работа не давалась ему, Юрий
раздражался и страдал, а когда удавалась, он впадал в тихую и мечтательную
задумчивость, исходившую из смутного сознания, что все это бесполезно и не
даст ему успеха и счастья.
крупных и полных женщин, с красивыми голосами и нежными, немного
сентиментальными глазами. Все то, что он думал о ее симпатичности, чистоте и
душевной глубине, передавалось ему через ее красоту и нежность, и почему-то
Юрий не признавался себе в этом и старался уверить самого себя, что девушка
нравится ему не плечами, грудью, глазами и голосом, а именно своею
девственностью и чистотой. И думать так ему казалось легче, благороднее и
красивее, хотя чистота и девственность было именно тем, что волновало его,
зажигая кровь и возбуждая желание. С первого же вечера в нем выросла
смутная, знакомая ему, но еще не сознаваемая на этот раз, жестокая жажда
лишить ее чистоты и невинности, как вырастала эта неумолимая жажда и при
виде всех красивых женщин.
полная радостной солнечной жизни, Юрию пришло в голову написать жизнь. Он,
как всегда легко воспламеняясь, пришел в восторг от своей идеи и ему
показалось, что на этот раз он непременно справится с задачей до конца.
боясь опоздать, принялся за картину. Когда он клал первые мазки и на полотне
были только красивые сочные пятна, все внутри у него дрожало восторгом и
силой, и его будущая картина во всех подробностях легко и интересно вставала
перед ним. Но чем дальше подвигалась работа, тем больше и больше возникало
технических трудностей, которые Юрий не мог преодолеть. То, что в
воображении представлялось ему ярким, сильным и прекрасным, на полотне
выходило плоским и бессильным. И уже подробности не прельщали его, а сбивали
и раздражали. Юрий перестал останавливаться на них и стал писать широко и
небрежно, но тогда вместо яркой и могучей жизни начала выясняться пестро и
небрежно наляпанная грубая женщина. В ней уже не было ничего, что казалось
Юрию оригинальным и прекрасным, а все было вяло и шаблонно. И тогда Юрий
увидел, что картина его неоригинальна, что он просто подражает картонам Муха
и что сама идея картины банальна.
бы в подушку лицом и стал бы хныкать и жаловаться, кому-то и на что-то, но
не на свое бессилие. Но вместо того он угрюмо сидел перед картиной и думал,
что жизнь вообще скучна, мутна и бессильна, что в ней нет ничего, что еще
могло бы интересовать его, Юрия. Тут он с ужасом представил себе, что еще
много лет придется, быть может, прожить тут, в городке.
для него самого злобой стал счищать свою "Жизнь". Его раздражало, что то,
над чем он с таким восторгом трудился, исчезает с трудом. Краска отставала
неохотно, нож мазал, соскакивал и два раза врезался в полотно. Потом
оказалось, что уголь не рисует по масляной поверхности и это причинило Юрию
острое страдание. Он взял кисть и стал рисовать прямо коричневой краской, а
потом опять стал писать, медленно, небрежно, с тяжелым, грустным чувством.
Картина, которую он теперь задумал, не теряла, а выигрывала от его
небрежности и от тусклого, тяжелого тона красок. Но первоначальная идея
смерти почему-то сама собою исчезла, и Юрий рисовал уже "Старость". Он писал
ее в виде изможденной, костлявой старухи, бредущей по избитой дороге, в
тихие и печальные сумерки. На горизонте погасла последняя заря, и в ее
зеленоватом зареве чернели кресты и неопределенные темные силуэты. На спину
старухи страшной тяжестью налегал тяжелый, черный гроб и давил ее костлявые
плечи. И взор у старухи был мутный, безотрадный, и одна нога ее уже стояла
на краю черной ямы. Вся картина была сумеречна, грустна и зловеща.
стал что-то рассказывать, но Юрий не слушал и не отвечал.
Сварожичу пришел только потому, что не любил сидеть дома один. Он был
грустно и мучительно расстроен. Отказ Лиды все еще давил его, и нельзя было
разобрать, стыдно ли ему или грустно. Он был очень правдив и ленив и не
понимал тех сплетен о Лиде и Зарудине, которые уже мутно всплывали в
городке. Лиду он ни к кому не ревновал, а только страдал от разрушенной
мечты, которая одно время казалась ему так близка и ярка, что он уже был
счастлив.
все-таки не приходило в голову, что если это так, то и жить не стоит и надо
умереть. Наоборот, он думал о том, что теперь, когда его собственная жизнь
стала одним мучением, его долг, перестав заботиться о личном счастье,
посвятить свою жизнь другим людям. Он не мог отдать себе отчета, из чего это
вытекает, но уже смутно решил бросить все и ехать в Петербург, возобновить
сношения с партией и броситься очертя голову на смерть. И мысль эта
показалась ему высокой и прекрасной, а сознание того, что прекрасная,
высокая мысль - его мысль, смягчило грусть и обрадовало его. Собственный
образ вырастал в его глазах, окруженный милым, светлым, грустным ореолом, и
невольный печальный укор Лиде чуть не заставил его заплакать.
никакого внимания. Новиков встал и подошел.
какого-то сильного намека. Пока это было то, чего Юрий не смог бы окончить.
посмотрел на Юрия с наивным детским восторгом.
недостатки эти даже, пожалуй, очевидны и велики, но все-таки она интереснее
всех картин, какие он когда-либо видел. Почему это так, Юрий не отдавал себе
отчета, но если бы Новиков сказал, что картина плоха, он искренно обиделся и
огорчился бы. Но Новиков тихо и восторженно сказал:
вздохнул, швырнул кисти, измазав угол кушетки, и отошел, не глядя на
картину.
которое вызывало у него радость удачи, то есть в том, что он все равно
ничего не сумеет сделать из этого удачного наброска. Но вместо того он
подумал и сказал вслух:
разочарованная грусть кольнула его в сердце и он подумал: "И правда".
немного посмотрел на картину и лег на диван.
здорово!..
слова Семенова, отозвался Юрий, - что я ею сделаю?.. Так же будут казнить,
грабить, насильничать... Тут не статьями надо действовать! Я жалею, что
Доставалов Александр
Шилова Юлия
Суворов Виктор
Якубенко Николай
Андреев Николай
Фазиль Искандер