городской площади высокое круглое деревян-ное здание с необъятной высотой.
да еще -- Гуссейн Бен-Гамо!..
которые питаются после глотающих финики арабов косточками, и самум, и Сахара
-- все при этой вывеске мелькнуло в памяти, и одна картина ярче другой
засверкали в воображении. И вдруг узнаю, что сам араб-кабил с женой и сыном
живут рядом с нами. Какой-то черномазый мальчишка ударил палкой нашу черную
Жучку. Та завизжала. Я догнал мальчишку, свалил его и побил. Оказалось, что
это Оська, сын араба-кабила. Мы подружились. Он родился в России и не имел
понятия ни об арабах, ни об Аравии. Отец был обруселый араб, а мать совсем
русская. Оська учился раньше в школе и только что его отец стал обучать
цирковому искусству. Два раза в неделю, по средам и пятницам с 9 часов утра
до 2 часов дня, а по понедельникам и четвергам с 4 часов вечера до 6 часов
отец Оську обучал. Араб-кабил был польщен, что я подружился с его сыном, и
начал нас вместе "выламывать". Я был ловчее и сильнее Оськи, и через два
месяца мы оба отлично работали на трапеции, делали сальтомортале и прыгали
без ошибки на скаку на лошадь и с лошади. В то доброе старое время не было
разных предательских кондуитов и никто не интересовал-ся -- пропускают уроки
или нет. Сказал: голова болела или отец не пустил -- и конец, проверок
никаких. И вот в два года я постиг, не теряя гимназических успехов, тайны
циркового искусства, но таил это про себя. Оська уже работал в спектаклях
("малолетний Осман"), а я только смотрел, гордо сознавая, что я лучше Оськи
все сделаю. Впоследствии не раз в жизни мне пригодилось цирковое воспитание
не меньше гимназии. О своих успехах я мол-чал и знание берег про себя.
Впрочем, раз вышел курьез. Это было на страстной неделе, перед причастием.
Один, в передней гимназии я делал сальтомортале. Только что перевернувшись,
встал на ноги, -- передо мной законоучи-тель, стоит и крестит меня.
вселились! А сам крестит.
пусть посмотрят...
ребятами покатаешь. Ишь ты, окаян-ный! Сам дошел... А я думал уж -- они в
тебя, нечистые, вселились, даповорачивают... Крутят тебя.
ГЛАВА ВТОРАЯ. В НАРОД
Костыга. Пудель. Понизовая вольница. Крючники. Разбой-ная станица. Артель
атамана Репки. Красный жилет и сафьянная кобылка. Средство от холеры. Арест
Репки. На выручку атамана. Холера и пьяный козел. Приезд отца. Встреча на
пароходе. Кисмет!
Вологды в Ярославль, там участи-лись холерные случаи, которые, главным
образом, про-являлись среди прибрежного рабочего народа, среди
зимогоров-грузчиков. Холера помогла мне выполнить за-ветное желание попасть
именно в бурлаки, да еще в лямочники, в те самые, о которых Некрасов сказал:
сторону Волги, дымившими у приста-ней пассажирскими пароходами, то белыми,
то розовы-ми, караваном баржей, тянувшихся на буксире... А где же бурлаки?
старик, лежавший на штабелях теса, выгруженного на берег, сказал мне, что
народом редко водят суда теперь, тащат только маленькие унжа-ки и коломенки,
а старинных расшив что-то давно уже не видать, как в старину было.
сейчас, так версты на две выше Твериц стоит; тут у нас бурлацкая перемена
спокон-веку была, аравушка на базар сходит, сутки, а то и двое, от-дохнет.
Вон гляди!..
из кабака. Они вышли со штофом в руках и направились к нам, их, должно быть,
привлек-ли эти груды сложенного теса.
лаптях, снял с шеи огромную вязку кренделей. Другой, коренастый мужик,
вытащил жестяную кружку, третий выворотил из-за пазухи варе-ную печенку с
хороший каравай, а четвертый, с черной бородой и огромными бровями, стал
наливать вино, и первый стакан поднесли деду, который на зов подошел к ним.
кармана около рубля меди и сереб-ра, отсчитал полтинник и предложил
поставить штоф от меня.
меня в артель возьмите, надо и лямку попробовать... Прямо говорить буду,
деваться некуда, работы никакой не знаю, служил в цирке, да пришлось уйти, и
паспорт там остался.
разговаривали... Принесли еще штоф и допили.
липовую машину станем!
продали на базаре за два рубля мои сапоги, купили онучи, три пары липовых
лаптей и весь-ма любовно указали мне, как надо обуваться, заставив меня три
раза разуться и обуться. И ах, как легко после тяжелой дороги от Вологды до
Ярославля показались мне лапти, о чем я и сообщил бурлакам.
длинный малый.
бурлацкому статуту не подобает расспрашивать, кто ты, да откуда?
Накормили меня ужином, кашицей с соленой судачиной, а потом я улегся вместе
с другими на песке около прикола, на котором был намотан конец бичевы, а
другой конец высоко над водой поднимался к вершине мачты. Я уснул, а кругом
еще разговаривали бурлаки, да шумела и ругалась одна пьяная кучка,
рас-пивавшая вино. Я заснул как убитый, сунув лицо в пе-сок-- уж очень
комары и мошкара одолевали, особенно, когда дым от костра несся в другую
сторону.
Травка не колыхнется, роса на листочке поблескивает... Ветерок пошевеливает
белый туман над рекой... Вдали расшива кажется совсем черной...
холодного песка бурлаков с заспан-ными лицами, кто расправлял наболелые
кости, кто сту-чал от утреннего холода зубами.
Выпивали... Отходили... Солили лом-ти хлеба и завтракали... Кое-кто запивал
из Волги в нападку водой с песочком и тут же умывался, утираясь кто рукавом,
кто полой кафтана. Потом одежу, а кто за-пасливый, так и рогожу, на которой
спал, валили в лод-ку, и приказчик увозил бурлацкое имущество к посуди-не.
Ветерок зарябил реку... Согнал туман... Засверкали первые лучи восходящего
солнца, а вместе с ним и вете-рок затих... Волга-- как зеркало... Бурлаки
столпились возле прикола, вокруг бичевы, приноравливаясь к лямке,
косной ревел:
и, наконец, якорь показал из воды свои черные рога...
ух...
месте, скрипнула мачта...
Орловский Гай Юлий
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Андреев Николай
Соломатина Татьяна
Перумов Ник