занятием. Как в летаргическом сне они промаршировали по темной улице, и
мальчик долго провожал их взглядом, полным волнения и надежды.
английский государственный деятель; неоднократно возглавлял кабинет
министров, оказывал большое влияние на внешнюю политику страны, в течение
15 лет до смерти был министром иностранных дел] заявил, что если
правительство Греции не примет должные меры по делу дона Пасифико...
[Пасифико Дэвид - финансист, проживавший в Греции и имевший британское
подданство; после разграбления его дома в Афинах в апреле 1847 г.
предъявил претензии греческому правительству, требуя возмещения убытков;
Пальмерстон поддержал его и использовал этот факт как повод для блокады
греческого порта Пирея в установления английского господства в Греции]
сегодня.
потрепанные книжонки им высылала по почте фирма "Домашнее обучение" на
Патерностер-роуд. Полный курс наук, начинающийся разделом "Чтение без
слез", постепенно доходил до Билля о реформе [принятый в 1832 г. закон об
изменении английской парламентской системы, расширивший число избирателей
за счет городской и сельской буржуазии], лорда Пальмерстона и поэзии
Виктора Гюго. Раз в полгода они получали экзаменационные листки, и миссис
Феллоуз старательно проверяла ответы Корал и ставила ей отметки. Потом все
это отсылалось на Патерностер-роуд и спустя несколько недель попадало в
архив фирмы. Как-то раз миссис Феллоуз не выполнила своих обязанностей,
потому что в Сапате началась стрельба, и получила уведомление, в котором
было напечатано типографским способом: "Уважаемые родители, я с сожалением
отмечаю..." Беда была в том, что они уже на несколько лет опередили
программу, - где взять другие книги для чтения? - так что экзаменационные
листки на несколько лет отстали. Время от времени фирма присылала по их
адресу грамоты с тиснением, которые полагалось вставлять в рамку; в этих
грамотах было сказано, что мисс Корал Феллоуз с отличием перешла в
следующий класс, и в конце стояло факсимиле: Генри Бекли, бакалавр
гуманитарных наук, директор фирмы "Домашнее обучение"; иногда приходили
коротенькие, отпечатанные на машинке письма с тем же синим расплывчатым
факсимиле. В письмах говорилось: "Дорогая ученица, на этой неделе вам
следует обратить особое внимание..." Письма всегда были полуторамесячной
давности.
Только для себя. Я в рот ничего не могу взять, а папа на плантации.
вперед-назад и сказала:
дальнейших ответов; она прекрасно знала, что их не будет. Ей каждый раз
приходилось решать все самой. Бакалавр гуманитарных наук Генри Бекли
изложил всю священную историю своей ученице в одном из первых уроков, и
поверить во все это ей было тогда не труднее, чем в великана из сказки, но
к десяти годам она безжалостно отвергла обоих. Она уже начала учить
алгебру.
кухарку. Ее фигурка казалась еще более хрупкой, чем всегда, и еще более
непреклонной. Она отдала нужные распоряжения и пошла на склад осмотреть
шкуры аллигаторов, распяленные на стене, потом в конюшню проверить,
накормлены ли мулы. Шагая взад и вперед по раскаленному двору, она несла
свои обязанности осторожно - точно стеклянную посуду. Не было вопросов, на
которые у нее не нашлось бы ответа. Завидев девочку, стервятники
неторопливо взмывали в воздух.
этот счет не было.
гляди подойдет катер. - Она взяла отцовскую книгу записей и стала считать
банановые грозди по мере того, как их выносили - в каждой грозди, ценою в
несколько пенсов, по сотне бананов, а то и больше. Чтобы очистить сарай,
понадобилось свыше двух часов. Кому-то надо же заняться этим, ведь раз уж
случилось, что отец прозевал день отправки. Через полчаса Корал
почувствовала усталость. Это было необычно для нее в такой ранний час. Она
прислонилась к стене и обожгла себе лопатки. Ее не возмущало, что
приходится торчать здесь и присматривать за работами; слово "играть"
казалось ей бессмысленным: жизнь - это дело взрослое. В одном из первых
учебников, присланных Генри Бекли, была картинка: у кукол собрались гости
к чаю. Что-то совершенно непонятное - какой-то незнакомый ей обряд. Зачем
нужно притворяться? Четыреста пятьдесят шесть. Четыреста пятьдесят семь.
Пот струился по спинам пеонов, точно струйки воды из душа. У нее вдруг
острой болью пронзило низ живота. Она не успела записать в книгу одну
тачку, надо поторопиться с подсчетом. Впервые чувство ответственности
легло ей на плечи грузом, который несешь долгие годы. Пятьсот двадцать
пять. Боль была непривычная (нет, не глисты), но она не испугалась. Все ее
тело словно ждало такой боли, словно созрело для нее. Так и разум,
повзрослев, без сожалений расстается с нежностью. Это не детство уходило
от нее; детства она по-настоящему и не знала.
что-то неохотно - сама не сделаешь, кто же сделает? А сегодня ей хотелось
лечь в постель, уснуть. Пусть не все бананы будут вывезены - это не ее
вина, а отцовская. Может, у меня лихорадка? Ноги были ледяные, хоть и
стояли на раскаленной земле. А, ладно! - подумала она, покорно вошла в
сарай, нащупала там электрический фонарик и включила его. Да, кажется,
пусто, но надо довести дело до конца. Она шагнула к задней стене, держа
фонарик прямо перед собой. Из-под ног у нее выкатилась пустая бутылка. Она
направила лучик вниз - "Cerveza Moctezuma". Потом осветила заднюю стену:
внизу, у самой земли, было что-то нацарапано мелом; она подошла ближе - в
круге света белели маленькие крестики. Он, наверно, лежал среди бананов и
машинально чертил что-то и больше ничего не мог придумать, чтобы отогнать
страх. Девочка стояла, превозмогая боль, и смотрела на крестики. Какая-то
страшная новизна со всех сторон надвигалась на нее все утро. Будто этот
день хотел оставить по себе долгую память.
его. Щека у хефе была повязана платком - ему казалось, это облегчает
зубную боль. Когда лейтенант прошел во вращающуюся дверь, он натирал мелом
кий, готовясь к трудному удару. На полках позади бильярда стояли одни
бутылки минеральной воды и какая-то желтая жидкость под названием сидрал -
гарантированно безалкогольная. Лейтенант с осуждающим видом стал на
пороге: какой позор! Ему хотелось уничтожить в этом штате все, что может
дать иностранцам повод для насмешек. Он сказал:
готовностью подошел к двери. Лейтенант взглянул на счет очков - на кольца,
которые были нанизаны на веревку, протянутую через все помещение. Хефе
проигрывал.
открывать. - Когда они толкнули входную дверь, кто-то поднял кий и
потихоньку отодвинул назад одно кольцо в счете хефе.
магазины стояли на запоре - единственный пережиток, оставшийся от прежних
времен. Но мессу нигде не служили. Лейтенант спросил:
лейтенант.
он пекся, лег теперь к его ногам. Они прошли мимо нового клуба Синдиката
рабочих и крестьян; увидели в окно большие, броские карикатуры на стенах -
на одной священник облапил женщину в исповедальне, на другой потягивал
причастное вино. Лейтенант сказал: - Это все скоро будет не нужно. - Он
Конюшевский Владислав
Махров Алексей
Лукьяненко Сергей
Емилина Ника
Никитин Юрий
Шилова Юлия