силами пытается придать проницательность:
взволнованно, у меня сдавило виски, меня даже замутило: я ужаснулся, что
Валтасар узнал причину моих мук, что сейчас скажет, как это смешно, жалко.
Он сказал о тройке, и я в облегчении обмяк.
вторую в нынешнем сентябре: я непонятно как не выучил формулу линзы. Гречин,
к счастью, вызвал меня вторым - первым минут пять безрезультатно протоптался
у доски Бармаль: за это время я успел что-то ухватить в учебнике, кое-как
наскреб на тройку.
ему сказать правду, если она такая, что я трушу самому себе ее высказать? И
я молчу, побито потупившись.
ошибаюсь, рассказывать мне почти все. Когда по тому темному делу меня
приглашали в милицию, ты сказал мне сам, как все было, умолчав, кто вывихнул
тому типу руку - Гога или этот ваш боевик Тучный (Валтасар вспоминал случай
полугодовой давности). Ты рисковал положением в вашей Коза Ностре (мафия,
Коза Ностра, триада - любимые его словечки в отношении нашей, в общем,
безобидной дворовой компании, о которой он сам отлично знает, что она
безобидная).
взад-вперед по комнате. - Да, авторитет - это много! Но скажи - я подводил
тебя? Я бессовестно тебя выгораживал перед милицией, ты вынудил меня
участвовать в вашей пиратской круговой поруке!
известным причинам, запомнился. И я, как положено, должен, я обязан был
заявить: "Вот он, мой сын, скрывает виновных - берите его!"
- все его справедливые слова бессильны вызвать меня на откровенность. Если
бы я мучился не из-за Елены Густавовны! Если бы это была Катя, Лидка
Котенок...
По русскому уже есть пять за диктант, по физике будет: еще только двадцать
первое сентября.
договорились?.." - она сказала тогда, на пляже, тоном неудавшейся строгости,
растерянно и щемяще. Передо мной стоял твердый овал ее лица; словно требуя
не противиться, губы были сжаты остротой внушения, и казалось: к ним
порывисто прижат палец.
за что не буду получать троек; смотрю сквозь него, видя ее рот, который
кажется мне и страстным и суровым, я творю ее бесподобное
заразительно-смелое выражение... мне и сладостно и неизъяснимо-горько:
ужасаюсь - вдруг реальность откажет ему в том значении, что мне так нужно...
не полюбит... С притворно сердитым лицом дернула меня за нос - я засмеялся
взбудораженно до помутнения.
лежа на животе, болтая ногами, как маленькая.
12.
вяло ковырялся в каше, а Родька спешил доесть ее, с вожделением поглядывая
на разрезанный краснейший арбуз, предназначенный на десерт. Валтасар
непрестанно выходил во двор, поджидая Евсея.
мной.
невинно скользнувший взгляд, почувствовал, до чего ему не терпится
рассмотреть меня с пристальной основательностью.
где ветер гонял пыль по засохшей грязи. Внезапно Валтасар воскликнул:
почему) подставил мне плетеное детское креслице Родьки, которое тот
презирал, так как "уже не маленький".
внучка его друга... э-ээ... Виолетта! Твоя ровесница. Чудесная девочка! У
нее ревматизм, она болезненно выглядит, но учится прекрасно. Умничка. И
какой голосок! Она станет певицей.
Пр-р-ридумали... - бешенство не дало мне выкричать все, что хотелось.
серьезностью. Евсей, демонстрируя сумрачную занятость, спросил Валтасара
отвлеченно:
крайне опасное, но ценное, зашептал мне:
- и случился вывих. Это легко выправляется. Будешь переписываться с
Виолеттой, встречаться, вы повзрослеете - переживете ничем не омраченный...
э-ээ... не омраченное... черт!.. словом - момент... словом, как мы все
мечтаем, создадите прекрасную семью...
сарказм вырвался неполно, но жадно:
рукой с выражением: "После такой глупости о чем толковать?" Родька,
по-видимому, согласился с ним и, вдруг вспомнив, что сейчас это ему сойдет,
вытер влажный после арбуза рот рукавом, а руки - о штанины. Затем он
приступил к следующему виду наслаждений: достал тазик и мыло - пускать
мыльные пузыри.
медленную, разделяемую паузами речь об уникальности Кара-Богаз-Гола, о том,
как страдал на берегах Каспия Шевченко. Оба, выпивая, как-то странно заметно
играли лицевыми мускулами; звякали вилки. В то время как надрывное оживление
скручивало силу моих нервов в тугой жгут, нестерпимо болезненный при
малейшем новом впечатлении, Валтасар потянулся ко мне с печально
полураскрытыми губами. Он изнемогал в опьянении, что было так на него
непохоже:
твоей ноги. Суть совсем не в том. Просто не может же она ждать, когда ты
повзрослеешь, получишь образование, начнешь самостоятельно зарабатывать... А
ныне тебе доступна лишь любовь на расстоянии, в глубине души. Люби,
пожалуйста! Но без троек! Любовь... э-ээ... в принципе, вдохновляет - так
закидай учителей пятерками, посвяти своей любимой будущую золотую медаль! -
он взял меня за плечи, прижался лбом к моему лбу: - Мысли о твоей ущербности
утопи в мозговой работе. Учись и достигай, и тогда станет неважно, хром ты
или у тебя ноги... я не знаю... как дубы... Будет важно, каков ты в твоем
избранном деле, вот на что будет смотреть умная женщина.
броских невероятий. Трогательность смятения обернулась некой заволокнутостью
сознания, что закономерно сопутствует выспренним абсурдам.
адресовал я Валтасару с медоточивой, мне запомнилось, интонацией.
пускают на улице...
каждый его толчок одержимо отрицал понятие фантастичности. Будущим летом,
заговорил я, она опять поедет отдыхать в Дербент, и пусть Валтасар меня
отвезет туда. Снимет мне комнатку рядом с тем местом, где будет жить она, и
уедет. А мы с ней станем купаться в море, ходить осматривать древние
крепостные стены, ворота...
таблетку.
доводом в пользу моего плана: - Мы будем с ней ходить в лезгинский театр!
все, все-оо знаешь! Это не из области химерического? Так делается! А что я
поп-п-просил - не делается? - у меня прыгали губы.
Афанасьев Роман
Каргалов Вадим
Емилина Ника
Глуховский Дмитрий
Шилова Юлия