себя добрым человеком, а сейчас мечтаю об одном: дорваться до этих
гадов и пулей, зубами, голыми руками уничтожать, уничтожать,
уничтожать их!.." Но не только о семье думал он, семья как бы
растворилась в огромном понятии - народа, Родины.
меньше. Шофер прибавил газу. Ночь летела им навстречу, сухая, жаркая,
черная, и только контрольные посты и длинные вереницы "студебеккеров",
которые приходилось время от времени обгонять, напоминали о войне.
меньше всего ему хотелось брать с собой такого "туриста" и отвечать
потом за его жизнь...
капитан Сад. - Самые опытные ребята ушли с первой группой. - Он развел
руками.
Иннокентьевич умел, если это было нужно, не оскорбляя собеседника,
мягко подчеркнуть свою неумолимость. - "Товарищ подполковник" остался
в этой землянке, а выйдет отсюда просто Алексей Иннокентьевич. Скажем,
профессиональный переводчик. Причем я очень прошу вас, чтобы группа
знала меня только в этом качестве.
обстоятельствах. Ясно?
последнее заявление воспринято им как попытка смягчить горькую пилюлю.
Еще было видно, что его самолюбие задето недоверием, хотя война,
формировавшая его характер, научила капитана нехитрой премудрости,
парадоксальной, впрочем, для разведчика: чем меньше знаешь чужих
секретов (имеются в виду, конечно, не секреты противника), тем
спокойнее твоя жизнь. Пусть думает себе, что хочет, решил Алексей
Иннокентьевич, и больше не говорил об этом.
поглотили его. Оказавшись в положении исполнителя, человека
подчиненного, Алексей Иннокентьевич нашел в этом немало удобств; с
удовольствием он думал, сколько бы хлопот в другое время доставил ему
этот день; а сколько нервов! "Нет, определенно я что-то не так делал
до сих пор, как-то не так жил", - лениво, словно в полудреме,
рассуждал он.
Он шел вдоль опушки леса со свернутым мундиром немецкого пехотного
офицера под мышкой, и вдруг справа лес будто разрубили - открылась
прямая широкая просека, и в дальнем ее конце - очень красивый закат.
Алексей Иннокентьевич не остановился, шел и думал: ведь не исключено,
что он, возможно, видит закат последний раз в жизни. Ну вот возьмут да
и убьют его через несколько часов, при переходе линии фронта. Обычное
дело! И тогда уж он точно больше не увидит таких закатов...
думал он, - а вот ведь когда впервые довелось испытать такое".
армий правого крыла и центральной части фронта. Здесь, на юге,
наступление должно было начаться неделей позже, но капитан Сад был
уверен, что противник оттянет войска во вторую линию по всему фронту.
В первой линии остались только заслоны, а во второй в эту ночь царила
такая неразбериха, что пройти небольшой группой весь укрепрайон
насквозь не составило труда. Шли ходко, так что к трем часам утра
пересекли железную дорогу Коломыя-Станислав. Но к следующей ветке,
которая вела на Делятин, успели только на рассвете. Оставаться перед
нею было рискованно - открытое место; а пересечь страшно: видимость
исключительная; не дай бог, попадешь на глаза хорошему пулеметчику -
ведь в полминуты всех на полотне положит. Но капитан Сад сказал:
"Пошли", - и обошлось счастливо, и они уже при солнце пересекли
расположение 2-й танковой дивизии: измученные бессонной ночью и
бесплодным ожиданием русского наступления, венгры спали вповалку.
9
знать точно.
песчаного обрыва. Перед ними было озеро, такое же гладкое и белое, как
небо, а на том берегу, почти напротив, стоял замок.
километров, хотя и казалось, что он вовсе рядом: озеро скрадывало
расстояние. Замок стоял посреди долины; он был аккуратненький и
светлый, крытый красной черепицей, и даже башня из дикого камня
смотрелась весело.
стена раскаленного неба, а сюда докатывалась только слабая волна
пологих холмов, да и те вдруг расступались, словно напоровшись на
волнорез. Холмы разлетались в стороны, будто крылья, и неприметно
сходили на нет.
вспомнить, откуда эта глубокая царапина на кожухе его цейса; заклеить
бы надо, больно хороший бинокль.
антенна. Вполне может оказаться, что это какая-нибудь заурядная
фашистская радиостанция. - Алексей Иннокентьевич, хоть и не глядел на
капитана, почувствовал какое-то внутреннее движение в нем, усмешку,
что ли. - Я чего-то не вижу, Володя? Если не секрет - подскажите.
сектор обстрела.
хмыкнул в ответ, хотя в душе был польщен. А вообще-то, хвалить было не
за что, дело обычное, как говорится: этот хлеб едим. С лета сорок
первого года, день за днем, по многу часов подряд он изучал немецкие
позиции; сотни их прошли перед ним; и такие "технические детали", как
сектора обстрела, он регистрировал уже автоматически, почти без
напряжения мысли: просто констатировал очевидный факт - и только.
всех тонкостях и вариациях их фортификационного искусства, капитан Сад
знал, наверное, лучше, чем свое, российское, которое было под боком,
привычное и незаметное для глаза, как родная улица. Свое было частью
его жизни, и потому предполагалось, что уж это он знает тем более. Но
свое он не изучал, над своим не думал ночами, не искал в нем
закономерности и болевые узлы. Ему это не нужно было. Свое изучают,
чтобы совершенствовать и строить. А капитан Сад изучал, чтобы вернее
уничтожать. Такая у него была работа. Потому что перед ним был фашизм.
был не так пригож. Собственно говоря, это был вовсе никакой не замок,
а шляхетская усадьба с многочисленными службами и двухэтажным панским
особняком. "Псевдоклассический ампир", - с удовольствием (не все
вытравила из него война!) определил Алексей Иннокентьевич. Но башня
была настоящая, из дикого камня, не испорченная зубцами и
балкончиками. Ее чистый контур аккумулировал в себе столько истинно
замковой величавости и гордыни, что ее с избытком хватало на весь
ансамбль. Башня объединяла и облагораживала его.
их почти закрывала высокая стена из того же камня; стена была,
очевидно, декоративная, но тем не менее даже с сорокапяткой здесь
пришлось бы повозиться. Службы стояли серые, с замшелыми крышами;
только панский дом был подремонтирован недавно.
внимания разведчиков, если бы не антенна на башне. Вблизи она
наверняка была незаметна, но с этого высокого берега, да еще в
бинокль, смотрелась неплохо. Прекрасная современная антенна, явно не
кустарная.
истекает завтра. Так что этот замок - наш последний шанс.
не думал, что они такие. Я всегда знаете какими их представлял?..
образ руками, но тут же себя остановил: когда-то его учили, что это
неприлично, он все перезабыл давно, однако при Алексее Иннокентьевиче
старался держаться "хорошего тона" хотя бы в своем собственном
понимании его,
- Они будут стоять на вершинах неприступных скал. Или окруженные
рвами. Стройные. Все в зубчиках, словно их ножницами вырезали...
хотя он и не должен был задавать такой вопрос; лучше б ему поменьше
знать об Алексее Иннокентьевиче, даже таких пустяков.