восторга и какого-то благоговения, когда он тоже молился вместе с бабкой. О
чем молился? Просил ли он что, просто повторял таинственные слова или
шептал, поверяя что-то свое... Господи, как давно это было, ужаснулся
Усанков и увидел свою жизнь законченной и время, когда не будет ни Ильина,
никого из друзей, ни жены и самого его не будет. Время это выглядело
странным, пустынным, что-то в нем должно было, конечно, остаться от
Усанкова, как от деда остались в памяти наигрыш на балалайке и несколько
частушек, ничего больше детская память не сохранила. Почти от каждого что-то
остается. Правнукам достанется смутное предание о чиновнике, который с
кем-то там боролся, с каким-то прохиндеем, потратил на это годы и сам
погряз. Гордости от такого предка не будет. Ничем он не прославился.
Интриги, пустые хлопоты, в общем и целом, сочтут, что все те деятели друг
друга стоили, довели страну до ручки. Все лгали, обманывали, сцепились, не
разобрать, кто за что, кто прав, кто виноват - одна шайка-лейка. А ведь того
Игоря Усанкова природа кое-чем наградила, да все так и пропало.
Голову наклонил, смотрел в пол, словно на похоронах, словно в почетном
карауле застыл.
это было чем-то трогательно. "Господи, помилуй" повторяли они то часто и
быстро, то протяжно, вкладывая в слова эти мольбу и надежду. "Господи,
помилуй", - невольно стал повторять Усанков, представляя свои похороны,
гроб, оббитый шелком, кружевами, впрочем, бумажными, да и шелк не шелк,
только цветы настоящие. Гражданская панихида, речи, все тоже искусственное,
потому что никто не будет знать об истинном замысле жизни Игоря Усанкова,
так и не успевшего... Как детективный роман без развязки. Все заподозрены,
все под следствием... "Господи, помилуй!" - повторял Усанков, ужасаясь
несправедливости такого конца. "Господи, помилуй" - уже всей душой обращался
он, глядя в пронизанную дымными лучами высоту купола.
как живые. Опрятно начищенная бронза отражала крохотные огни, все кругом
золотисто мерцало. "Господи, помилуй меня, пока не свершится задуманное!"
молил, не просил, он слушал это песнопение, вдыхал эти запахи, куда-то
уплывал, растворяясь в этом неярком блеске.
Господи, помилуй и его, подумалось Усанкову, помилуй и вразуми. Именно
вразуми, ему нравилось это слово, пусть Господь вразумит его, иначе придется
его убрать с дороги. Хоть бы он убоялся...
старинных пушек. На одном из дубов чирикали, верещали воробьи. Все ветки
были усыпаны ими. Ильин смотрел на это кричащее дерево, блаженно улыбаясь.
кармане, извлек смятый конверт. - Бери.
словно предчувствуя.
словно милостыню подавал. Надо было бы пожать плечами тоже свысока. Вместо
этого схватил его, будучи не в силах удержаться, тут же развернул, проверяя,
не копия ли, все это поспешно, постыдно, обрадованно.
себе и еще больше к Ильину.
цену, распиндяй ты... - Усанков выругался, не сумев сдержать себя. - У тебя
и вправду мания. Кто боится, кто? Ты боялся, слабак ты, себе не поверил. Без
моего письма не мог. Свидетель тебе нужен был. Дохлая у тебя вера, на моей
бумажке заторчала, - он с яростью стал рвать письмо, складывал и рвал,
складывал и рвал. - Все! Другого свидетельства не будет!
собой. Обижаться, ссориться - все это давно не применялось в деловых
отношениях, это была непозволительная роскошь, да и бесполезная. В конце
концов, Ильин заслуживал благодарности.
означает: давай мириться, - Усанков пригладил волосы, вздохнул, словом,
сбросил с себя ношу. - Давай так: ничего не было, никого мы не видели, все
позабыли.
если это был знак?
Исцелители! Расплодилась нечисть, как мухи вьются над гнилью. Верный признак
разложения нашего общества.
пойти до конца.
горишь синим пламенем? Тебе спасаться надо. Если не дурдом, то все равно он
тебя доконает. Это мы с тобой тут лялякаем, а он времени не теряет. Он твоих
гавриков обрабатывает сейчас, чтобы они на тебя строчили. Он тебя ославит
так...
не заметил, скорей всего, из той толпы старушек и калек, что были на
паперти. Приоткрыв рот, он застыл, как бы вспоминая что-то, затем произнес
нараспев:
мир продолжается без людей!
замке показать.
закончить свои земные дела, помирать не люблю на ходу, - он сказал это
весело. - И вам не рекомендую.
будем мешать, человеку надо подвести итоги, мы пойдем.
Альберт Анисимович.
обоих.
такой священник Усанков в здешнем приходе.
не клейте мне.
стеклом подмигнуло. И, не дожидаясь ответа, он повернулся к Ильину. -
Оставить вас, наверное, грех. Но и уводить вас грех.
суета. Где ж это можно нынче жить по чести? Адресок имеешь? С этими вот,
бомжами? За чей счет вы жить изволите, а? И соблюдать чистоту? А я вот не
соблюдаю. Не в состоянии. По уши в грязи, да-с! - он весь изогнулся,
искривился, руками завертел, галстук его бордовый и тот винтом свернулся. -
Я бы тоже хотел, а вот должен вернуться, и если ты не согласишься подписать
бумагу, ту самую, если не соизволишь анонимочку оставить анонимочкой, то
сяду сочинять акт комиссии на тебя и твое бюро. Будем смешивать тебя с
дерьмом. Я ему формулировочки буду подсказывать. Обязательно буду. Такие
заверну, чтобы ты не отмылся никогда. А как же. Что, не хорошо? Так ты же
правды хотел. Вот и получай, чего кривишься. Буду угодничать, тебя
продавать, чтобы сохраниться. Вот, дорогой Альберт Анисимович, как оно
отрыгнется...
всей блокировкой, предохранителями не срабатывало. Сигналы доходили, а он
продолжал выворачивать себя наизнанку, получая удовольствие.
стыдно? Почему же? Ведь это ты заставляешь меня продолжать, да не то чтоб
продолжать, это я из-за тебя должен буду на брюхе выползать, по дерьму
елозить. Мне некуда укрыться - ты себе предков придумал, а у меня нету!..
людную. Альберт Анисимович шел впереди, он не мог слышать их разговора, но
тут он обернулся и сказал:
Презабавнейшие!
Зыков Виталий
Акунин Борис
Херберт Фрэнк
Круз Андрей
Посняков Андрей
Каменистый Артем